Толпа вновь заголосила; зрители напирали, чтобы лучше видеть, и теснились. Гейлис простерла к ним ладони.
– Стойте же!
Звонкий оклик просвистел в воздухе, словно удар хлыста, и подействовал похожим образом. Она воздела лицо к небу и, будто что-то заслышав, замерла.
– Внимайте! – сказала она. – Внимайте ветру его явления. Берегись, народ Крэйнсмуира! Летит повелитель мой на крыльях ветра!
Она опустила голову, будто в трансе, уставившись в пространство застывшими большими зелеными глазами, и радостно закричала – высоким голосом, так громко, что казалось, человек так не может.
Действительно усиливался ветер. Я видела, как над дальним берегом озера собираются грозовые облака. Люди беспокойно оглядывались; некоторые сочли за лучшее переместиться из первых рядов в глубь толпы.
Гейлис принялась вращаться на месте; ее волосы летели на ветру, одну руку она изящно подняла на манер танцоров вокруг майского шеста. Замерев, я лишь смотрела на нее.
Она продолжала вращаться, лицо спряталось за волосами. Однако крутанувшись в очередной раз, она, резко мотнув головой, откинула светлую копну, и ее лицо оказалось обращено ко мне. Выражение одержимости на миг пропало, губы прошептали одно-единственное слово. И тут же Гейлис опять повернулась к толпе и издала все тот же нечеловеческий вопль.
Она сказала: «Бегите!»
Вдруг Гейлис остановила свое вращение, с безумным триумфом вцепилась в остатки корсажа и дернула его так, что толпа смогла увидеть ту тайну, что я узнала, сидя в холодной грязной яме. Ту тайну, что Артур Дункан постиг за час до гибели, и что стала причиной его гибели. Лохмотья разошлись и открыли круглый живот женщины, не менее шести месяцев носящей во чреве дитя.
Я по-прежнему стояла как столб и глазела. Но Джейми не тратил время. Он пронзительно свистнул и, подхватив одной рукой меня, другой – саблю, бросился бежать, пробивая толпу локтями, коленями и рукоятью путь к озеру.
Увлеченные событиями под деревом зрители не сразу поняли, что происходит. Но когда некоторые опомнившиеся закричали и попробовали нас схватить, на берегу послышался топот копыт по твердой сухой глине.
Донас не стал любить людей больше и стремился это продемонстрировать. Первого же человека, который попробовал схватить его за уздечку, он укусил так, что хозяин, сделавший это, с воплем и брызгами крови отпрыгнул прочь. Жеребец встал на дыбы, громко заржал и забил в воздухе копытами, после чего отдельные смельчаки, собиравшиеся его задержать, отчего-то потеряли последнее желание испытать судьбу.
Джейми забросил меня через седло на манер мешка с мукой и в прыжке взмахнул на спину Донаса. Из стороны в сторону махая саблей, чтобы продолжить себе путь, он направил коня прямо в людское скопление. Собравшиеся испуганно убегали от конских зубов и копыт, а также от взмахов стали, а мы все быстрее оставляли за собой озеро, деревню и Леох. Я не могла восстановить дыхание, но пробовала что-то крикнуть Джейми, заговорить с ним.
В этот раз меня потрясла вовсе не беременность Гейлис. До глубины души меня поразило нечто совсем иное. Когда Гейлис, раскинув белые руки, крутилась вокруг себя, я заметила то, что наверняка увидела она в момент, когда с меня сорвали одежду – небольшую отметину на плече, точно такую же как у меня. В этом времени она определенно служила знаком чародейства и волшебства. Маленькое, незаметное пятно – прививка от оспы.
На мое распухшее лицо и израненные веревкой запястья с небес лились потоки дождя. Я зачерпнула ладонью из ручья и медленными глотками выпила воды, с восхищением чувствуя, как холодная влага смягчает пересохшую глотку.
Джейми ненадолго куда-то пропал, затем вернулся, неся полную горсть темно-зеленых круглых листьев; сам он что-то жевал. Потом выплюнул зеленый комок на ладонь, сунул в рот следующую порцию листьев и повернул меня спиной к себе. Осторожно приклеил жвачку из листьев на мою спину – и гореть сразу стало меньше.
– Что это? – спросила я, всеми силами пытаясь держать себя в руках (я по-прежнему дрожала и плакала, но неостановимый ручей слез стал пресекаться).
– Водяной кресс, – глухо объяснил Джейми (он все еще жевал листья). – Не одна ты знаешь толк в исцелении травами, англичаночка.
– А какой у него вкус? – сквозь слезы вновь поинтересовалась я.
– Довольно мерзкий, – коротко проговорил он, приспособив к моей спине еще одну порцию пережеванных листьев и прикрывая меня пледом. – Они не… – начал он и запнулся: – Я имею в виду, рубцы неглубокие, на тебе, полагаю, не останется отметин.
Говорил он с деланой грубостью, но трогал меня так нежно, что я вновь разразилась рыданиями.
– Прости, – запричитала я, уткнувшись носом в край пледа, – я не понимаю, что это со мной. Понятия не имею, почему я все время плачу.
Джейми пожал плечами.
– Мне кажется, до сегодняшнего дня вряд ли кто-то нарочно стремился сделать тебе больно, англичаночка, – проговорил он. – И такое обстоятельство потрясло тебя так же, как боль, может, и сильнее.
Он помолчал и поправил на мне плед.
– Со мной было почти то же самое, – просто сообщил он. – Сначала меня тошнило, затем я рыдал, когда мне промывали раны, а следом меня стало колотить.
Он вытер мое лицо пледом и взялся за подбородок.
– А когда дрожь унялась, англичаночка, – тихо сказал он, – я вознес Господу хвалу за боль, поскольку она значила, что я жив. Когда ты приблизишься к этому состоянию, дорогая, скажи мне, поскольку нам с тобой надобно кое о чем потолковать.
Он поднялся и пошел к ручью, чтобы выстирать окровавленный платок.
– Какая причина вынудила тебя вернуться? – спросила я, когда он опять оказался возле меня.
Слезы высохли, но я все еще тряслась и плотно куталась в плед.
– Да это Алек Макмагон, – с улыбкой ответил он. – Я просил его приглядывать за тобой во время моей отлучки. Когда вас с миссис Дункан схватили жители деревни, Алек отправился на поиски меня – скакал всю ночь и весь следующий день. А затем и я сам несся словно демон, лишь бы не опоздать. Господи, до чего же славный конь!
Он с восхищением посмотрел на отливавшего медью мокрого Донаса, привязанного к стволу у самого спуска к ручью.
– Хорошо бы его отсюда отвести, – задумчиво протянул Джейми. – Едва ли за нами бросятся в погоню, однако Крэйнсмуир все-таки довольно близко. Можешь идти?
С некоторой натугой я отправилась вслед за ним по крутому склону; из-под пяток сыпались мелкие камни, за юбку цеплялись колючки папоротника и ежевики. Ближе к вершине мы зашли в ольховую рощу; деревья росли настолько близко, что нижние ветви, соединившись, образовывали густую зеленую крышу, под которой раскинулась поляна папоротника. Джейми придержал ветки, освободив для меня узкий проход, а затем бережно расправил примятые листья. Отступив на несколько шагов, он критически осмотрел убежище и довольно кивнул.
– Хорошо. Тут тебя никто не сможет отыскать. – Он было ушел, но немедленно вернулся. – Попробуй поспать, если сумеешь, и не тревожься, что я долго не возвращаюсь. Нам нечего есть, а просить пишу у крестьян я не хочу, чтобы не привлекать внимание. Придется отправиться на охоту. Натяни тартан на голову и гляди, чтобы юбка была прикрыта: белое издалека заметно.
Пища представлялась мне чем-то совершенно не важным, я думала, что голод никогда меня теперь не посетит. Но сон – совсем другое. Спина и руки все еще ныли, саднила недавно содранная веревками кожа на запястьях, болело, казалось, вообще все тело, но после пережитых страха, боли и утомления я почти моментально погрузилась в сон среди резкого запаха папоротников, вившегося надо мной словно фимиам.
Я проснулась, потому что кто-то ухватил меня за ногу. Испугавшись, я села и ткнулась макушкой в упругие ветви над головой. На меня обрушился дождь из листьев и тонких веточек, и я глупо замахала руками, стряхивая с головы мусор. Исцарапанная, всклокоченная и взволнованная, я покинула свое укрытие и увидела, что Джейми сидит на корточках вблизи и насмешливо следит за происходящим. Солнце катилось к закату, освещало лишь верхнюю часть обрыва, а ущелье, по дну которого протекал ручей, уже накрыла тень. От небольшого костра, разведенного среди камней у ручья, вился аромат жареного мяса: на импровизированных вертелах из прутиков, очищенных от коры, жарились два кролика.
У склона Джейми подал мне руку. Я гордо отказалась от помощи и спустилась сама, споткнувшись только один раз, когда наступила на длинный конец пледа. Отвращение к еде пропало, и я нетерпеливо накинулась на мясо.
– Поужинав, поднимемся в лес, англичаночка, – сообщил Джейми, отламывая кроличью ножку. – Находиться у ручья ночью не стоит, из-за плеска не слышны шаги того, кто подбирается.
Во время еды мы перемолвились всего парой слов. Обоих терзали мысли о случившемся, переживания утреннего кошмара. У меня же имелась еще одна причина для сильной тоски. Я не просто потеряла возможность выяснить что-то о том, как и почему я оказалась в этом месте, но и утратила единственного друга. Мотивы поступков Гейлис то и дело ставили меня в тупик, но невозможно было не понять, что прошедшим утром она спасла мне жизнь. Знавшая, что обречена на смерть, Гейлис сделала все, что могла, чтобы мы получили возможность скрыться… Костер, почти незаметный при свете дня, в сумерках становился все заметнее. Я глядела на языки пламени, на жарившееся мясо и коричневые кости кроликов. Из сломанной косточки в костер упала капля крови и, пошипев, испарилась. Кусок встал у меня в горле колом. Я быстро бросила несъеденное мясо и отвернулась: меня вырвало.
Сохраняя молчание, мы оставили ручей и отыскали на опушке леса подходящий уголок. Нас окружали пологие холмы, и Джейми специально отыскал такую высокую точку, чтобы видеть дорогу из деревни. В сумерках все вокруг вдруг ненадолго запылало блеском драгоценностей: переливавшиеся как изумруд долины, прекрасный туманный аметист вересковых зарослей, горящий рубин рябины, росшей на вершине холма. Ягоды рябины – верное средство против колдовства. Силуэт замка Леох у подножия Бен Адена все еще был виден, но в сгущавшемся сумраке становится все более размытым.