Несколько секунд я наслаждался чувством свободного полета, а потом туннель исчез в яркой вспышке. И я оказался…прямо в грязной луже. Встав на ноги я обнаружил, что меня с ног до головы покрывает ровный слой грязи.
– Твою мать! Да что же это за ху… – такого западла я от мира не ожидал и поэтому сильно расстроился. Ну а память услужливо стала подсовывать мне наиболее подходящие эпитеты для описания произошедшего. И этих эпитетов оказалось поразительно много.
Когда даже небо, казалось, немного покраснело то ли от стыда то ли от гнева, поток матов постепенно пошел на убыль. И вскоре совсем иссяк. Выговорившись, я в сердцах сплюнул в лужу, в которой до сих пор стоял и пошел к оторопевшим храмовникам. Видимо, ТАКИХ слов от воскресшего кумира они не ожидали.
– Ничего себе! – восхищенно протянул Крад, и остальные его поддержали. – Не знал, что грязь настолько боится ругательств, иначе бы учил послушников не как лучше всего очистить одежду в пути, а как покрепче ее обматерить. Я в недоумении посмотрел на него, не понимая, о чем идет речь.
«Ну, свалился немного в грязь. Что тут такого?» – недоумевал я и на всякий случай еще раз оглядел себя. И не зря.
Тогда как все храмовники благодаря их завидной реакции сумели извернуться и упасть на ноги, изгваздав при этом только сапоги и часть плаща, я рухнул в лужу полностью, но сейчас сторонний наблюдатель вряд ли поверил бы мне на слово. Потому что сейчас моя одежда была чиста как никогда. Пожалуй, в грязи оставались лишь немного сапоги, да нижняя часть плаща. Но их я испачкал, когда выбирался из лужи. Все остальное же было чистым, как в первый день творения, и не сверкало лишь по причине черного цвета.
– Научите? – спросил кто-то из храмовников, Вирна кажется.
– Как только сам пойму, как у меня это вышло, так сразу и отвечу на твой вопрос.
– Ландо, отдохнули немного и хватит! – взял дело в свои руки Крад. – Нам еще до города тащиться, покупать там лошадей и несколько дней ехать до Эрдана. Так что чем быстрее мы пойдем, тем раньше закончим. А значит пошли, а еще лучше – побежали!!!
Храмовники недовольно забурчали, но все-таки неохотно пошли в нужную сторону, постепенно переходя на бег. Я последовал за ними. Сначала пешком, а затем бегом. Боги, знал бы, что храмовники ТАК бегают, никогда бы не согласился с приказом Крада, а потребовал ме-е-е-едленной пешей прогулки. Но момент был упущен, и ничего не оставалось кроме как бежать наравне с остальными.
«Боги, и ради этого я выздоравливал?! – думал я, стараясь тем самым хоть чуть-чуть отвлечься от протестующе вопящих мышц. – Неужели только для того, чтобы сдохнуть сейчас? Нет, хватит с меня этого! Сейчас остановлюсь и спокойненько пойду пешочком. А они, если так спешат, пусть бегут хоть до бесконечности».
Но совершать задуманное я не спешил. Просто отчего-то безумно не хотелось показывать кому бы то ни было свою слабость. И поэтому стиснув зубы я продолжал бежать. А на смену усталости и лени приходили совсем другие мысли. Злые.
«Хрен вам! – осатанев, думал я. – Если храмовники правы, то я – Основатель, и этот бег для меня мелочь. Значит, когда-то в прошлом я не боялся выйти против армии орков. И поэтому сейчас не имею права уступить. И я не уступлю никому и ничему. Никогда! Я – символ ордена. Его знамя. И я не имею права на слабость. Потому что это моя судьба. И моя жизнь. А значит, я не уступлю».
Так думать было гораздо легче и приятнее. Боль и слабость под давлением самовнушения отступили и теперь я чувствовал лишь неземную легкость во всем теле. Казалось, что сейчас я смогу добежать до края света и не запыхаться. Сейчас любые проблемы виделись мне мелкими и незначительными. Для их решения хватит слабого сосредоточения. Я чувствовал себя всесильным. И от этого чувства хотелось смеяться и плакать одновременно. Но я лишь улыбался, чувствуя себя бесконечно счастливым и готовым на любые подвиги. «А почему бы и нет?» – мелькнула озорная мысль.
И для начала я легко догнал отряд. Пробежав несколько десятков метров наравнее со всеми, я несколько заскучал и рванулся вперед, обгоняя храмовников. Сейчас бежать было легко и приятно. Ветер озорно трепал мою одежду и волосы. А я радовался вместе с ним. Я был счастлив, но, к сожалению, не долго. Да и вообще, счастье обычно не длится долго. Всегда найдется что-нибудь или кто-нибудь, кто испортит любую радость. В моем случае этим чем-то оказались городские ворота. Словно из-под земли они выскочили передо мной, и я вынужден был затормозить. Сапоги заскребли дорожную пыль, и еще пару метров я двигался без собственного желания на одной лишь инерции. Набранная мной скорость во время бега оказалась приличной, так что остановиться я сумел лишь перед самым носом очумевшего от такого зрелища стража.
Но прийти в себя и задать интересовавшие его на тот момент вопросы он не успел. Потому что когда он уже почти справился с собой, то неосторожно бросил взгляд в сторону, откуда я прибежал и опять застыл как громом пораженный. Похоже, видеть пол сотни несущихся по дороге во весь опор храмовников ему еще не доводилось.
– Все когда-то приходится видеть впервые, – философски заметил я и отошел к стене.
Оперевшись о каменную кладку, я тяжело вздохнул. После остановки чувство эйфории прошло. И возвращение в привычный мир оказалось до того мерзким, что безумно захотелось сплюнуть иллюзорную горечь, ощущавшуюся во рту. Нет, бег не отнял у меня всех сил и не заставил болеть натруженные мышцы. Просто сам по себе столь резкий переход от безудержного восторга к повседневной тягомотине оказался едва ли не физически болезненным. И теперь мне требовалось время, чтобы прийти в себя.
Через пару минут отряд храмовников успешно достиг ворот. На мой взгляд, именно сейчас можно было приблизительно сказать, кто насколько давно уже в ордене. И для этого не надо быть провидцем или магом. Достаточно просто немного присмотреться. Присмотреться к тому, как выглядели храмовники. А выглядели они по-разному. Некоторые стояли сложив руки на груди всем своим видом показывая, что для них это не более чем легкая разминка и они хоть сейчас готовы пробежать еще десять раз по столько.
«Несомненно, это ветераны, – подумал я. – Элита Храма. Те, кто отдал ордену не одно десятилетие своей жизни. Возможно, они пришли в орден вскоре после его основания».
Но таких здесь было не много. Большинство составляли храмовники, которые просто переговаривались друг с другом. Они немного подустали и сейчас выравнивали дыхание, но при необходимости тоже могли бежать дальше.
«Середнячки, – мысленно обозначил я, но мгновенно поправился. – Хотя можно ли применять это слово к храмовникам? Ведь каждый из них намного превосходит простых воинов и тоже довольно сильно элитных. Даже самый слабый храмовник в честном бою способен справиться с отрядом из десятка наемников или же солдат любой из армий. Владыка – это бог Смерти, а его последователи – ее земные воплощения. Так что скорее они – костяк ордена. Именно на таких стоит Орден».
Разобравшись с «костьми» Ордена, я перенес свое внимание на последнюю, третью группу. Они устали и запыхались. Они пытались унять бешено колотящиеся сердца. Этих было даже меньше, чем героев. И не удивительно. Орден не терпел слабых. Однако они все равно были храмовниками. Почем? Ответ прост.
«По какой-то причине природа обделила их силой, выносливостью или, может, ловкостью, – отстраненно размышлял я, наблюдая за храмовниками. – Но взамен она одарила их бешеным упорством и силой воли. Поэтому никакие недостатки не смогли остановить их на пути к цели. И хотя в чем-то – или даже во многом – они были слабее своих родичей, но эта особенность поднимала их на ступень выше остальных. И если я сейчас продолжу бег, то они побегут. И будут бежать через «не могу» пока не упадут и не умрут. Именно такие люди являются самой сутью ордена. Его душой «.
Тем временем часть храмовников отделилась от основной группы, и проскользнула в город мимо пытающихся прийти в себя стражей. Я не обратил на них внимания. Сейчас мне было не до них. Я уже успел несколько прийти в себя, и теперь мир больше не казался мне огромной кучей навоза. Но все-таки он все еще не был таким, как хотелось бы. Мир все еще оставался не идеальным, но идеальным он быть не мог в принципе. Сейчас мне просто хотелось заново привыкнуть к его несовершенству. К сожалению, моего состояния Крад не понимал, и давать так необходимое мне время не собирался.
– А вы очень быстро восстановились после истощения, – заметил бывший наемник, подходя ко мне. – Просто не верится, что всего лишь пять дней назад с трудом могли держать ложку. А сейчас вон легко обогнали нас всех.
Вместо ответа я только пожал плечами. Говорить не хотелось. Звуки голоса почему-то казались грубыми. В мозгу у меня до сих пор звучали отголоски песни ветра, а по сравнению с ней любая речь звучит грубо и нещадно режет слух. Собственно сейчас даже думать было немного неприятно. Но храмовник этого не знал и поэтому продолжал издеваться над моим мироощущением.
– Я послал братьев за лошадьми для отряда, – между тем продолжал Крад. – Где-то через час они вернуться, и мы сможем продолжить путь.
Я снова пожал плечами. В данный момент мне было глубоко наплевать, когда и куда мы отправимся. Гораздо важнее было привести чувства в порядок, чтобы хоть смотреть на мир было не так противно.
«Проклятье! Как же все-таки хреново жить-то!!!» – борьба с восприятием шла не особо успешно. Поэтому я решил пойти другим путем.
Закрыв глаза, я сжал кулаки и изо всех сил напряг каждую мышцу. Постепенно тело наполнилось болью, которая без труда вытеснила из разума гадливость. Подождав на всякий случай еще минуту, я расслабился и открыл глаза. Теперь мир вокруг выглядел как обычно и не вызывал тошноты. Теперь можно было жить дальше.
Все это время Крад наблюдал за мной. А когда я открыл глаза, он просто отошел в сторону, так ничего и не сказав.
«Интересно, что он подумал? – отстраненно думал я. – Впрочем, какая разница! Каждый имеет право на собственные причуды. При условии, конечно, что они не мешают жить другим. А мои не мешают, так что пусть думают, что хотят».