– Как только сможешь это сделать, – проговорил он, – возьми в постель жену, пусть она тебя утешит. Женщинам это нравится, – прибавил он, с улыбкой повернувшись к двери. – Один бог знает отчего.
Леди Аннабел тихо прошептала:
– Пойдемте, дорогая. Сейчас ему стоит остаться одному.
Подумав, что с перевязкой сэр Маркус справится самостоятельно, я поднялась следом за леди Аннабел по узкой лестнице в свою комнату.
Проснулась я как от толчка. Мне снилась бесконечная винтовая лестница, в самом низу которой меня ждало что-то ужасное. Спину ломило от усталости, ноги болели; я, в чужой ночной сорочке, рывком села на кровати и схватила свечу с огнивом. Меня охватила страшная тревога: что с Джейми? Что, если сейчас я ему нужна? Или, что самое плохое, вдруг англичане уже добрались сюда, а он там один, беспомощный и безоружный? Подбежав к окну, я прижалась лицом к холодной раме и несколько успокоилась, услышав резкий посвист метели: пока бушует буря, мы находимся в некоторой безопасности. Накинув на себя халат, со свечой в одной руке и с кинжалом в другой, я отправилась вниз по лестнице.
В гостиной царила тишина, лишь, как и раньше, потрескивал огонь в камине. Судя по всему, Джейми спал, во всяком случае, он лежал лицом к камину с закрытыми глазами. Пытаясь не шуметь, чтобы его не разбудить, я села на коврик у огня. После нескольких душераздирающих минут в подземелье Уэнтуортской тюрьмы мы наконец оказались наедине. Казалось, что с той поры миновало много лет. Я рассматривала Джейми пристально, как чужого. Учитывая все произошедшие события, выглядел он сносно, но я все же тревожилась. За время медицинских манипуляций он выпил столько виски, что это количество могло свалить с копыт ломовую лошадь, и несмотря на то что часть его вышла с рвотой, в основном алкоголь все же циркулировал в организме.
Я решила, что в какой-то момент Джейми непременно пожелает с кем-то поговорить о том, что произошло. И мне при этом хотелось, чтобы таким человеком стала я.
Джейми лежат, укрытый одеялом до пояса, и я склонилась над ним, чтобы осмотреть спину. Моим глазам предстала впечатляющая картина. Следы от ударов кнутом легли так ровно, с такими одинаковыми промежутками, что это было просто уму непостижимо. Во время экзекуции Джейми должен был стоять во фронт, вытянувшись во весь рост, как гвардеец на параде. Я посмотрела на запястья – следов от веревок нет. Он сдержал слово и не сопротивлялся. Его истязали, а он стоял неподвижно, выплачивая условленный выкуп за мою жизнь.
Рукавом я утерла слезы, выступившие на глаза. За плач над распростертым телом меня явно никто бы не поблагодарил. Я сменила позу, ткань халата чуть слышно зашелестела – и Джейми в полудреме открыл глаза и улыбнулся мне слабой, утомленной, однако совершенно вменяемой улыбкой. Я открыла рот и внезапно поняла, что совершенно не понимаю, что сказать. Спрашивать о самочувствии глупо – ведь понятней некуда, что чувствует он себя ужасно, хуже быть не может. Пока я стояла в раздумье, он заговорил первым:
– Клэр? С тобой все хорошо, милая?
– Со мной?! Господи, Джейми!
Слезы стояли наготове, но я изо всех сил пыталась не расплакаться, лишь громко сопела и часто-часто моргала. Он медленно поднял здоровую руку, так медленно, словно на ней висели тяжелые цепи, и погладил меня по голове. Попытался привлечь меня к себе, но тут я впервые за все время осознала, как выгляжу: грязное лицо все в царапинах, волосы стоят дыбом черт знает от чего, даже подумать неприлично.
– Иди ко мне, – сказал он. – Я хочу тебя хоть немножко потрогать.
– Но я вся в крови, и вообще…
Я безуспешно попыталась хоть как-то прибрать волосы.
В ответ послышалось что-то вроде смешка – большее не давали сделать сломанные ребра.
– Матерь Божья, да ведь это же моя кровь, англичаночка! Иди сюда!
Он обнял рукой мои плечи. Я опустила голову на его подушку, и так мы полулежали у камина, питая друг друга теплом и силой. Он осторожно притронулся пальцем к ранке у моего уха.
– Я и не надеялся больше тебя увидеть, англичаночка. – Джейми говорил низким, хриплым от виски и криков голосом. – До чего я рад, что ты здесь, со мной.
Я выпрямилась.
– Больше меня не увидеть! Почему это? Ты думал, что я не сумею тебя вытащить?
– Честно говоря, да. Но я опасался тебе об этом говорить, боялся, что иначе ты заупрямишься и не станешь меня покидать.
– Я заупрямлюсь? – возмущенно сказала я. – Кто бы тут говорил об упрямстве!
Наступило молчание; оно длилось как-то слишком долго. Мне нужно было расспросить его о предметах, с медицинской точки зрения важных, но в личном смысле щекотливых. В конце концов я сформулировала самый банальный на свете вопрос:
– Как ты себя чувствуешь?
Его закрытые глаза при свете свечей, казалось, запали, я почувствовала, что забинтованная спина напряглась. Он скривил рот.
– Не знаю, англичаночка. Раньше я никогда себя так не чувствовал. Мне кажется, я хотел бы совершить несколько разнообразных поступков одновременно, однако мой разум возражает, а тело меня предает. Я желал бы немедленно убраться отсюда и убежать в самое далекое место, в которое могу. Я хочу убить некоторых людей. Боже, как я этого хочу! Я хочу сжечь Уэнтуортскую тюрьму дотла. Я хочу спать.
– Камни не горят, – резонно заметила я. – Видимо, стоит ограничиться сном.
Его здоровая рука пошарила по одеялу и отыскала мою, а рот чуть расслабился, но глаза были закрыты.
– Я хочу прижать тебя к себе, целовать и никогда не отпускать. Я хочу уложить тебя в свою постель и иметь тебя, как имеют шлюху, чтобы забыть самого себя. И еще я хочу положить голову к тебе на колени и рыдать, словно дитя.
Он приподнял угол рта и приоткрыл голубые глаза.
– К сожалению, – сказал он затем, – не лишившись чувств, я могу осуществить лишь последнее из перечисленного.
– Что же, значит, этим и стоит ограничиться, а все остальное оставить на потом, – тихо засмеялась я.
Я присела на кровать, прислонилась к стене, а он, действительно чуть не потеряв при этом сознание, с трудом положил голову мне на бедра.
– Что это сэр Маркус срезал с твоей груди? – спросила я. – Клеймо?
После паузы рыжеволосая голова утвердительно склонилась, и Джейми насмешливо сказал:
– Печать с его инициалами. Чтобы всю оставшуюся жизнь я помимо нанесенных им шрамов носил и его поганую подпись? Да никогда!
Его голова теснее прижалась к моему бедру, и дыхание постепенно замедлилось: он задремал.
– Джейми?
– М-м-м?
– Ты очень пострадал?
Резко проснувшись, он перевел взгляд со своей забинтованной руки, призраком светившейся на темном одеяле, на мое лицо. После этого Джейми закрыл глаза и затрясся. Я испуганно подумала, что затронула невыносимо болезненную тему, но быстро сообразила, что он всего-навсего смеется до слез.
– Англичаночка, – наконец промолвил он, задыхаясь. – У меня осталось примерно шесть квадратных дюймов кожи без болячек, ожогов и рубцов. Очень ли я пострадал?
И он снова зашелся в хохоте так, что матрас под ним заходил ходуном.
– Я имела в виду… – начала я сварливым тоном, но Джейми остановил меня, поднеся к своим губам мою руку.
– Я понял, что ты имела в виду, англичаночка, – сказал он, повернувшись ко мне. – Не волнуйся, целые и невредимые шесть квадратных дюймов находятся у меня между ног.
Я по достоинству оценила усилие, которое он затратил на то, чтобы пошутить, и легонько шлепнула его по губам.
– Ты пьян, Джеймс Фрэзер, – сказала я и, выдержав паузу, спросила: – Что, всего лишь шесть?
– Ну, может, семь. Господи, англичаночка, не смеши меня больше, мои ребра этого не вынесут!
Я вытерла ему глаза подолом своей сорочки и, поддерживая голову, напоила водой.
– И все же я имела в виду не это, – заметила я.
– Я понял, – ответил он. – Можешь не деликатничать.
Он осторожно сделал глубокий вдох и не смог удержаться от гримасы боли.
– Я оказался прав: это не так больно, как удары плетью, но существенно противнее.
Его губы скривились в улыбке, в которой горечь смешалась с насмешкой.
– Во всяком случае какое-то время не буду страдать от запоров.
Я вздрогнула, а Джейми вдруг скрипнул зубами, и его дыхание изменилось – стало частым и поверхностным.
– Прости, англичаночка… Я даже не думал, что это все меня так сильно заденет. А с тем, о чем ты говоришь, все в порядке. Нет изъянов.
– Если ты не хочешь это мне рассказывать, то ты и не должен, – заметила я, пытаясь говорить как можно спокойнее и естественнее. – Разве что тебе так легче…
– Я не хочу рассказывать! Я не хочу возвращаться к этому даже в мыслях! Но мне был предоставлен однозначный выбор. Нет, милая, я хочу рассказывать об этом тебе не больше, чем ты хочешь это слушать, но мне нужно непременно исторгнуть это из себя, пока оно меня не удавило… Он хотел, чтобы я унижался перед ним и умолял, и я это делал, клянусь Господом. Помню, я раз говорил тебе, что человека можно сломить, если в твоей власти причинить ему невыносимую боль. У него были и такая власть, и такое желание. Он вынудил меня унижаться и вынудил умолять, да и кое-что похуже. В конечном итоге он вынудил меня хотеть смерти.
Неожиданно Джейми поднял искаженное страданиями лицо.
– Я не раз находился на пороге смерти, Клэр, но никогда еще я не желал умереть. На этот раз я хотел смерти. Я…
Он оборвал рассказ и замолк, сильно сжав мне колено, а когда вновь заговорил, то задыхался, как от долгого бега.
– Клэр, ты можешь… я только… Клэр, держи меня. Если я опять начну трястись, это не остановить. Клэр, держи меня!
Его и в самом деле стала бить мелкая дрожь, он стонал от боли в сломанных ребрах. Своим прикосновением я опасалась навредить ему, но еще сильнее опасалась, что продолжится эта ужасная дрожь.
Я наклонилась, крепко-крепко обхватила его за плечи и стала раскачиваться вместе с ним, надеясь таким образом ослабить спазмы. При этом я массировала мышцы шеи, чтобы снять напряжение. Дрожь наконец прошла, и голова Джейми бессильно упала мне на бедро.