На другой стороне посадочной площадки высилась металлическая игла, устремленная к облакам. Несколько параболических антенн были закреплены на верхушке. Они выглядели, будто птицы, слетевшиеся на голые ветви дерева зимой.
У основания башни над открытой приборной панелью сгорбилась одинокая фигура, подставив спину ветру.
Бишоп открыл и зафиксировал испытательную консоль и сумел подключить портативный передатчик к оборудованию башни. Пока все шло настолько хорошо, насколько можно было мечтать. Хотя поначалу так не казалось: он добрался до башни позже, чем намеревался, переоценив свою скорость движения по тоннелю. Будто в порядке компенсации за пережитое разочарование предварительное тестирование и проверка систем прошли как по маслу, позволив наверстать потерянное время. С другой стороны, работы еще было много.
Его куртка лежала поверх монитора и клавиатуры, чтобы защитить терминал от песка и пыли – электроника была гораздо более чувствительной к капризам погоды, чем сам синтет. Последние несколько минут он ожесточенно набирал код, пальцы мелькали над клавиатурой. За одну минуту Бишоп закончил дело, на которое тренированный компьютерщик потратил бы все десять.
Если бы он был человеком, то наверняка прошептал бы молитву. Возможно, он делал это и не будучи человеком. У синтетов есть свои секреты.
Синтет ввел последний запрос и пробормотал под нос:
– Теперь, если я прав, и внешние системы не испорчены… – он ударил по крайней кнопке с надписью «Пуск».
Высоко над головой, на орбите, «Сулако» терпеливо и тихо дрейфовал в пустынном космосе. По пустым коридорам корабля не двигалась ни одна фигура. Не гудел ни один из погрузчиков, работая на грузовой палубе. Оборудование включалось и выключалось в полной тишине, корректируя полет корабля по геостационарной орбите над колонией.
Зазвучала сирена, хотя на борту не было ни единой души, чтобы услышать сигнал. В огромном грузовом отсеке ожили и начали вращаться сигнальные огни, несмотря на то, что некому было оценить это сочетание красного, голубого и зеленого света. Застонал гидропривод и загрохотали невероятно мощные подъемники, стабилизируя второй челнок и выводя его на стартовую позицию. Колеса его были заблокированы, шкивы и рычаги сняты. Шаттл вывели в шлюз грузового отсека.
Как только он был зафиксирован в положении сброса, со стен и пола к нему потянулись шланги и кабели, чтобы присосаться к челноку. Началась заправка и последняя проверка системы управления. Это были рутинные, обычные задачи, не требовавшие участия человека. В итоге корабль мог бы работать хорошо вообще без людей на борту. Они бы только мешали и путались под ногами.
Двигатели последовательно включились в сеть, были заглушены и вновь запущены. Внутренние процессоры ожили и обменялись пакетами данных с главным компьютером «Сулако». По огромному грузовому доку разнесся голос, повторяющий стандартную запись для запуска. Таковы правила. Несмотря на то, что выслушать объявление было некому.
– Внимание, внимание. Началась финальная стадия заправки. Пожалуйста, потушите сигареты и уберите легковоспламеняющиеся вещи.
Бишоп не мог видеть, как запускались двигатели, и не слышал объявления сигнальной системы. Тем не менее, он был удовлетворен. Показания индикаторов были более красноречивыми и эмоциональными, чем какой-нибудь сонет Шекспира. Синтет знал, что челнок подготовлен к старту, и процесс заправки идет по плану, заключенному в консоли управления. Андроидам и живым там было нечего делать. Ему не нужно было лично присутствовать на борту. Портативный передатчик был его электронным суррогатом. Он передавал Бишопу все, что тот хотел знать. И передавал наилучшим образом.
XII
Рипли не собиралась спать. Ей хотелось лишь побыть немного рядом, разделить немного тепла и моменты тишины с этой девочкой. Но ее тело знало, что ей нужно, лучше, чем сама женщина. Когда она ослабила контроль и дала возможность телу самому управляться со своими потребностями, оно мгновенно взяло верх.
Рипли внезапно проснулась и чуть не ударилась головой о нижнюю часть койки. Она очнулась ото сна мгновенно.
Тусклый свет проникал из медицинской лаборатории в операционную. Взглянув на часы, она с удивлением обнаружила, что прошло больше часа. За это время смерть могла как явиться, так и отступить, но, судя по всему, никаких изменений не произошло. Никто не пришел, чтобы разбудить ее, и в этом не было ничего удивительного: головы товарищей были заняты более важными вопросами. Сам факт, что ее оставили в покое, уже был хорошим знаком. Если бы последний бой уже начался, Хикс или кто-нибудь еще наверняка бы уже выдернул ее из теплого уголка под кроватью.
Она осторожно отстранилась от Тритончика, которая спала, далекая от одержимости временем, охватившей взрослых. Прежде чем развернуться и вылезти из-под койки, Рипли убедилась, что куртка на девочке застегнута до самого подбородка. Разворачиваясь, она еще раз бросила взгляд на лабораторию и замерла. Ряд стазис-цилиндров стоял прямо в проходе, который вел в центральную часть комплекса «Хадли». У двух из них, темных, были откинуты крышки, силовое поле было неподвижно. Оба были пусты.
Едва осмеливаясь дышать, она попыталась заглянуть в каждый темный угол, под каждую стойку и каждую кучу оборудования. Не в силах пошевелиться, она лихорадочно пыталась оценить ситуацию, слегка подталкивая левой рукой девочку, спавшую позади.
– Тритончик, – прошептала она.
Могут ли эти твари улавливать звуковые волны? Видимых ушей у них нет, как и других очевидных органов слуха, но кто знает, при помощи каких основных чувств чужие интерпретируют окружающую среду.
– Тритончик, проснись.
– Что? – девочка перевернулась и сонно потерла глаза. – Рипли? Где…
– Шшш, – Рипли поднесла палец к губам. – Не шевелись. У нас проблемы.
Глаза девочки открылись шире. Она ответила кивком, окончательно проснувшись и насторожившись, как и ее защитница. Рипли не пришлось дважды просить малышку вести себя тихо. Кошмар, пережитый ею в одиночестве глубоко среди воздуховодов и коммуникационных каналов, которые избороздили колонию вдоль и поперек, в первую очередь научил ее жизненной важности молчания. Рипли указала на открытые цилиндры. Увидев их, Тритончик снова кивнула. Она не могла позволить себе захныкать.
Они лежали, прижавшись друг к другу и вслушиваясь в темноту, пытаясь уловить звуки движения и наблюдая за тенями низко склонившихся приборов, носившимися туда-сюда по полированному полу. Рядом вовсю гудел обогреватель.
Рипли глубоко вдохнула, сглотнула и начала двигаться. Вытянувшись, она ухватилась за пружины с нижней стороны койки и попыталась отодвинуть ее от стены. Металлический скрип ножек, царапавших пол, звучал пронзительно громко в тишине.
Когда зазор между спинкой кровати и стеной оказался достаточно широким, она осторожно скользнула вверх, прижимаясь спиной к стене. Правой рукой она потянулась за импульсной винтовкой, ее пальцы шарили по простыням и одеялу. Винтовка пропала.
Она разглядела борт кровати. Сомнений нет, она оставила винтовку здесь, на матрасе! Ее внимание привлек слабый намек на движение, и женщина резко повернула голову влево. Как только она это сделала, нечто, состоящее исключительно из ног и чистого зла, прыгнуло в изножье кровати со своего насеста. Рипли издала приглушенный крик, полный ужаса, и, пригнувшись, подалась назад. Жесткие когти щелкнули рядом с ее волосами, и тошнотворная фигура прыгнула на стену там, где мгновением раньше была ее голова. Когти скользили, пытаясь ухватиться за что-нибудь, и в то же время пытались найти самое уязвимое место – лицо, которое показалось из-под кровати секунду назад. Вертясь, словно сумасшедшая, и зарываясь пальцами в пружины, Рипли нырнула вниз и двинула койку назад, прижав чудовище к стене буквально в нескольких сантиметрах от своего лица. Конечности твари дергались с маниакальной свирепостью, а мускулистый хвост лупил по пружинам и по стене, словно бешеный питон. Монстр издал визжащий пронзительный звук, что-то среднее между визгом и шипением. Рипли вытолкнула Тритончика и, яростно вертясь, выкатилась из-под кровати следом за ней. Освободившись, она уперлась руками в бок кровати и сильнее прижала ею застрявшего лицехвата. Потом, осторожно рассчитав движения, опрокинула кровать и сумела прижать его металлической стойкой.
Подтащив Тритончика к себе, Рипли бросилась прочь от перевернутой койки. Ее глаза находились в постоянном движении, оценивая каждую тень. Она осмотрела стенной шкаф и заглянула в каждый угол. В воздухе лаборатории разливалось нехорошее предчувствие. Пока они отходили, лицехват, продемонстрировав ужасающую силу для такого небольшого существа, сбросил придавившую его кровать и бросился прочь, скрываясь за рядом стеллажей. Его многочисленные ноги были неразличимы в движении, напоминая одно сплошное пятно.
Стараясь держаться в центре помещения, насколько это возможно, Рипли продолжала отступать к дверному проему. Коснувшись спиной двери, она вытянула руку, чтобы щелкнуть выключателем на стене. Перегородка за ее спиной должна была откатиться в сторону, но она не двигалась. Рипли снова нажала на кнопку, затем стала долбить по ней, не обращая внимания на громкий звук. Ничего. Деактивировано или сломано – не важно. Она попыталась включить свет. То же самое. Они были заперты в темноте.
Стараясь не спускать глаз с пола перед собой, она постучала кулаком в дверь. Звуконепроницаемый материал отозвался глухими звуками. Обычно двери в операционную делают звуконепроницаемыми. Никто не хотел бы, чтобы внезапные крики потревожили привередливого колониста, оказавшегося неподалеку.
Держа Тритончика возле себя, Рипли двинулась от двери вдоль стены, пока они не оказались перед большим панорамным окном, которое выходило в основной коридор. С трудом решившись отвести взгляд от пола, она обернулась и закричала:
– Эй! Эй!
Она в отчаянии долбила по окну, но с той стороны трехслойного стекла так никто и не появился. Скребущий звук откуда-то с пола заставил ее резко развернуться. Тритончик захныкала, чувствуя страх взрослого. Отчаявшись, Рипли встала перед камерой видеонаблюдения, размещенной на стене, и принялась махать руками: