– Ничего не говори. Твои знакомцы на немцев работают. Белые повязки на левом рукаве видишь? Полицаи они. Что, Степан, не веришь? Сейчас проверим.
Готовился я недолго. Снял пояс, скинул немецкую куртку, оставив на себе только Сашкину гимнастёрку. Ну не было у немцев формы моего размера, а та, что имелась, была полностью в крови. Стирать её у меня тогда времени не было, а форму гауптмана я изгваздал, когда разводящих выбивал. Положил всё оружие и изрядно полегчавший ранец, оставив только «вальтер» и убрав его за спину. После чего расстегнул гимнастёрку, чтобы выглядеть как можно беспомощней, и быстро перебежал к дороге.
Телеги неспешно приближались к нашей засаде. Место для неё мы выбирали так, чтобы от ближайшего поворота до самой засады было метров шестьсот. Чуть дальше по дороге располагался небольшой перелесок со съездом к крохотному озерцу, а дальше, километрах в пяти от нас, находился сам посёлок. Приближающихся телег было четыре штуки, на которых сидели шестеро мужчин разного возраста. К предпоследней телеге были привязаны ещё две лошади под сёдлами.
Подождав их совсем немного, я выполз на дорогу и стал, шатаясь, подниматься, опираясь на сучковатую палку. Выглядел я конченым чмошником – грязный, небритый, без пояса, в заношенной расстёгнутой гимнастёрке и с грязнейшем бинтом на голове.
Увидели меня мирные карельские крестьяне сразу, а увидев, обрадовались, как ближайшему родственнику. С телег соскочили, винтовки из телег достали и радостно принялись меня приветствовать, хорошо не по голове. Наш с Ристо и Степаном общий знакомец Микку, резво спрыгнувший с передней телеги, с ходу поздоровался со мной прикладом в живот. Хоть я и был готов к такому проявлению «дружеских» чувств, но удар был несколько, на мой взгляд, тороплив. Попасть Микку попал, правда, не туда, куда планировал изначально.
Уворачиваться я не собирался, просто хотя бы один из этих милых ребят мне нужен был живым, а то мои собеседники немного поднадоели. Скучные они у меня, неразговорчивые и новостей не знают, из болота же только что вылезли. Поэтому пришлось Микку обидеть, отоварив знакомца по мужскому достоинству кулаком, чтобы жизнь ему малиной не казалась. Произошло это несколько раньше, чем приклад его винтовки соприкоснулся с моим многострадальным организмом.
Микку выпустил из натруженных рук трёхлинейку, сложился пополам, рухнул на колени и, прижав руки к пострадавшему органу, начал беззвучно просить у меня прощения. Видимо, потерял голос, даже головой зачем-то в песок упёрся. Иногда у меня получается здороваться без слов, правда, Сашка вместе со мной поучаствовал. Ему тоже не нравится получать прикладом – организм-то у нас общий.
Был бы я один, здесь бы наш с Сашкой жизненный путь и закончился. Как оказалось, эти мирные карельские крестьяне совершенно не понимают шуток из моего босоногого детства. Даже странно. Вряд ли их детство от моего сильно отличалось. Только разве что временем. Пара стволов уже смотрели на меня, но тут раздался нестройный залп из пяти винтовок, а чуть позднее – торопливый топот ног моего засадного полка. Очень вовремя. Всё остальное – дело техники, мне даже работать не пришлось.
Нет, я, конечно, понимаю, что я провокатор. Но как было ещё объяснить моим наивным советским ребятишкам прописные истины? Они ведь пока бестолковку свою не разобьют, ничему не научатся. Маленькие они у меня, глупые, даром, что выглядят как взрослые.
Пяток минут мы потратили на складирование невинно убиенных нами полицаев на переднюю телегу и через весьма непродолжительное время уже сворачивали на полевую дорогу, ведущую к небольшому озеру. Не забыли мы и скорбящего по своим внезапно скончавшимся друзьям Микку. Ристо со Стёпкой притащили его под руки. Добрые у меня всё же ребятишки, жалостливые. Комсомольцы, мля. Моя бы воля, Микку бы у меня того же Степана на своём горбу притащил, во весь голос благодаря за доставленное удовольствие, но меня почему-то не спросили.
Подъехав к озеру, я предоставил своим друзьям возможность заниматься нашим всё возрастающим хозяйством, а сам полез смотреть, что мы надыбали в этот раз, так как телеги были чем-то здорово загружены. Оглядев их содержимое, я задумчиво поскрёб небритую щёку, посматривая на мирный пейзаж нашей стоянки.
Степан возился с той парой лошадей, которая была привязана к телеге, Ристо негромко по-фински беседовал с жалостливо ворковавшим Микку, остальные трое распрягали телеги, предоставив мне последнюю. В общем и целом всё правильно: обиходить лошадей в этом времени – основное занятие. Сама лошадка за собой не поухаживает, и напоить скотинку было необходимо, но я, оставив последнее транспортное средство, подошёл к Ристо.
Послушав пару минут эту дружескую беседу на незнакомом мне языке, я, ни слова не говоря, со всей дури отоварил сидящего на корточках Микку ногой в бочину. Не ожидающий подобного приветствия приятель Ристо с бабьим визгом отлетел в сторону. Получилось у меня, как в хорошем пенальти: полицая откинуло метра на полтора. На футбольном поле иногда такой пинок полностью меняет жизнь футболиста. Причём и того, кто бьёт, и того, кому достаётся. К моему глубокому сожалению, я не футболист, Микку – не футбольный мяч, да и немецкие сапоги – не бутсы, так что Микку выжил и со стоном скрючился на траве. Очень надеюсь, что пару рёбер мне всё же удалось полицаю сломать, но ничего страшного, часика полтора поживёт и так. Это не самые необходимые в данном случае органы. Чуть позже я и остальные рёбра ему переломаю вместе с другими костями в придачу.
Возмущению Ристо не было предела, он только набирал воздух в лёгкие, но я не дал ему сказать ни слова.
– Красноармеец Ярвинен! Смирно!
Тон и жесткость приказа здорово отличались от моей уже привычной для всех манеры общения, и Ристо, прямо кипящий от негодования до последнего предела, вытянулся по стойке смирно. Все остальные мои спутники недоумённо и с тревогой обернулись на нас.
– Ефрейтор Коляда. Красноармеец Фёдоров. Обыскать пленного. Раздеть догола. Нательное бельё тоже снять. Руки связать сзади, ноги – в щиколотках. Вставить кляп. – После чего подошёл к приходящему в себя полицаю, присел перед ним на корточки и дружелюбно произнёс: – Не скучай, дружок, я обязательно вернусь, и мы с тобой тоже поворкуем.
Пока ребята выполняли моё приказание, Ристо так и стоял за моей спиной по стойке смирно. Я же, повернувшись к Фёдору с Мишей, коротко приказал:
– Вы двое сходите к четвёртой телеге, гляньте, может, узнаете кого. – И, обращаясь к Ристо: – Красноармеец Ярвинен, кругом. Шагом марш за ними. – Ну и сам направился следом.
Последняя телега была накрыта брезентом, поэтому её содержимое не бросалось никому в глаза. Ничего необычного лично я там не увидел, но ребятам будет наверняка интересно. Самые обыкновенные трупы, два пограничника и сержант артиллерист. Побои, следы пыток, грязные, окровавленные бинты, босые ступни ног. На трупах присутствовали только подштанники, но покопавшись, я нашёл документы убитых.
Погибли бойцы совсем недавно, наверное, сегодня днём. Ранения старые, а вот побои и пытки свеженькие. Там же, в телеге, лежало и оружие, причём не только убитых красноармейцев. Было очень похоже, что полицаи выгребли чей-то загашник: два «нагана» в кобурах, девять трёхлинеек и пулемёт ДП с расщеплённым слегонца прикладом. Там же лежали два ящика «лимонок», десятка три других ручных гранат, пара противотанковых, наваленные кучкой обоймы, четыре диска от пулемёта и восемь цинков различных патронов.
Все остальные телеги были завалены содержимым самого обыкновенного лесного хутора. Продукты, тёплые вещи, в том числе женские и детские, тройка охотничьих ружей с боеприпасами и прочие хозяйственные мелочи, даже битая домашняя птица присутствовала. Полный ассортимент, если говорить короче.
Не скажу, что для меня всё увиденное было чем-то необычным. Сорок первый год. Пора перераспределения материальных ценностей. Райское время для шакалов. Возмущены мои бойцы очень сильно, а Ристо был просто в шоке. Ходить, смотреть и дышать у него получалось, а вот выражение лица с того момента, как он увидел замученного пограничника, у него не менялось.
Страшное зрелище прибило невозмутимого карела основательно. Видимо, мирный крестьянин за то короткое время, что они беседовали, уже успел качественно продуть своему соотечественнику уши. Единственное, что простой карельский пейзанин не успел сделать, так это объяснить моим наивным комсомольцам, что конкретно вот он, Микку, здесь совершенно ни при чём и его просто заставили злые и нехорошие дяди. Пришёл другой нехороший дядя, то есть я, и обломал Микку всю малину.
Я почти уверен, что сейчас эта скотина судорожно придумывает новую слезливую историю, которую будет со всем правдоподобием рассказывать. Ничего страшного, пусть сочиняет. Я тоже умею сказки рассказывать. Вот в одной моей сказке он уже с десяток минут, ёрзая всем телом, участвует со всем прилежанием. Сказка называется «покорми комаров». У них сегодня праздник, и если Микку будет себя неправильно вести, он станет кормить этих милых лесных кровопийц до самого утра.
Убитые пограничники были моим бойцам знакомы. Эти ребята служили на соседней заставе. Артиллериста не знал никто. Впрочем, это не удивительно – вдоль границы всегда стоят приданные части, и артиллерист вполне мог быть из одной из таких частей.
Не давая своим ребятам долго думать, я приказал:
– Фёдор, Костя, копайте могилу, надо похоронить ребят по-человечески. Разденьте полицаев догола и сложите в сторонке, потом отвезём трупы подальше и бросим в лесу. Степан, возьми битую птицу, развяжешь сидельцу руки, ноги не надо, и пусть ощипывает. Там ему и скажешь, что, если он меня расстроит и будет медленно работать… Остальное придумай сам, можешь не стесняться в выражениях. Затем вместе с Михаилом загоняйте телеги подальше и отведите лошадей пастись. Ристо, пойдём, пошепчемся.
После этого отвёл парня к воде и, предложив присесть, пояснил: