Он открыл глаза, вздохнул и улыбнулся, когда встретил мой взгляд. Я подняла брови в безмолвном вопросе.
– О да, сассенах, – ответил он немного грустно. – Я твой хозяин… и ты моя. Но кажется, я не могу завладеть твоей душой, не отдав тебе собственную.
Я чувствовала себя разбитой, каждый мускул болел, когда я проснулась следующим утром. Я добрела до клозета, потом до лохани с водой. Внутри все казалось перемешанным, как в маслобойке. Меня словно долго били тупым предметом, что, впрочем, было почти правдой. Этот самый предмет я и увидела, вернувшись к кровати, хотя выглядел он сейчас сравнительно безобидно. Его обладатель пробудился, когда я села рядом, и поглядел на меня с выражением, которое я описала бы, как лик чисто мужского самодовольства.
– Кажется, это был тяжелый забег, сассенах, – сказал он, легонько дотронувшись до синяка на внутренней стороне моего бедра. – От седла, да?
Я прищурилась и показала пальцем на след от укуса у него на плече:
– Ты и сам выглядишь немного потрепанным, парень.
– Ясное дело, – заговорил он с нарочитым шотландским акцентом, – ежели спишь с мегерой, чего еще ждать.
Он протянул руки, обхватил меня за шею и притянул к себе.
– Иди ко мне, моя мегерочка. Укуси меня еще раз.
– Нет-нет, не надо, – испугалась я. – Ничего не могу, все болит.
Но Джеймс Фрэзер был не из тех мужчин, которому можно просто сказать «нет».
– Это будет очень нежно, – умасливал он меня, затягивая к себе под одеяло.
И он был таким нежным, какими могут быть только очень большие и сильные мужчины, обращался со мной бережно, словно с перепелиным яичком, и эту нежную настойчивость я восприняла как продолжение вчерашнего урока. Он может быть нежным, но отказывать ему нельзя. Потом, все еще сжимая меня в объятиях, он потрогал поблекшие синяки, оставленные его пальцами у меня на плечах два дня назад на обочине дороги.
– Ты прости меня за это, mo duinne, – сказал он, тихонько целуя их. – Я был не в себе, но злость – не оправдание. Стыдно причинять боль женщине, в себе ты или нет. Я больше никогда не буду.
Я засмеялась с иронией.
– Ты извиняешься за эти? А как же остальные? Я вся в синяках с головы до пят!
– О? – Он повернулся и окинул меня пристальным взглядом. – За эти, на плечах, я прошу прощения, а за те, – он легонько шлепнул меня по ягодице, – за те нет, ты их заслужила, и я солгал бы, сказав, что сожалею. Что касается этих вот, – он коснулся бедра, – я за них тоже не буду извиняться, потому что ты мне отплатила вчера целиком.
Он, поморщась, потер плечо.
– Ты пустила мне кровь по меньшей мере дважды, сассенах, спина у меня горит огнем.
– Что поделать, если лег с мегерой, – усмехнулась я, – извинений не будет.
Он засмеялся и притянул меня к себе.
– А я и не просил, чтобы ты извинялась. Если я помню верно, я сказал: «Укуси меня еще разок».