Без всяких сомнений она была его матерью, однако лицом ребенок определенно пошел в отца, хоть и получил от нее черные кудри и широкие плечи.
– А это наш маленький Джейми, – гордо сказала Дженни, посмотрев на сына. – Это твой дядя Джейми, душа мое, тебя назвали в его честь.
– В мою честь? Ты назвала его в мою честь?
Джейми стал похож на кулачного бойца, пораженного ударом под дых.
Он отступал от матери и ребенка, пока не наткнулся на кресло и свалился в него, словно у него подкосились ноги. Упав же в кресло, он закрыл лицо руками.
Сестра смекнула, что творится что-то нехорошее, и бережно коснулась его плеча.
– Джейми? Что с тобой, голубчик? Ты заболел?
Он поднял глаза, и я увидела, что они полны слез.
– Ты намеренно так сделала, Дженни? Ты полагала, что я мало страдал из-за всего, что случилось, хотя оно и произошло в том числе из-за меня? Ты дала ублюдку Рэндолла мое имя, чтобы всю оставшуюся жизнь меня этим попрекать?
Лицо Дженни, и вообще-то бледное, потеряло всякие краски.
– Ублюдка Рэндолла? – тупо повторила она. – Ты говоришь о Джоне Рэндолле? Капитане красных мундиров?
– Да, капитане красных мундиров. Боже милостивый, о ком же еще? Неужто ты его не помнишь?
Джейми уже пришел в себя и изобразил голосом насмешку.
Вздев одну бровь, Дженни внимательно оглядела брата.
– Похоже, ты ополоумел, дружок? – поинтересовалась она. – Или, может, перебрал в дороге?
– Мне не следовало возвращаться, – сообщил он.
Встал и, неуклюже загребая ногами, попытался пройти мимо нее к двери. Однако попытка не удалась: на его пути возникла Дженни и крепко вцепилась в руку.
– Исправь меня, братец, коли я ошибаюсь, – медленно проговорила она, – но мне определенно показалось, что ты назвал меня шлюхой капитана Рэндолла. И вот мне любопытно, что за дурь у тебя в голове, от которой ты несешь подобное.
– Дурь, говоришь?
С горькой гримасой, перекосившей рот, Джейми повернулся к ней.
– Я много бы дал, чтобы так оно и было. Лучше бы я умер и тлел в могиле, чем видел, до чего докатилась моя сестра.
Он схватил ее за плечи, чуть потряс и внезапно закричал:
– Зачем, Дженни, зачем? Лишь то, что ты была обесчещена, должно было меня убить. Но это…
Он оставил ее и трагически показал на ее выпирающий живот – доказательство вины, хорошо различимое под легкой тканью.
Джейми круто обернулся, и остолбеневшая возле двери старуха, с увлечением слушавшая их беседу, придерживая ткнувшегося в ее юбки ребенка, испуганно попятилась.
– Мне не следовало возвращаться. Я ухожу.
– Ты так не сделаешь, Джеймс Фрэзер, – сурово заявила его Дженни. – Во всяком случае, не раньше, чем выслушаешь меня. Садись, я расскажу тебе о капитане Рэндолле, раз ты этого хочешь.
– Я не хочу ничего о нем слышать! Ничего не хочу знать!
Дженни сделала шаг к нему, но он бросился окну, смотревшему во двор. Она двинулась следом, приговаривая: «Джейми…» – но он лишь гневно отмахнулся:
– Нет! Не говори! Я этого не перенесу!
– Вот оно что!
Несколько секунд она смотрела на Джейми (схватившись за подоконник обеими руками и широко расставив ноги, он замер спиной к ней), затем закусила губу, очевидно, в размышлении, и моментальным рывком сунула руку ему под килт.
Джейми возмущенно заорал и застыл, как громом пораженный. Он попытался повернуться, но замер: Дженни наверняка усилила хватку.
– Такого все мужики опасаются, – злобно ухмыльнувшись, сказала она мне. – Но с некоторыми иначе не справиться. А теперь ты любезно меня выслушаешь, – обратилась она к брату, – не то я их покручу. Ну?
Красный как рак, он не двигался и лишь со свистом выпускал воздух сквозь сжатые зубы.
– Хорошо, выслушаю, – согласился он, – но потом сверну твою хорошенькую шею, Дженет! Отпусти.
Но едва она это сделала, как он накинулся на нее:
– Как ты посмела? Позоришь меня перед моей женой?
Вспышка гнева не оказала на сестру совершенно никакого воздействия. Дженни повернулась на каблуках и язвительно посмотрела на нас обоих.
– Славно; раз это твоя жена, значит, твои яйца знакомы ей лучше, чем мне. Я их не видела с той поры, как ты стал достаточно большим, чтобы мыться одному. Они, наверное, выросли?
Лицо Джейми отражало сложную гамму чувств – любезность, которой от него требовали, соперничала с очевидным желанием младшего брата дать сестре по шее. В результате воспитание взяло верх, и со всем возможным в сложившихся обстоятельствах достоинством он процедил:
– Убери руки от моих яиц. И, раз уж ты не уймешься, пока не заставишь всех тебя выслушать, расскажи о Рэндолле. Расскажи, почему не послушала меня и предпочла обесчестить себя и свою семью.
Дженни поставила руки в боки и выпрямилась во весь свой крошечный рост, изготовившись к бою. Она не так быстро, как брат, проявляла свой темперамент, но темперамент у нее имелся – сомневаться не приходилось.
– А, так я тебя не послушала, вот оно что! Вот что тебя не устраивает, Джейми! Ты все лучше других знаешь, все мы должны делать так, как ты приказываешь, в противном случае всех нас ожидает погибель.
Она сердито дернула плечами.
– Да если бы я тогда сделала, как ты говорил, тебя убили бы прямо во дворе, отца повесили или бросили в темницу за убийство Рэндолла, а имение бы отошло короне. Это если не поминать, что я, потерявшая дом и семью, вынуждена была бы побираться по дорогам.
И так не бледный Джейми от гнева стал совершенно пунцовым.
– Да, и вместо того, чтобы побираться, ты предпочла продаться! Да лучше бы я захлебнулся собственной кровью и видел отца и эти земли в аду, и тебе это отлично известно!
– Да уж известно! Известно, что ты, Джейми, дурень, и всегда им был! – не сдержалась Дженни.
– Отлично, прямо в твоем духе! Мало того, что ты опорочила свое, да и мое доброе имя, тебе еще обязательно надо устроить скандал и выставить перед всеми соседями свой позор напоказ.
– Не смей так говорить со мной, Джеймс Фрэзер, хоть ты мой брат! О чем ты говоришь, когда упоминаешь о моем позоре? Ты, совершенный дурень…
– О чем? Да о твоем брюхе, как у полоумной жабы!
И Джейми непристойным жестом изобразил ее живот.
Дженни на шаг отступила, размахнулась и дала брату пощечину со всей имевшейся у нее силы. От удара голова его откинулась назад, а на щеке отпечаталась белая пятерня. Он приложил к щеке ладонь и посмотрел на сестру. Глаза Дженни сверкали от гнева, грудь тяжело вздымалась. Через стиснутые зубы летели ругательства:
– Я жаба? А ты мерзкий трус! У тебя только и хватило храбрости оставить меня тут; я уж считала, что ты умер или брошен в темницу; много дней от тебя не было никаких вестей, ни словечка – и вдруг в один прекрасный день ты являешься пред мои очи, да еще с женой, скажи, пожалуйста, вваливаешься в мою гостиную, обзываешь меня жабой и шлюхой, и…
– Я не говорил, что ты шлюха, а надо было! Как ты смеешь…
Невзирая на различие в росте, брат и сестра сумели встать нос к носу и бранились свистящим шепотом, стремясь к тому, чтобы крики не были слышны во всем доме. Все эти стремления по большей части оставались напрасными: из кухни, прихожей, даже в окно заглядывали любопытствующие зрители. Явление домой лэрда Брох-Туараха, без сомнения, стало занимательнейшим представлением.
Подумав, что выяснять отношения они вполне могут в мое отсутствие, я тихо вышла из гостиной, кивнув в прихожей старухе, и сошла с крыльца. Посреди двора росло небольшое дерево, под которым была вкопана скамейка, где я и уселась, с интересом рассматривая все, что кругом.
Помимо дерева, во дворе имелся небольшой сад, обнесенный оградой, где цвели поздние розы. За садом – то, что Джейми называл голубятней, по крайней мере, я пришла к выводу, что это голубятня, увидев как в отверстие под крышей домика влетают и вылетают голуби самих разных обличий.
Мне было известно, что в хозяйстве есть гумно и силосный сарай – видимо, они стояли с другой стороны; там же должны были быть амбар для зерна, курятник, огород и заброшенная часовня. Из-за дома вился слабый осенний ветерок; сделав глубокий вздох, я почувствовала сильный аромат хмеля и дрожжей. Следовательно, там же варят пиво и эль.
Дорога, шедшая от калитки, вела через небольшой холм. На самой вершине холма на фоне заката темнели силуэты нескольких мужчин. Наверное, они встали, чтобы попрощаться; так оно и оказалось: к дому пошел лишь один, а остальные направились к группе строений, темневшей на некотором расстоянии.
Когда мужчина подошел ближе к калитке, я увидела, что он хром. Причина его хромоты стала понятна, только он вошел во двор: правой ноги ниже колена не было, ее заменял протез.
Несмотря на это, походка у мужчины была молодая. Он приблизился к дереву, и я увидела, что ему немногим за двадцать. Высокий, ростом почти с Джейми, но узкоплечий и чрезвычайно худой, прямо-таки тощий.
Перед тем как подойти, он помешкал и с любопытством поглядел на меня, тяжело опершись на изгородь. На его высокий лоб мягко спускались густые темные волосы, в глубоко посаженных карих глазах сияли терпение и доброта.
Пока я сидела на скамейке под деревом и ждала, голоса Джейми и его сестры становились все громче. Окна по причине тепла были открыты, и с моего поста под деревом прекрасно все было слышно, хотя я и не разбирала все сказанное.
– Злобная носатая сука! – раздался в вечерней тишине вопль Джейми.
– А ты не воспитан даже для того… – Конец ответа Дженни унес налетевший ветер.
Незнакомец кивнул головой на дом.
– Насколько я понимаю, вернулся Джейми.
В ответ я тоже кивнула, не зная, стоит ли представиться. Молодой человек улыбнулся и поклонился мне.
– Я Айен Муррей, муж Дженни. А вы, думаю… э…
– Англичанка, на которой женился Джейми, – договорила я вместо него. – Меня зовут Клэр. Вы знали? – спросила я, и он рассмеялся.
Честно сказать, я слегка растерялась. Муж Дженни?