– Кажется, ремень немного ослаб, – простодушно пояснила я, устремив невинный взор на ближайшего ко мне солдата.
– Почему вы не поможете леди? – обратился тот к Джейми.
– Муж нездоров, – сказала я. – Да я справлюсь и сама, не беспокойтесь.
Капрал проявил к моим словам неожиданный интерес.
– Нездоров, вот как? А что с вами такое? – Он подал коня вперед и заглянул Джейми под шляпу. – Да, выглядите вы неважно. Снимите-ка вашу шляпу, приятель. Что это у вас с лицом?
Джейми застрелил его сквозь полу плаща. Капрал, оказавшийся примерно в шести футах от него, замертво упал на землю еще до того, как на его груди расплылось кровавое пятно размером с мою ладонь. В обе руки Мурты прыгнули пистолеты еще до того, как капрал свалился с седла. В первый раз он промахнулся, поскольку лошадь, испугавшись, отпрянула, но второй выстрел убил солдата на месте.
Один из двоих оставшихся в живых развернул лошадь и понесся к тюрьме, вероятно, за подмогой.
– Клэр! – Обернувшись на крик, я увидела, что Джейми показывает на беглеца. – Задержи его!
У него хватило времени перебросить мне пистолет, потом он выхватил саблю и встретил нападение четвертого солдата.
Моя лошадь привыкла к битвам; прижав уши, она била копытом, но не двигалась с места, пока я не села в седло. Зато сразу после этого, весьма обрадовавшись, что может убраться подальше от всей этой неразберихи с выстрелами, поскакала следом за солдатом.
Снег мешал нашему движению так же, как и беглецу, но моя лошадь оказалась сильнее, к тому же солдат был вынужден торить путь по целине. Я неуклонно его догоняла: когда до тюрьмы оставалась миля, расстояние между нами сократилось приблизительно до десяти ярдов.
Я остановила лошадь и спешилась: несмотря на то что она была привычна ко многому, я побаивалась, что если я выстрелю из седла, она поведет себя непредсказуемо. Встав коленом в снег, я сделала все, как Джейми меня учил: уперлась локтем в колено, положила пистолет на предплечье и выстрелила.
К собственному несказанному удивлению, я попала в бегущую лошадь. Та оступилась, упала на одно колено и повалилась на землю, выбрасывая во все стороны комья земли из-под копыт. Рука у меня ныла от отдачи оружия, я встала и стала ее растирать, глядя на упавшего солдата. Он тоже оказался ранен. Попробовал было подняться на локте, но сразу же рухнул навзничь. Лошадь, несмотря на кровавую рану на плече, поднялась на ноги и потащилась прочь, волоча по земле за собой поводья.
Гораздо позднее я вспомнила, какие мысли метались в моей голове в то мгновение. Противнику нельзя оставлять жизнь. Мы находимся очень близко от замка, какой-нибудь другой патруль обязательно найдет раненого, а тот не только расскажет, как мы выглядим, но и укажет, куда мы отправились. До берега отсюда не меньше трех миль, что означает часа два нелегкого пути. А на берегу нам необходимо отыскать корабль. Я просто не имела права позволить ему о нас рассказывать…
Когда я подошла, солдат широко раскрыл глаза, и я встретила их боль, изумление, что угодно – но не страх: ведь я была только женщина. Кто-нибудь старше годами воспринял бы это по-другому, но передо мной на кровавом снегу был простерт юноша, почти мальчик… умирающий мальчик. Он прижал ладонь к окровавленному на груди мундиру, локти подломились, и через несколько секунд открытые глаза невидяще уставились в небо. Я, не в силах рассматривать умершего, обернулась и отправилась обратно.
Мы с Муртой уложили наш негабаритный груз в трюме на лавке и укрыли одеялами, а сами вышли на верхнюю палубу «Кристабел» и задрали лица к штормовому небу.
– Кажется, ветер крепчает, – с надеждой произнесла я и подняла послюнявленный палец.
Мурта хмуро посмотрел на тяжелые темные облака, которые, нависнув над гаванью, расточительно сыпали снежные хлопья в студеную морскую воду.
– Да, неплохо. Можно надеяться на удачную переправу. А коли не повезет, то как бы нам не привезти с собой мертвеца.
Только через полчаса, когда корабль замотали бурные воды Ла-Манша, я поняла, что он под этим подразумевал.
– Морская болезнь? – с недоверием спросила я. – Но ведь у шотландцев ее не бывает!
– Ну, значит, у нас тут завелся рыжий готтентот! – брюзгливо пробурчал Мурта. – Лежит там весь зеленый, словно протухшая рыба, и каждую минуту травит что есть мочи. Может, спуститесь и попытаетесь мне пособить, а то боюсь, ему ребра проткнут кожу.
– Дьявол меня возьми с потрохами! – не удержалась я, когда мы с Муртой поднялись из вонючего трюма наверх, чтобы глотнуть хоть чуть-чуть свежего воздуха. – Если ему известно, что у него морская болезнь, то почему тогда требовал, чтобы мы отправились морем?
Меня встретил немигающий, как у василиска, взгляд.
– Понимаете ли, раз он находится сейчас в таком виде, то считает невозможным раскатывать вместе с нами по побережью, а оставаться в Элдридже никак невозможно, чтобы не принести несчастья Макраннохам.
– И поэтому он решил незаметно и мирно скончаться в море, – сардонически заметила я.
– Точно так. Он, видать, считает, что помрет тут сам и его смерть никому не причинит зла. Себя не жалеет, получается. Да только тихой смерти, похоже, не выйдет, – прибавил Мурта, прислушиваясь к звукам из трюма.
– Мои поздравления! – сообщила я Джейми через пару часов, утирая собственные лоб и щеки от грязных брызг. – Ты сможешь войти в историю медицины в качестве документально подтвержденного случая смерти от морской болезни.
– Великолепно, – пробурчал он из-под огромной кучи наваленных на него подушек и одеял. – Обидно знать, что столько всего пропадает зря.
Неожиданно Джейми опять повернулся на бок.
– Боже мой, опять начинается!
Мы с Муртой сразу же заняли свои места. Пытаться удержать неподвижно крепкого мужчину в момент, как его терзают спазмы рвоты, – не самое легкое дело.
После окончания очередного приступа я пощупала Джейми пульс и положила руку на мокрый и холодный лоб. Мурта глянул мне в лицо и молча полез по трапу на палубу следом за мной.
– Что, совсем худо ему? – спросил он.
– Не знаю, – растерянно сказала я, подставив мокрую от пота голову резкому ледяному ветру. – Честно говоря, я не знаю случаев, чтобы кто-то умер от морской болезни, но у него во рвоте появилась кровь.
Маленький человек вцепился в фальшборт с такой силой, что костяшки суставов были, похоже, готовы прорвать кожу.
– То ли он поранил внутренности обломками ребер, – сказала я, – то ли в пустом желудке порвались кровеносные сосуды. В любом случае, скверный знак. И пульс у него все слабее и прерывистее, а это нехорошо для сердца, как вы понимаете.
– У него сердце льва.
Мурта сказал эти слова так тихо, что я не знала точно, вправду ли они вырвались из его уст. И слезы у него на глазах, вероятнее всего, появились из-за соленого морского ветра. Неожиданно маленький человек повернулся ко мне.
– А голова буйвола. У вас осталась опийная настойка, которую дала леди Аннабел?
– Да, весь флакон. Он не пожелал ее пить, сказал, что не станет спать.
– Вот и славно. Для большинства людей «желать» и «получить» совсем не одно и то же. Не знаю, отчего он должен отличаться от всех остальных. Пошли.
Я осторожно спустилась по трапу.
– Не уверена, что настойка удержится у него в желудке.
– Предоставьте это мне. Приготовьте флакон и помогите мне усадить его прямо.
Джейми пребывал на грани сознания; мы с трудом переместили его тяжелое неповоротливое, к тому же сопротивлявшееся тело к переборке в положении сидя.
– Я хочу умереть, – слабо, но весьма твердо сообщил он, – и чем быстрее, тем лучше. Подите прочь и дайте мне умереть спокойно.
Крепко ухватив Джейми за волосы, Мурта поднял его голову и поднес к губам флакон.
– Проглоти это, мой маленький хорошенький сурок, не то я сверну тебе шею. И удержи на некоторое время в животе. Я заткну тебе нос и рот, так что вырвать это у тебя получится разве что из ушей.
Совместными усилиями мы переместили содержимое флакона в утробу молодого лэрда Лаллиброха. Давясь и задыхаясь, совершенно зеленый Джейми оперся на переборку и героически проглотил сколько сумел. При малейшей угрозе рвоты Мурта зажимал ему нос, и в результате снотворное смогло попасть пациенту в кровь. Мы уложили Джейми на лавку; его лицо совершенно слилось цветом с подушкой, и на белом лишь горели волосы, брови и ресницы.
Через некоторое время Мурта вышел ко мне на палубу.
– Смотрите-ка. – Я показала ему на французский берег: прибрежные скалы под пробившимися сквозь облака лучами вечернего солнца казались позолоченными. – Капитан говорит, что прибудем часа через три-четыре.
– Да, не раньше, – отозвался Мурта, отводя со лба прямые каштановые волосы.
Он повернулся ко мне, и впервые за все время, что я его знала, на его лице обнаружилось выражение, больше других напоминавшее улыбку.
В конце концов вслед за двумя огромными монахами, которые несли носилки с недвижимым телом нашего подопечного, мы вошли в мощные ворота аббатства Святой Анны де Бопре.
Глава 38. Аббатство
Аббатство размещалось в огромном комплексе зданий двенадцатого века постройки, огороженном стеной, которая защищала его и от морских штормов, и от атак со стороны суши. В момент нашего появления, во времена не настолько суровые, ворота держали открытыми, чтобы облегчить сообщение с ближней деревней, а в небольшие каменные кельи гостевого крыла постелили ковры и поставили удобную мебель, отчего там стало довольно уютно.
Я поднялась из мягкого кресла, стоявшего в отведенной мне келье, в некотором смущении: я не понимала, как положено здороваться с настоятелем. Следует встать на колени и поцеловать перстень у него на пальце? Или так нужно делать только с папой римским? Я ограничилась глубоким почтительным реверансом.
Миндалевидные кошачьи глаза Джейми, безусловно, получил в наследство от Фрэзеров. Унаследовал он и массивную нижнюю челюсть, однако челюсть, на которую я в тот момент смотрела, спряталась в черной бороде. У аббата Александра был такой же большой рот, как у племянника, только улыбался он, похоже, не так часто. Аббат встретил меня любезной и приветливой улыбкой, но взгляд его голубых глаз оставался холоден и серьезен. Был он коренаст, куда ниже Джейми, приблизительно с меня, одет в наряд священника, однако двигался при этом как воин. Я подумала, что некогда он действовал в обеих ипостасях.