Замолчала светлоликая дева, и сын неба спросил: «Каково же третье испытание?»
«Оно таково, — отвечала прекрасная. — Далеко на севере высоко поднимается ледяная гора. В горе той по приказу хозяйки неба великим воротом была проделана дыра, в которой растет самый дивный и яркий звездный цветок. Тебе следует сорвать с него всего один лепесток и в руках принести его мне, чтобы он светил, когда я сама устану. А чтобы ты не нарушил условия и не выпустил по пути цветок из рук ни на миг, я сама буду следить в чешуйку-зеркало, что показывает настоящее».
Омрачилось чело сына неба, тяжко стало на сердце его. Не радостно было выполнять те задачи, но любовь его была сильна и горяча. Поклонился он деве, вышел за порог и пустился в дальний путь
Здесь Мирко опять остановился.
— И как, все он исполнил? — спросила Риита.
— А ты как мыслишь?
— Не знаю, — отвечала она. — Только я бы так никогда не сделала, пусть бы и до конца времен сулило мне это красоту, молодость да богатство. Мне тех звезд достанет, что каждую ночь на небо выходят.
— Они не только в небе, — проговорил Мирко. — У тебя в глазах еще… тоже.
— Вот как? — Риита с любопытством взглянула на него. — Не знала. Никто мне еще такого не говорил. Ты первый. — Она вздохнула. — Ладно, давай попробуем, что там вышло.
Риита встала, сделала пару шагов и, остановившись, добавила:
— А славно с тобой у костра ночевать. Тепло, и говоришь ты складно.
Поднялся и Мирко и направился было к шалашу, где остался его короб.
— Ты куда? — остановила его Риита.
— Да черпачок у меня берестяной в коробе. Пить-то из чего станем?
— Погоди, не нужно, — махнула рукой Риита. — Мы так, прямо из горшка. Так даже лучше.
Она уже сидела там же, на колоде, только теперь с питьем в руках.
Мирко подошел и остановился перед ней. Она подняла горшочек и протянула ему.
— Отведай, — едва слышно сказали ее губы, и Мирко скорее прочитал это слово, чем услышал. Глаза ее сейчас были теплыми, глубокими и влажными, как само озеро, жившее где-то рядом в ночи. Волосы немного выбились из-под венчика и разметались черными прядями, отчего девушка стала еще краше и ближе. Он перевел взгляд чуть ниже, где лежала, подрагивая отчего-то, нитка зеленых бус, поднимаясь и опускаясь на груди вместе с дыханием.
— Ну что же ты? Пей!
Мирко взял горшочек. Белая звезда плавала в нем, оживленная колебанием воды. Он поднес питье к губам и сделал первый глоток. Никогда до этого не доводилось ему пробовать нечто подобное! Трудно было узнать питье на вкус — оно было и сладким, и горьковатым, и терпким, и вяжущим. И покров лесной поляны был в нем, и свежесть утренней росы, и вековечная сила старого леса, и все, что успела передать окрестным землям мягкая озерная вода. Парень сделал еще несколько глотков. Сразу стало тепло, тело ощутило силу, а душа — легкость.
— Что скажешь? — лукаво, словно зная ответ, спросила Риита. Пока Мирко пил, она, затаив дыхание, смотрела на него.
— Да ты и вправду колдунья, — сказал он тихо. — В жизни такого не пробовал. Не знаю, какое питье Веснянка в травене-месяце Грому подает, только твое, наверно, не хуже будет.
— Ну так дай я сама испробую! — И девушка осторожно, с почтением даже, приняла из его рук горшочек и, выдохнув, будто решившись на что-то важное, стала пить.
— И точно, получилось, — прошептала она, оторвавшись. — Тепло как сделалось! Правда?
— Правда. Будто и не ночь, и не зарев-месяц. — Мирко расправил плечи. Дышалось в лесу всегда славно, но после нескольких глотков дивного напитка стало так легко и свободно, будто воздух сам собой вливался в грудь. — Кто тебя это делать научил?
— Все понемногу: и мать, и бабушка, и соседи, а больше лес да вот озеро это. А я им благодарна за науку.
— Это как?
— А так, что не боюсь купаться здесь и ночью ходить. А еще, когда травы здесь собираю или варю, всегда с озером поделюсь.
— А нынче что ж? — Мирко интересно стало, как это Риита приносит озеру требу. Да к тому же питье согрело так, что мысль о купании теперь, несмотря на позднее лето, не показалась нелепой.
— И нынче не поздно. — Риита встала. — Пойдешь со мной? — поманила она.
— Пойду. — Мирко шагнул за ней вслед. — Нешто можно за тобой не пойти?
— Можно, — отвечала она.
— Да только не сейчас, — был его ответ.
Мирко не забыл ни о спящем в шалаше Ахти, ни о бродивших по поляне лошадях, на которых снова мог напасть лютый кот. Но сейчас все это показалось ему совершенно невозможным и не стоящим того, чтобы ради этого сидеть как пень у костра.
Риита ступала уверенно, словно видела в темноте так же хорошо, как и при свете дня, и Мирко снова любовался на мягкую и гладкую ее походку без единого лишнего или неловкого движения, на тонкий и гибкий стан, который сейчас могла бы обнимать его рука, и это сейчас не виделось ему ни чем-то постыдным — для Рииты, ни похотливым — для себя, но безвинным и простым. Все же он не стал пока этого делать, испугавшись, что помешает Риите нести горшочек с травяным настоем.
Они вышли на небольшой лужок, туда, где берег не был подтоплен, не росли камыши и тростник, и только ветла склонилась над темной водой. По пути Риита успела сорвать еще какие-то травы, цветы и листики, и Мирко подумалось: «А вдруг она и вправду в темноте видит, как кошка?»
— Стой здесь, — тихо, но твердо сказала она ему. — Я близ ивы буду. Не должно тебе слушать, что я говорить стану. Поверь, ни единой скверны к тебе не пристанет, — добавила она серьезно.
— Верю. — Мирко мягко коснулся ее руки чуть выше локтя. — Ступай, делай все как заведено.
Риита подошла к иве, поклонилась низко дереву и, видимо, сказала какие-то положенные слова. Потом она обратилась к озеру, тоже с поклоном, плеснула из горшочка настоем: звук льющейся воды был негромок, но прозвучал отчетливо и таинственно в недвижной тишине ночи. Затем она по очереди отпустила по воде те травы, что собрала по пути, а после вновь отпила из горшочка. Вслед за этим она поставила его на землю и, распрямившись, напрягшись, точно натянутая струна, глядя куда-то в пространство, обратилась одновременно к небу, звездам, воздуху, лесу, произнеся длинное и замысловатое заклинание. Потом вздохнула глубоко, получив откуда-то весть о том, что все было совершено правильно и принесет одну только радость, и позвала:
— Мирко, теперь можешь сюда идти!
Он подошел.
— Красивое дерево, верно? — Она погладила ствол ивы, как что-то родное, близкое и разумное — совсем не так, как гладят мурлыкающего кота или радостно вертящую хвостом собаку.
— Верно. — Мирко тоже положил ладонь на ствол. Кора была шероховатой, приятной на ощупь и теплой. Он провел рукой вдоль ствола — и дерево, или это только показалось, ответило легким подрагиванием и шелестом серебряной листвы.
— Оно тебя признало, отвечает. Слышишь? — И глаза Рииты опять засветились тихой радостью и удивлением.
Он взял ее ладонь в свою, а другие их руки, хоть и не касавшиеся друг друга, соединяло мудрое дерево, и оба чувствовали это.
— Мирко, — сказала она немного смущенно, — а я ведь не только озеро благодарить сюда шла…
— Знаю, — понял он. — Ты еще искупаться хотела. Травы твои жизни прибавляют. Купайся, конечно, я мешать не стану, к костру отойду.
— Нет, не совсем так. — Девушка слегка сжала его пальцы, и рука ее чуть-чуть дрожала. — Чего мне тебя стесняться или бояться? Или ты разбойник какой, или оборотень? Вместе купаться будем, тебе тоже нужно — озеро так рассудило.
Мирко ждал этого, и только волнение, сковавшее его, не дало запрыгать, как мальчишке, от восторга. И он спросил осторожно и приглушенно, хотя голос все равно выдавал:
— Пристало ли девушке с молодцем купаться вместе? А ну, узнает кто?
Риита засмеялась тихо и светло:
— Разве тут есть худое? На Купалу все купаются — и ничего.
— Сейчас ведь не Купала!
— Что с того? Или Лада только людям благосклонна? Или ты зарекся с девицей какой? Или я жена чужая?
При слове «зарекся» Мирко ясно представил поросший сосной кряж, древнее святилище и каменное, прекрасное, точно застывшая песня, лицо женщины, столь же молодое и манящее, как лицо Рииты. Но богиня осталась там, на севере, в каменных оковах, девушка же была рядом — живая, горячая, близкая сердцу. Хотя на миг ему и показалось, что эти лица чем-то неуловимо, немыслимо, запредельно схожи.
— О чем задумался, добрый молодец? — Риита приблизилась к нему почти вплотную, и он ощутил на щеке ее свежее дыхание. — Или все сомневаешься, не мавка ли я? — Она сделала притворно большие русалочьи глаза, и пальцами принялась щекотать тихонько его запястье, незаметно перебираясь вверх по руке.
— А это и не важно вовсе. — Мирко перестал более смущаться и наконец сделал то, что хотел, — обнял девичий стан и привлек Рииту к себе. — Разве русалка — не девушка? Да все равно ты русалка, коли одна в ночи по лесу ходишь.
— Пускай, — прошептала Риита. — Давай купаться. Он не сразу отпустил ее, а отпустив, снял куртку из овчины и рубаху, скинул сапоги и онучи. Риита стояла против него и смотрела.
Он взглянул на нее вопросительно.
— Или мне отвернуться?
— Зачем? — сказала она ласково. — Нешто русалке пристало бояться того же, что и людям? Смотри, какая я красивая!
Она сняла венок и драгоценный венчик, осторожно положила их на траву, подняла одно из полотен поневы — Мирко увидел расшитый все теми же папоротниками подол рубашки — и наклонилась развязать шнурки на черевичках.
— Помоги, — попросила она.
Мирко присел перед ней и непослушными пальцами стал развязывать затяжки. Девушка приподняла ногу, и он осторожно снял обувку, а затем и носочки-копытца.
— Дальше я сама, — остановила его Риита. Она сняла поневу, оставшись в одной рубашке. — Что, хороша? — спросила она, озорно глянув на Мирко.
— Чудо как хороша! — отвечал он. Напряжение ушло из тела, и голос теперь звучал твердо и чисто.