Приняв энергичный вид, я неторопливо расхаживала по дому, вела беседы, если того требовала обстановка, предлагала закуски, а временами отступала в тень, чтобы понаблюдать за гостями.
Помня об обещании, которое Джейми дал старухе мельничного пруда, я с определенным любопытством ожидала появления Рональда Макнаба.
Вскоре после полудня он появился – сидя верхом на длинноногом некрасивом муле; позади него сидел мальчик, ухватившись за отцовский пояс. Я подглядывала за ними из-за двери и удивляясь, насколько точно мать описала своего сына.
Если данное бабушкой Макнаб определение «пропойца» в определенном смысле было преувеличением, то в целом она охарактеризовала его очень верно. Длинные и грязные волосы Рональда Макнаба были кое-как перехвачены веревкой, а воротник и манжеты казались серыми от грязи. Он был на пару лет младше Джейми, но казался лет на пятнадцать старше; лицо опухло от пьянства, тупые серые глазки заплыли и налились кровью.
Мальчик тоже был грязен и неопрятно одет, к тому же он держался позади, боялся поднять взгляд и вздрагивал от страха всякий раз, когда отец обращался к нему с грубым вопросом, – последнее было наиболее скверным. Джейми как раз вышел из кабинета и стоял в дверях; он тоже увидел всю картину, и я заметила, что они с Дженни (она как раз принесла по его просьбе полный графин) перекинулись взглядами.
Дженни незаметно кивнула и вручила брату графин. Потом крепко взяла мальчика за руку и повела в кухню со словами:
– Пойдем со мной, паренек. Похоже, нас с тобой ждут оладушки. А что ты скажешь насчет кусочка фруктового кекса?
Джейми сухо кивнул Рональду Макнабу и посторонился, чтобы тот зашел в кабинет. В дверях он перехватил мой взгляд и посмотрел в сторону кухни. Я кивнула, дав знать, что поняла, и отправилась за Дженни и Рэбби.
Они живо беседовали с миссис Крук, переливавшей пунш из большого котла в хрустальную чашу. Домоправительница плеснула немного в деревянную чашку и пододвинула мальчику; тот сначала отодвигался от угощения, с опаской глядя на миссис Крук, но потом все же принял чашу. Дженни, накладывавшая еду на блюда, пыталась ласково поговорить с ребенком, но слышала в ответ лишь нечто нечленораздельное. Впрочем, довольно скоро полудикое существо, казалось, несколько освоилось.
– Рубашка у тебя немного испачкалась, – заметила Дженни, завернув воротник его хламиды. – Сними, ее выстирают, пока ты здесь.
«Немного испачкалась» – это было очень мягко сказано, но мальчик отпрянул. Я стояла позади и по знаку Дженни схватила его за руки, чтобы ребенок не убежал.
Он брыкался и подвывал, но Дженни и миссис Крук включились в борьбу, и мы втроем стащили с него рубаху.
Дженни громко ахнула. Под мышкой она зажала голову мальчишки, и нам открылась для обозрения его тощая спина. Всю ее, по обе стороны бугристого позвоночника, покрывали рубцы и шрамы, некоторые были совсем недавние. Дженни отпустила голову Рэбби, но держала его сзади за шею и тихо успокаивающе что-то приговаривала.
– Ты бы пошла да сказала ему, – попросила она, указывая подбородком в сторону зала.
Захватив с собой как предлог блюдо овсяных лепешек с медом, я осторожно постучала в дверь. Джейми пробурчал: «Войдите», и я вошла.
Вероятно, мое лицо в мгновение, когда я угощала Макнаба, поведало Джейми все, что ему нужно было знать, потому что мне не довелось просить у него позволения поговорить наедине. Он только глянул и тотчас обратился к арендатору:
– Ну что ж, Ронни, о наделе под зерновые мы пришли к соглашению, но я бы хотел с тобой потолковать еще об одном деле. У тебя есть славный паренек по имени Рэбби, а мне как раз нужен на конюшне помощник таких примерно лет. Ты согласен, чтобы он у нас работал?
Длинные пальцы Джейми поигрывали гусиным пером, которое лежало на столе. Айен, сидевший в стороне за небольшим столиком, опустил подбородок на кулаки, поставленные один на другой, и с искренним любопытством рассматривал Рональда.
Макнаб сразу же ощетинился как еж. Мне показалось, что это была возбужденная злость пьяницы, который чуть протрезвел и жадно алчет выпивки.
– Нет, он мне самому нужен, – заявил он.
– М-м… – Джейми откинулся на спинку кресла и скрестил руки на животе. – Я, разумеется, буду платить ему за работу.
– Это моя мать вам наговорила? – забеспокоился Макнаб. – Сказал нет, значит, нет. Мой сын, что хочу, то делаю. А хочу я, чтобы он жил дома.
Джейми окинул Макнаба долгим внимательным взглядом, но не начал спор и вернулся к своим книгам.
Чуть позже, когда арендаторы собрались в натопленных комнатах, в основном в буфетной и гостиной, перекусить перед отбытием, в окно я увидела, как Джейми неторопливо шел к свинарнику, дружески приобняв тощего Макнаба за плечи. Они зашли за сарай, вероятно, чтобы осмотреть что-то интересное с точки зрения сельского хозяйства, однако совсем скоро вновь появились в поле моего зрения и направились к дому.
Джейми, как и раньше, приобнимал за плечи Макнаба, бывшего ниже его ростом, но, похоже, его поддерживал. Макнаб посерел лицом и покрылся потом, шел с трудом и явно не мог выпрямиться.
– Ну и славно, – донеслись до меня слова Джейми, когда они подошли к окнам. – Думаю, твою супругу порадуют лишние монеты, правда же, Рональд? А вот и твоя скотина, добрый мул, очень добрый.
Пришел несуразный мул, доставивший Макнаба в имение. Он притащился со двора, крайне довольный проявленным к нему гостеприимством, прямо с пучком сена, торчавшим из его пасти, который он мерно дожевывал.
Подсадив Макнаба под ногу, Джейми помог тому сесть в седло – похоже, посторонняя помощь была крайне необходима. Макнаб молчал как рыба и даже не помахал на прощание на много раз повторенные «с Богом» и «счастливого пути»; только безучастно тронулся шагом, по-видимому, полностью углубившись в тайные горькие мысли, требовавшие полной сосредоточенности.
Опершись на изгородь, Джейми любезничал с арендаторами, разъезжавшимися по домам, и стоял так до тех пор, пока Макнаб, перевалив через холм, не скрылся из виду. Тогда он встал ровно, еще раз посмотрел на дорогу, повернулся и свистнул. Из-под телеги с сеном вылезла маленькая фигурка в рваной, но чистой рубашке и запятнанном килте.
– Ну вот, молодой Рэбби, – сказал Джейми мальчику. – Твой отец, похоже, согласился на то, чтобы ты поработал у нас на конюшне. Я думаю, ты будешь трудиться изо всех сил и оправдаешь доверие, верно?
С грязного личика на него уставились круглые заплаканные глаза, но мальчик ничего не сказал; Джейми взял его за плечо и повернул к желобу, по которому в колоду для питья лошадей стекала вода.
– На кухне тебя ждет ужин, парень. Но сперва умойся, наша миссис Крук очень зоркая. И знаешь что, Рэбби, не забудь про уши, не то она сама их вымоет. Мои она сегодня утром отскоблила как следует.
Джейми руками оттянул оба уха и с серьезным видом немного потрепал их; Рэбби застенчиво улыбнулся и поскакал к желобу.
– Я рада, что ты это уладил, – заметила я Джейми, когда взяла его под руку, чтобы отправиться к трапезе. – Я имею в виду Рэбби Макнаба. Как ты это сделал?
– Без особого труда. Завел Рональда за пивоварню и пару раз дал кулаком в брюхо. Спросил, что ему нравится больше – оставить нам сына или проститься с печенкой.
Джейми хмуро на меня покосился.
– Да, так поступать нехорошо, но я не смог придумать ничего получше. И я сделал это не только потому, что обещал бабушке Макнаб. Дженни рассказала, что у парнишки со спиной.
Джейми выдержал паузу и продолжил:
– Я так тебе скажу, англичаночка. Отец порол меня столько, сколько считал это необходимым, наверное, чаще, чем, как мне казалось, я заслуживал порки. Но когда он заговаривал со мной, я в ужасе не съеживался. И не думаю, что когда-нибудь, лежа в кровати с женой, Рэбби будет рассказывать ей об этом весело.
Он опустил плечи и пошевелил ими тем скованным движением, которое я не замечала у него уже несколько месяцев.
– Это верно, Рэбби – его сын, и он волен поступать с ним, как пожелает. А я не Господь, а только лэрд, что куда ниже. И все-таки… – Джейми посмотрел на меня с кривой ухмылкой. – Между справедливостью и жестокостью так мало места, англичаночка. Очень надеюсь, что оказался от черты в правильной стороне.
Я обняла его за талию.
– Ты поступил верно, Джейми.
– Ты так думаешь?
– Да.
Обнявшись, мы вернулись домой. В закатных лучах белые дома фермеров казались золотистыми. Сразу внутрь мы не стали заходить, поскольку Джейми уговорил меня немного прогуляться. Мы уселись на изгородь за домом и стали смотреть на поле и хозяйственные строения.
Я положила голову Джейми на плечо и вздохнула.
Он нежно прижал меня к себе.
– Для этого ты и появился на свет, Джейми?
– Видимо, так, англичаночка.
Он оглядел взглядом поля и постройки, фермы и дороги, затем посмотрел на меня и улыбнулся во весь свой большой рот.
– А ты, моя англичаночка? Для чего появилась на свет ты? Чтобы быть владелицей имения или ночевать в поле, как цыганка? Быть врачом, женой учителя или подружкой беглеца вне закона?
– Я появилась на свет для тебя, – только и сказала я и раскрыла объятия.
– Знаешь, – заметил он, – раньше ты мне этого не говорила.
– Ты тоже.
– Я говорил. На следующий день, как мы приехали сюда. Я говорил, что хотел тебя больше всего на свете.
– А я ответила, что любить и желать не всегда одно и то же.
Он засмеялся.
– Наверное, ты права, англичаночка. – Он отвел прядь с моего лба и поцеловал его. – Я желал тебя с того мгновения, как увидел, а полюбил, когда ты рыдала в моих объятиях и позволила себя утешить – в первый день в Леохе.
Солнце опустилось за сосновую рощу, показались первые звезды. Была середина ноября, и вечерами наступали холода, хотя днем стояла хорошая погода. Джейми, спрыгнув по другую сторону изгороди, перегнулся и дотронулся своим лбом до моего.
– Ты первая.
– Нет, ты.