– Уложите-ка ее на спину, голубушка.
На вопли Дженни она просто не обращала внимания, и я решила, что уж к крикам-то рожениц она точно привыкла. При следующем расслаблении повитуха вступила в бой. Нащупав ребенка сквозь утратившие на время напряженность стенки матки, она попыталась его повернуть. Дженни закричала и дернулась из моих рук – началась очередная схватка.
Миссис Мартинс сделала новую попытку. Еще. И еще. И добилась успеха: неожиданное и необычное движение, бесформенный бугор под ее руками повернулся, и сразу изменились и очертания живота Дженни. Дело, очевидно, шло к развязке.
– Тужься.
Дженни повиновалась, а миссис Мартинс встала возле кровати на колени. Вероятно, она усмотрела существенный прогресс, потому что поспешно вскочила на ноги и схватила бутылочку, которую при своем появлении поставила на столик. Она вылила из бутылочки себе на пальцы немного жидкости, напоминавшей масло, и стала бережно втирать ее Дженни между ног. Дженни протестующе закричала, поскольку возобновилась боль, и миссис Мартинс убрала руку. Но когда роженицу снова отпустило, миссис Мартинс вновь стала делать массаж, приговаривая пациентке на ухо, что «все хорошо… отдохни немного… а теперь… тужься!».
В ходе следующей схватки акушерка положила свою руку на живот и сильно надавила. Дженни закричала, но в этот раз миссис Мартинс не убрала руку, пока схватка не закончилась.
– В следующий раз нажимайте вместе со мной, – велела мне повитуха. – Уже совсем скоро.
Я положила свои руки поверх рук миссис Мартинс, и по ее знаку мы поднажали. Дженни с глубоким, триумфальным стоном потужилась – и между ног у нее показалась скользкая маленькая макушка. Дженни уперлась ногами в матрас, потужилась еще – и на белый свет появилась Маргарет Элен Муррей, словно смазанный маслом поросенок.
Чуть позже, вытерев улыбавшееся лицо Дженни мокрым платком, я выглянула в окно. Дело шло к закату.
– У меня все хорошо, – сказала Дженни. – Просто отлично.
Радостная улыбка, которой она встретила дочь, сменилась иной – не такой восторженной, умиротворенной. Она подняла все еще слабую руку и тронула меня за рукав.
– Пойди скажи Айену, – попросила она. – Он там, наверное, волнуется.
Мне показалось, что дело обстояло по-другому. Обстановка в кабинете, где обосновались Айен с Джейми, скорее напоминала попойку, опережающую знаменательное событие. На буфете стояли пустой графин и несколько бутылок, а в воздухе стоял сильный дух спиртного.
Счастливый отец, судя по всему, отключился, склонив голову на письменный стол лэрда. Сам лэрд еще бодрствовал, хотя взор его и был затуманен; он стоял, прислонившись к стене, и хлопал глазами, словно сова.
Придя в гнев, я твердым шагом достигла письменного стола, вцепилась в плечо Айену и грубо его затрясла, не слушая, что Джейми поднялся и предупреждающе сказал:
– Англичаночка, подожди…
Оказалось, Айен не лишился чувств. Он нехотя поднял голову, повернул ко мне свое неподвижное, напряженное лицо и посмотрел жалко и уныло. Внезапно я поняла: он решил, что я пришла рассказать о смерти Дженни.
Я отпустила хватку и аккуратно потрепала его по плечу.
– С ней все в порядке, – ласково проговорила я. – У тебя родилась дочь.
Айен опять уронил голову на руки, и я от него отстала; его худые плечи тряслись, а Джейми гладил друга по спине.
Несчастные страдальцы вернулись к жизни, привели себя в порядок – и семьи Фрэзеров и Мурреев собрались в комнате Дженни на праздничный ужин. Маленькую Маргарет, после того как с ней провели все положенные действия и запеленали в одеяльце, вручили отцу. Он встретил новое чадо с блаженным и почтительным видом.
– Здравствуй, маленькая Мэгги, – прошептал он и осторожно тронул кончиком пальца крошечный нос.
Новорожденная дочь, ничуть не впечатленная знакомством, открыла глаза, сосредоточилась, выпрямилась и написала папаше на рубашку.
Во время вызванной такими манерами краткой суматохи, полной веселья, маленький Джейми смог вырваться из-под пригляда миссис Крук и вскочил к матери на кровать. Дженни негромко вскрикнула от боли, но, протянув руку, прижала ребенка к себе и жестом попросила миссис Крук не забирать его.
– Моя мама! – заявил Джейми, прижимаясь к ней.
– Конечно, чья же еще? – согласилась она. – Иди сюда, детка.
Она обняла его, поцеловала в макушку, и успокоенный мальчик прильнул к ней. Дженни пригладила сыну волосы.
– Положи головку сюда, – сказала она. – Тебе пора спать. Ложись.
Успокоенный присутствием матери, мальчик сунул в рот палец и уснул.
Когда наступила очередь Джейми взять новорожденную на руки, он проявил выдающиеся способности к этому, уложив крохотную пушистую головку в ладонь, как теннисный мяч. Затем он, казалось, с неохотой вернул девочку матери, и Дженни прижала дочку к груди, что-то нежно напевая.
Наконец мы вернулись в свою спальню. Как тихо и пусто было в ней по сравнению с трогательной семейной картиной, только что виденной нами: Айен стоял на коленях у кровати, положив руку на маленького Джейми, а Дженни баюкала младенца. Только тогда я осознала, до чего утомилась, ведь с момента, как Айен разбудил меня, прошли почти сутки.
Джейми тихо закрыл дверь, молча подошел ко мне со спины и принялся расстегивать платье. Его руки обвились вокруг меня, а я благодарно на них оперлась. Джейми наклонился, чтобы меня поцеловать меня, я повернулась и обняла его за шею. Я чувствовала не только усталость, но и нежность, и грусть.
– Может, оно и к лучшему, – медленно сказал Джейми, словно говорил сам с собой.
– Что к лучшему?
– Что ты бесплодна.
Я уткнула лицо в его грудь, и он должен был почувствовать мое напряжение.
– Я давно это знаю. Вскоре после нашей свадьбы мне сказала Гейлис Дункан.
Он нежно погладил меня по спине.
– Сначала я опечалился, но затем решил, что все к лучшему. Наша с тобой жизнь слишком тяжела для ребенка. А сейчас… – Он коротко вздрогнул. – Сейчас я даже этому радуюсь, я бы не хотел, чтобы ты так страдала.
– Ну, я была бы не против, – после длительной паузы проговорила я, думая о круглой пушистой головке и малюсеньких пальчиках.
– А я против.
Он поцеловал меня в макушку.
– Я видел лицо Айена; когда Дженни кричала, оно было таким, будто рвется его собственная плоть.
Мои руки лежали на его спине и трогали твердые рубцы.
– Я могу вынести свою боль, но не смог бы вынести и твою. Для этого мне нужно гораздо больше сил, чем у меня есть.
Глава 33. Стража
Вскоре Дженни оправилась и на следующий день после появления дочери на свет потребовала, чтобы ей позволили спуститься. Под одновременными настояниями Айена и Джейми она вынужденно обещала ничего не делать, а лишь лежать в гостиной, следить за всеми и отдавать указания; так она и поступила, устроив рядом с широким диваном колыбельку Маргарет.
Впрочем, ей было настолько тяжело бездельничать, что уже через пару дней она заглянула на кухню, а следом появилась и в саду. Дженни сидела на изгороди и, привязав хорошо закутанного младенца длинным шарфом, перекинутым через плечо, развлекала меня, пока я занималась двумя делами одновременно: обрезала сухие виноградные плети и приглядывала за огромным котлом для кипячения белья. Миссис Крук со служанками уже вынули из котла чистое белье, чтобы его развесить, а я ждала, чтобы вода остыла до состояния, когда ее можно вылить.
Маленький Джейми «помогал» мне, изо всех сил вырывая из земли увядшую траву и бросая ее куда попало. Когда я обнаружила, что он подобрался к котлу слишком близко, я его окликнула, а затем побежала следом, поскольку мальчишка не обратил на меня никакого внимания. К счастью, вода быстро остывала и была уже просто теплая. Отослав Джейми к матери, я схватила котел за край и сдвинула с удерживавшей его над огнем ровной подставки.
Грязная вода хлынула через край, паря в морозном воздух. Я отскочила в сторону. Меж тем маленький Джейми опустился рядом со мной на корточки и восторженно забил ладонями по теплой грязи, забрызгав черной грязью всю мою юбку.
Дженни, ухватив за ворот, поставила сына на ноги и крепко шлепнула.
– Экий ты глупый поросенок! Глянь-ка! Теперь твою рубашку придется опять стирать! А что ты сделал с тетиным платьем, поганец!
– Да чепуха, – заметила я, увидев, что шалун вот-вот готов заплакать.
– А вот и не чепуха! – парировала Дженни, уставившись на мальчика суровым взором. – Сейчас же проси у тети прощения, а потом иди домой и попроси миссис Крук тебя умыть и почистить.
Она вновь шлепнула его, уже слабо, и тычком отправила к дому.
Мы вернулись к груде мокрого белья и заслышали с дороги конский топот.
– Похоже, Джейми возвращается, – предположила я, прислушавшись. – Как-то рано.
Но Дженни, внимательно смотревшая на дорогу, не согласилась:
– Не его лошадь.
Судя по тому, как она нахмурилась, лошадь, которую она завидела на вершине холма, была чужая. А вот всадник… всадник, вероятно, свой. Дженни на мгновение замерла, потом схватила младенца на руки и бросилась бежать к калитке.
– Это Айен! – крикнула она мне.
Айен слез с коня; одежда его превратилась в лохмотья, с головы до ног его покрывала пыль, он был сильно избит: на лбу надулась шишка, бровь сильно рассечена. Он встал ногой на землю – одной ногой, потому что протез пропал, – и Дженни подхватила его.
– Джейми, – выдохнул он. – У мельницы мы наткнулись на патруль. Они нас там ждали: знали, что мы появимся.
Внутри меня все сжалось.
– Он жив?
Тяжело дышавший Айен кивнул.
– Да, даже не ранен. Они повезли его в сторону Киллина.
Дженни ощупывала его лицо.
– Ты тяжело ранен, муж мой?
– Нет. Они отобрали у меня коня и деревянную ногу. Убивать меня им было незачем: преследовать их я не мог.
Дженни посмотрела на линию горизонта: солнце стояло над деревьями. Часа четыре, подумала я. Айен проследил за взглядом жены и предупредил ее вопрос: