Не было старых (хотя и новых) обоев, не было старомодной вешалки с крючками и полочкой для головных уборов, не было пальто и стоптанных тапок. Ничего не соврал Николай. И подвесные потолки, и плазменный телевизор, и кофемашина. Всё, как обещал, без обмана.
На столе в круглой стеклянной вазе синели ирисы.
Он наблюдал за ней. Вера же растерялась, смутилась.
– Так что же не так? – мягко поинтересовался Николай.
– Я не знаю, я где-то не здесь была, – пробормотала Вера. – Я. Правда. С ума схожу.
Он торопливо принялся ее утешать:
– Ты могла перепутать подъезд, и ключи могли совпасть, знаешь, как в кино, «Ирония судьбы».
– Чушь. Нет. Подъезд тот.
– Этаж?
– Тот. Самый верхний.
– И крыша, заметь, не протекает, в доме был капитальный ремонт, весьма удачный, я тебе говорил.
– Да. Извини. Я не понимаю.
– И я. Но если всё нормально, давай я сделаю кофе. В холодильнике пачка, я оставил. Ты знаешь, что кофе надо хранить в холодильнике?
– Нет. Не важно. Я не хочу.
– Верочка?
– Что?
– Ты можешь бесплатно здесь жить. Сколько хочешь.
– Нет, Коля, бесплатно мне не нужно.
– Понял.
– Я хочу побыть одна.
– Понял. Ухожу. Ты только. Ты загляни всё же в холодильник.
Он оставил ее, слава богу, его присутствие было мучительно.
Вера обошла прекрасную квартиру, касаясь чудесных ровных стен комнаты, как будто зефирных.
Она вынула смартфон. Связь была, и прекрасная. Вера позвонила Алле и сказала, что приедет позже в связи с непредвиденными обстоятельствами.
– Может, тебе отгул взять? У тебя есть отгул.
– У меня встреча на двенадцать.
– Ну, будь молодцом, не опаздывай. А директрисе все-таки доложишь.
Кофемашина из светлого металла, основательная. Не кофемашина, а кофезавод. И Вера решила попробовать, какой получится кофе. Заглянула в холодильник, тоже из светлого благородного металла. Он умещался на крохотной кухне и не загромождал ее, так как всё здесь было продумано, просчитано, мебель, очевидно, делали на заказ. В холодильнике в прозрачном коробе торжественно лежал торт. Вера посмотрела на него недоуменно и затворила дверцу.
Вера сварила кофе, крохотную чашку густого эспрессо, и выпила его, стоя у окна, глядя на дальние башни, пытаясь вообразить, как люди в них спят или, может быть, завтракают, или уходят, покидают свои жилища, и в них сейчас темно и тихо.
Так, на сегодня кофе достаточно.
Вера взяла смартфон и сфотографировала дальние башни.
Чашку Вера вымыла. Подкрасила губы у овального зеркала в прихожей, погасила свет и вышла на площадку. Дверь она захлопнула, но замок отчего-то не защелкнулся. Вера вставила ключ в замочную скважину, повернула. Спустилась на марш и вспомнила, что вновь оставила смартфон, забыла на подоконнике.
Да что ж я…
Пришлось возвращаться, и вынимать ключи, и отпирать замки. Кто-то бубнил на площадке.
В прихожей стоял мужчина. Он оглянулся и посмотрел изумленно в открытую дверь.
Он ли спал сегодня на полу у стены, или кто-то другой, Вера не могла сказать точно.
– Простите. Я…
Вера не успела договорить, мужчина махом захлопнул дверь.
Кажется, он даже ее не заметил.
– Ничего себе, – сказала Вера. И надавила кнопку звонка.
Она слышала трезвон в квартире. Мужчина и не думал открывать.
Что было делать? И в полицию не позвонишь, смартфон за железной дверью, в плену, пока будешь бегать, его и следа не останется, да и уже нет. Бред. Бред.
«Вот сейчас открою дверь, войду и меня убьют», – так подумала Вера и принялась открывать замки (оба оказались замкнуты).
Вера вступила в прихожую с деревянным крашеным полом и оклеенными бумажными обоями стенами. Пальто на крючке. Ботинки. Вера об них споткнулась.
Гарик с ножом в руке (резал хлеб) направился в прихожую – на шум.
Вера вскрикнула.
– Ага, – сказал Гарик. – Вы.
Вера не отводила глаз от лезвия, от грозного кинжального клинка.
Когда-то в детстве Игорю (и Горюну – такие он носил тогда имена) выточили его в железнодорожных мастерских знакомые ребята. Ручка красивая, наборная, удобная. Мечта шпаны. Мать, конечно, отобрала, а когда он собрался учиться в Москву, вручила. Словно оружие собравшемуся в путь рыцарю.
– Я Лёху убью, пусть пишет завещание. Он вам ключ дал?
– Николай. Я у вас телефон забыла.
– Телефон не телефон, но какую-то штуку вы здесь действительно оставили.
– Смартфон. Будьте любезны, верните мне его.
– Не могу. Я бегал звонить этому идиоту Лёхе, не дозвонился, вернулся, а этой штуки нет, испарилась. А что это? Это какая-то новая разработка?
– Это я его забрала. Я его дважды забыла. Видимо, пока вы ходили звонить, я вернулась, но потом я сюда пришла с Николаем и опять забыла. Он должен быть на кухне. На подоконнике. Я там стояла и фотографировала вид из окна.
– Нет его на подоконнике. Правда. Проверьте. Пожалуйста. Проходите. Туфли можно не снимать.
И Вера прошла. Она поняла, что Гарик (тот самый мужчина, который захлопнул перед ее носом дверь), несмотря на клинок, безопасен.
На кухне (Вера уже поняла, что это будет за кухня и что, конечно, никакого смартфона на ней нет) Вера хотела спросить, не замечал ли мужчина странностей в своей квартире, и разрыдалась. Никогда еще с Верой такого не случалось, разве что в самом раннем детстве.
Гарик растерялся, спохватился, бросился усаживать Веру на табурет, подал воды.
Вера отпила глоток, шмыгнула носом, спросила разрешения пройти в ванную.
– Конечно, конечно! – воскликнул Гарик и побежал за чистым полотенцем.
Вера умылась холодной водой, он подал полотенце и сказал:
– У меня чай заварен.
Он налил ей чая, и себе налил чая, сахарницу придвинул, хлеб, колбасу.
– Не отказывайтесь, пейте, ешьте, найдем мы ваш этот смарт. Это всё Лёха, он прибрал, больше некому, ему заняться нечем, козлу, живет как в кино, сплошные приключения. Себе же на жопу.
Гарик придумал себе вот какое объяснение происходящего:
Вера (он уже спросил ее имя и назвался сам) работает в секретном НИИ, Лёха с ней, конечно, познакомился, он и с академиками знаком, и с космонавтами; удивительный прибор, который Вера забыла у него на столе, а потом еще где-то, – ее изобретение, о нем никто не знает, военная тайна; идиот Лёха (зачем я ему дал ключи от своей квартиры, вот дебил), этот хмырь болотный, сказал девушке, что она может здесь переночевать (почему-то ей негде переночевать, мало ли), зачем-то у нее оказался при себе этот смартфон. Да. И Лёха его спер. Шуточка такая. Нехилая такая шуточка. Были в этой версии нестыковки, но худо и скудно она всё же объясняла, годилась как заплатка.
Вера молчала, и Гарик ее не тревожил вопросами, тоже молчал.
Она отхлебнула чаю (и как будто вновь всхлипнула) и посмотрела в окно.
Серая мгла, окна мерцают в дальних башнях. На улице мгла, а на кухне, на клеенке – пятно света. Солнечный теплый луч. Вера протянула руку и пошевелила осветившимися пальцами.
– Откуда солнце?
– Из окна.
– А что там, за окном?
– Ну, солнце.
– А еще?
– Небо.
– Синее?
– Синее.
– А еще?
– След от самолета. В небе.
– А год нынче какой?
– А какой надо?
– Я серьезно.
Гарик взял с подоконника газету и протянул Вере.
– Сегодняшняя.
«“Известия народных депутатов, – прочитала Вера. – 1970 год. 19 сентября. Суббота”. А у нас вторник. 2017 год».
– Ого, – подумал Гарик, – значит, та штука была машиной времени.
Не то чтобы он враз поверил, что Вера из будущего, но и не отверг с налета и в сумасшедшие ее не записал. Он жил в эпоху, когда будущее казалось чем-то вроде рая, земли обетованной, куда очень хотелось заглянуть. И фантасты заглядывали, и вопрос о машине времени оставался открытым.
– А у вас что за окном? – спросил Гарик.
– Слякоть.
Вера, пожалуй, походила на иностранку. На француженку. Хотя француженки все худенькие, как школьницы, а Вера была как спелое яблоко. И пахла яблоком, садом. И прохладой. Туфли у нее в грязных каплях, и подол плаща. В грязных и непросохших. Так что – задумаешься.
Плащ, туфли, длинная юбка в косую клетку. Плащ синий, яркий – синяя шаровая молния. Не бывает синих молний, так будет. Кольца нет на безымянном пальце.
– Вы мне не верите.
– Почему? Смартфон этот был вполне фантастический.
– Это телефон. Без проводов. По сути, маленький компьютер. Но вы, наверное, не знаете, что такое компьютер? Ладно. Я пойду. Попробую. Не знаю. Что-нибудь.
Она поднялась и направилась в прихожую. И Гарик поспешил за ней. Открыл дверь.
– Лёха ваш тут ни при чем, – сказала Вера и шагнула через порог на площадку.
И тут же растаяла в воздухе.
Ошалелый Гарик выскочил на площадку, упустил дверь, и она захлопнулась.
Яблочный прохладный запах. Но и он растаял.
Вера стояла на площадке. Смотрела на захлопнувшуюся дверь.
Черный дерматин. Сухим блеском отсвечивающий глазок. Два замка. И ключи от них у Веры в сумке. Вера достала ключи, но открывать не спешила, не решалась. Услышала тяжелые и редкие шаги. Они приближались.
На площадку пятого этажа поднимался грузный мужчина. Его она недавно едва не сшибла. Он поднимался по маршу. Раз-два. Пауза. Раз и два. Пауза. В таком примерно ритме.
Уже на площадке взглянул хмуро и направился к соседней двери.
– Подождите, – сказала Вера. – Могу я попросить вас об одолжении?
Она попросила его отворить ей дверь, сказала, что ключ заедает, но вдруг у него получится. Он помедлил, но отворил. Отступил, и Вера услышала трезвон смартфона. Мелодию из сериала «Шерлок».
– Вера-Вера, – только и сказала секретарь (и надсмотрщик) Алла, когда-то однокурсница (и староста).
Вера добралась до работы в первом часу. Клиенты уже двадцать минут ее дожидались, спасибо, не роптали.
Опоздание свое, два с половиной часа, Вера отработала, вышла из конторы в половине десятого вечера. Глаза не смотрели, язык не ворочался, ноги едва шли. Даже есть уже не хотелось. Тем более не хотелось звонить Николаю. Да и что бы она ему сказала? Что если сама открывает дверь (сама и, наверное, без свидетелей; это еще следовало проверить), то попадает в квартиру 1970 года. В ту самую, очевидно. Та самая квартира, тот самый дом, тот самый город, та самая страна – время другое.