Слегка отступив, я полюбовалась эффектом и огляделась в поисках других развлечений, которые отвлекли бы меня от предстоящего прихода капитана Рэндолла.
Неплохо для личного кабинета капитана, подумалось мне, пока я рассматривала картины на стенах, серебряный письменный прибор и толстый ковер на полу. Ковер! Я вернулась на него, чтобы влага лучше впитывалась. По дороге в Форт-Уильям верхняя одежда отлично высохла, но нижние юбки были до сих пор насквозь мокрыми.
Я открыла маленький шкафчик за письменным столом и увидела запасной парик капитана Рэндолла, аккуратно закрепленный на одной из двух металлических распялок, а еще оправленное в серебро зеркало, разложенный перед ним набор щеток и черепаховый гребень. Я поставила распялку с париком на письменный стол, высыпала на него весь оставшийся для чернил песок и убрала парик на место.
Я сидела за письменным столом с гребнем в руке и изучала свое отражение в зеркале, когда вошел капитан. Он устремил на меня взгляд, охвативший в момент и мой неприглядный вид, и раскрытый шкафчик, и разрисованную промокашку.
Невозмутимо он придвинул стул и уселся наискосок от меня, лениво развалившись и сложив ногу на ногу. Плеть для верховой езды свисала с тонкой аристократической руки. Я следила глазами за тем, как медленно покачивается кончик плети, завязанный узлом.
– Идея имеет свои плюсы, – заметил он, проследив за моим взглядом. – Но я мог бы придумать что-нибудь поинтереснее, если дадите мне время собраться с мыслями.
– Уверена, что можете, – сказала я, отбросив со лба прядь волос, которая лезла в глаза. – Но закон не разрешает вам пороть женщин, так ведь?
– Разрешает при определенных обстоятельствах, – вежливо ответил он. – Ваш случай этим обстоятельствам не удовлетворяет – пока. Кроме того, это слишком публично. А мне хотелось бы сначала поближе познакомиться с вами с глазу на глаз.
И он потянулся к буфету за графином. Мы молча потягивали кларет, глядя друг на друга поверх бокалов.
– Я совсем забыл поздравить вас с замужеством, – неожиданно произнес он. – Простите мою неучтивость.
– Не стоит извиняться, – ответила я любезно. – Уверена, семья моего мужа будет вам признательна за оказанное мне гостеприимство.
– Я в этом сомневаюсь, – сказал он с обаятельной улыбкой. – К тому же я не собираюсь сообщать им, что вы здесь были.
– А почему вы думаете, что они об этом не знают? – спросила я, начиная ощущать внутри себя пустоту и страх, хотя и решила раньше держаться подчеркнуто вызывающе.
Я бросила быстрый взгляд на окно, но оно выходило не на ту сторону здания. Солнца не было видно, а свет казался желтым; возможно, чуть позже полудня? Сколько времени осталось, прежде чем Джейми найдет мою лошадь? И сколько времени ему понадобится, чтобы отыскать мои следы, ведущие к ручью, и, видимо, там потерять их? В бесследном исчезновении есть свои недостатки: если Рэндолл не сообщит Дугалу, где я нахожусь, шотландцам не удастся узнать, куда я пропала.
– Если бы они узнали, – заговорил капитан Рэндолл, приподняв изогнутую бровь, – они бы, несомненно, уже связались со мной. Принимая во внимание те имена, которыми Дугал Маккензи наградил меня в нашу последнюю встречу, очень сомневаюсь, что он счел бы меня подходящим компаньоном для своей родственницы. А клан Маккензи настолько ценит вас, что готов был принять вас в лоно семьи, нежели отдать в мои руки. Мне трудно представить, чтобы они оставили вас томиться здесь. – Он посмотрел на меня весьма неодобрительно – и на мое испорченное водой платье, и на нечесаные волосы, и вообще на весь мой непрезентабельный облик. – Черт меня побери, если я понимаю, зачем вы им нужны, – продолжал он. – И если вы столь ценны, то какого дьявола они позволяют вам бродить одной по лесам. Полагаю, что даже варвары лучше заботятся о своих женщинах, чем они. – В глазах у него внезапно вспыхнул огонек. – А может, вы решили попрощаться с ними? – спросил он и откинулся на стуле, по-видимому, заинтригованный новой гипотезой. – Брачная ночь оказалась более тяжким испытанием, чем вы предполагали? Признаюсь, я был просто сражен тем, что вы предпочли разделить ложе с одним из этих волосатых полуголых дикарей, нежели продолжить беседу со мной. Это говорит о преданности, мадам, и я должен поздравить вашего нанимателя, кем бы он ни был, с тем, что он так вас вдохновил. Но, – он еще сильнее откинулся на стуле, удерживая на колене бокал с кларетом, – боюсь, я по-прежнему вынужден настаивать на том, чтобы вы открыли мне имя вашего хозяина. Если вы и в самом деле порвали с Маккензи, то самая правдоподобная версия это то, что вы французский агент. Вот только чей именно?
Он уставился на меня, как змея, которая надеется загипнотизировать птичку. К этому времени я выпила уже достаточно кларета, чтобы в какой-то мере заполнить холодную пустоту, и тоже откинулась на спинку стула.
– О, – заговорила я с подчеркнутой вежливостью, – так я тоже участвую в разговоре? Я подумала, что вам достаточно самого себя. Продолжайте, прошу вас.
Красивая линия губ сжалась, и складка у рта стала глубже, но он ничего не сказал. Отставив стакан с вином, он встал, снял парик, подошел к шкафчику и поместил парик на свободную распялку. На секунду он задержался, заметив темные песчинки на втором парике, но выражение его лица почти не изменилось.
Волосы у него были темные, густые и блестящие. Они доходили до плеч и были перевязаны сзади голубой шелковой ленточкой – эти волосы выглядели потрясающе знакомыми при всем несходстве прически. Он развязал ленточку, взял со стола гребень и расчесал волосы, слежавшиеся под париком, потом снова завязал их в хвостик. Я подняла и подала ему зеркало, чтобы он мог оценить результат стараний. Он взял у меня зеркало с подчеркнутой любезностью, водворил его на место и с легким стуком закрыл дверцу шкафа.
Не знаю, была ли эта нарочитая медлительность рассчитана на то, чтобы подействовать мне на нервы, – если так, то он вполне преуспел, – или он просто не мог решить, как ему вести себя дальше.
Напряжение чуть спало с появлением ординарца, принесшего поднос с чаем. Не говоря ни слова, Рэндолл налил и подал мне чашку. Мы отпили понемногу.
– Ничего не говорите, – нарушила я молчание. – Позвольте высказать догадку. Это, должно быть, новая форма давления, придуманная вами, – пытка мочевым пузырем? Вы накачиваете меня жидкостью в надежде, что я пообещаю сообщить вам нечто в обмен на пять минут наедине с ночным горшком?
Он был так поражен, что рассмеялся от души. Смех преобразил его лицо, и мне удалось, наконец, понять, почему так много надушенных конвертов, надписанных женской рукой, скопилось в левом нижнем ящике его письменного стола. Сбросив маску мрачного молчания, он не подавил смех, а продолжил смеяться. Закончив, посмотрел на меня с полуулыбкой.
– Кем бы вы ни были, мадам, с вами не соскучишься, – заметил он.
Он потянул за шнур колокольчика, висевшего у двери, и, когда появился ординарец, распорядился отконвоировать меня в нужное место.
– Не потеряйте ее по дороге, Томпсон, – прибавил он, отворяя передо мной дверь с насмешливым поклоном.
Я в изнеможении прислонилась изнутри к двери уборной. Свобода от его присутствия стала облегчением, но только кратким. Я хорошо представляла себе характер Рэндолла как по рассказам, так и на основании личного опыта. «Но черт меня дери, эти проблески черт Фрэнка из-под жестокой оболочки! Было ошибкой вынудить его рассмеяться», – подумала я.
Я уселась, не замечая вони и сосредоточившись на собственных проблемах. Бежать отсюда, похоже, не удастся. Бдительный Томпсон снаружи, к тому же кабинет Рэндолла окружен другими сооружениями форта. Укрепление обнесено только частоколом, но частокол этот высотой в десять футов, а двойные ворота охраняются.
Я подумала, не стоит ли сказаться больной, чтобы задержаться в этом убежище, но тотчас отбросила эту мысль – и не только из-за неприглядности того места, где я сейчас находилась. Неприглядная правда заключалась в том, что промедление не имело смысла без веских причин – а их не было. Никто не знает, что я здесь, и Рэндолл никого не собирается извещать. Я была в его власти до тех пор, пока ему не надоест играть со мной в кошки-мышки. Один раз я заставила его засмеяться. Садист с чувством юмора особенно опасен.
Лихорадочно перебирая в уме все, что имело отношение к Рэндоллу, я искала нечто, могущее оказаться полезным. И натолкнулась на одно застрявшее в памяти имя. Услышано оно было мельком и запомнилось случайно, но я надеялась, что оно мне пригодится. Ничтожно мелкая карта для игры, но другой у меня в запасе не нашлось. Я глубоко втянула в себя воздух, но тотчас поспешила вытолкнуть его назад и вышла из своего укрытия.
Вернувшись в кабинет, я положила сахар в чай и медленно размешала его. Теперь добавим сливки. Максимально затянув ритуал, я вынуждена была взглянуть наконец на Рэндолла. Он сидел в своей любимой позе, откинувшись на спинку стула, грациозно держа чашку на весу таким образом, чтобы смотреть на меня поверх нее.
– Ну? – заговорила я. – Вам незачем беспокоиться, что вы испортите мне аппетит, потому что у меня его и так нет. Как вы собираетесь поступить со мной?
Он улыбнулся и сделал осторожный глоток горячего чая, прежде чем ответить:
– Никак.
– В самом деле? – Я удивленно приподняла брови. – Изобретательность вам изменила?
– Не в этом дело, – сказал он с обычной любезностью, но при этом окинул меня взглядом, весьма далеким от любезного. – Нет, – продолжал он, уставившись на ту часть моего лифа, где платок оставлял открытой округлость груди. – Я охотно преподал бы вам урок хороших манер, но боюсь, что это удовольствие придется отложить на неопределенное время. Я отошлю вас в Эдинбург при следующей же отправке донесений. И я не могу послать вас туда со следами побоев, моему начальству это не понравилось бы.
– В Эдинбург?
Я не могла скрыть удивления.
– Да. Полагаю, вы слышали о Толбуте?