Это тоже было в бортовом журнале.
— Корабль был брошен. Потерпел аварию или оставлен экипажем…. мы никогда не узнаем этого. Мы поднялись на его борт. Мы нашли там пилота, тоже такого, какого никто ранее не видел. Он лежал мертвый в своем кресле. В груди у него была дыра размером с баллон для сварки.
Возможно, этот рассказ беспокоил представителя ВКА. А может быть, она просто устала слушать это в сотый раз. Как бы то ни было, она сочла необходимым ответить.
— Говоря откровенно, мы исследовали триста миров и никто никогда не сообщал о существовании такой твари, которая, по вашим словам… — и она прочла выдержку из своей копии официального отчета Рипли: — «…поселяется в живом человеческом существе» и имеет «концентрированную молекулярную кислоту вместо крови».
Рипли взглянула на Берка, молчаливо сидящего у дальнего конца стола. Он не являлся членом комиссии по расследованию и вынужден был хранить молчание во время расспросов. Он не мог сделать ничего, чтобы помочь ей. Все зависело от того, как примут ее официальную версию гибели «Ностромо». Без подтверждающих записей из бортового журнала у комиссии не было ничего, кроме ее слов, и с самого начала стало ясно, как мало значения они им придают. Интересно, кто проверял эти записи и зачем. А может быть их просто подогнали к своим данным. В этом случае записи не имели значения. Она устала играть в эту игру.
— Слушайте, я вижу, к чему вы ведете.
Она слегка улыбнулась, но выражение ее лица было безрадостным. Настало время решающего удара и она собиралась нанести его, даже не имея шансов выиграть.
— Дело связано с андроидом — в первую очередь, почему мы среагировали на сигнал с той планеты — все это складывается в одну цепочку, хотя я не могу этого доказать.
Она посмотрела вдоль стола и ухмыльнулась.
— Кто-то покрывает своего Эша, и было решено, что я отвечу за все. О’кей, отлично. Но есть одна вещь, которую вы не в силах изменить, один факт, который нельзя подтасовать. Это существует. Вы можете стереть меня, но не можете стереть это. На той планете остался чужой корабль, а в нем тысячи яиц. Тысячи. Вы понимаете? Соображаете, что это может значить? Я предлагаю вам послать туда экспедицию и найти корабль, используя данные из бортового журнала, и найти его побыстрее. Найти его и поработать с ним, предпочтительно с использованием ядерного заряда, пока один из ваших исследовательских экипажей не вернулся с маленьким сюрпризом.
— Благодарю вас, офицер Рипли, — начал было Ван Льюен. — Это…
— Потому что всего одна из этих тварей, — продолжала она, наступая на него, — умудрилась уничтожить весь наш экипаж в течение двадцати часов.
Администратор поднялся. Рипли была не единственной, кто потерял терпение в этой комнате.
— Благодарю вас. Это все.
— Это еще не все! — она стояла и пронзала его взглядом. — Если этих тварей привезут сюда, вот тогда будет все. Тогда вы сможете поцеловать их на прощание, Джек. Только поцеловать на прощание!
Представитель ВКА спокойно повернулась к администратору.
— Мне кажется, у нас достаточно информации для принятия решения. Я думаю, пора закрыть заседание и удалиться на совещание.
Ван Льюен взглянул на других членов комиссии. С тем же успехом он мог бы посмотреться в зеркало. Все были одного мнения.
Тем не менее, кое-что нельзя было выразить открыто. В отчете это выглядело бы нехорошо. А это — превыше всего.
— Джентльмены, леди?
Одобрительные кивки. Он снова посмотрел на объект обсуждения. Очень похоже на вскрытие, желчно подумала она.
— Офицер Рипли, извините нас.
— Неохотно.
Дрожа от разочарования, она повернулась к выходу. Когда она сделала это, глазам ее открылась фотография Далласа, который смотрел ничего не выражающим взглядом с видеоэкрана. Капитан Даллас. Друг Даллас. Товарищ Даллас.
Мертвый Даллас. Она в гневе зашагала к двери.
Больше ничего нельзя было сделать или сказать. Ее признали виновной и теперь собирались обсудить положение с тем, чтобы присудить ей справедливое наказание. Формальности. Компания и ее друзья любят свои формальности. Смерть, трагедия — ничего особенного, если вы можете вытравить оттуда все эмоции. После этого можно спокойно вставлять это в годовой отчет. Так что расследование должно быть проведено, эмоции должны быть превращены в гладкие цифры в аккуратных колонках. Какой-то приговор должен быть вынесен. Но не слишком громко, а то услышат соседи.
Ничто из этого не волновало Рипли. Надвигающийся крах ее карьеры не беспокоил ее. Чего она не могла простить, так это слепой тупости, выставляемой напоказ в комнате, которую она покинула. Значит, они ей не поверили. Учитывая их тип мышления и отсутствие очевидных доказательств, она могла их понять. Но совсем не верить ее рассказу, отказаться проверить его… Этого она простить не могла. Потому что на карту было поставлено гораздо больше, чем одна паршивая жизнь, одна скромная карьера офицера космического транспорта. А они не обратили на это внимания. Они не видели здесь ни прибыли, ни убытков, и им это было безразлично.
Она оперлась на стену рядом с Берком. Он покупал кофе и пончики из автомата в холле. Автомат вежливо поблагодарил его, принимая кредитную карточку. Как практически все на станции, автомат не имел запаха. Как и наливаемая им черная жидкость. Что касается предполагаемых пончиков, то они, возможно, пролетали где-то недалеко от пшеничного поля.
— Вы заставили их плясать под вашу дудку.
Берк старался ободрить ее. И она была благодарна за эту попытку, пусть и неудавшуюся. Но у нее не было причин перестать сердиться на него. Побольше сахара и искусственных сливок придали эрзац-кофе хоть какой-то вкус.
— Они решили все еще до того, как я вошла туда. А я потеряла целое утро. Им следовало просто отпечатать все, чтобы каждый, включая и меня, мог это просто прочесть. Гораздо проще было бы узнать, что они хотят услышать, а не пытаться вспомнить всю правду.
Она посмотрела на него:
— Вы знаете, что они думают?
— Я могу себе представить.
Он откусил кусок пончика.
— Они думают, что у меня голова не в порядке.
— Она и так у вас не в порядке, — сказал он весело. — Возьмите пончик. Шоколадный или молочный?
Она смотрела на обжаренные кольца, которые он предлагал ей.
— Вы ощущаете разницу?
— Не очень, но цвета приятные.
Она не улыбнулась ему, но и не насмехалась над ним.
«Совещание» длилось недолго… Она снова вошла в комнату и заняла свое место. Берк сел в дальнем конце зала. Он начал было подмигивать ей, но передумал и прервал эту попытку. Она заметила это и была рада, что он не довел это дело до конца.
Ван Льюен прочистил горло. Он не счел нужным посмотреть для поддержки на других членов комиссии.
— Комиссия по расследованию установила, что офицер Эллен Рипли, NOC-14672, совершила действия, сомнительные с точки зрения здравого смысла, и, следовательно, по состоянию здоровья не может иметь лицензию офицера коммерческого космического флота.
Если кто-нибудь из них ждал от осужденной какой-нибудь реакции, он был разочарован. Она сидела прямо на своем стуле и молча смотрела на них. Губы сомкнуты, вид вызывающий. Скорее всего, они испытали облегчение. Вспышки эмоций тоже пришлось бы записать. Ван Льюен продолжал, не сознавая, что Рипли мысленно облачила его в черный плащ с капюшоном.
— Означенная лицензия приостанавливает свое действие до времени, которое будет определено позже.
Он прочистил свое горло, затем свою совесть.
— Учитывая необычно долгое время, проведенное осужденной в гипероне и неустановленное влияние этого на нервную систему, ей не предъявляется никаких уголовных обвинений в настоящее время.
В настоящее время, подумала Рипли без тени юмора. На языке корпорации это означало: «Держи рот закрытым и будь подальше от средств информации, и ты еще получишь свою пенсию».
— Вы освобождаетесь под ваше собственное поручительство на шесть месяцев для прохождения психометрической проверки, включая ежемесячное психическое тестирование и лечение, которое может быть назначено.
Коротко, ясно и не очень сладко, но она все приняла, не проронив ни слова, пока Ван Льюен не закончил и не вышел. Берк увидел, как вспыхнули ее глаза, и пытался удержать Рипли.
— Перестаньте! — прошептал он.
Она сбросила его руку и направилась в коридор.
— Все уже кончено.
— Хорошо, — ответила она, ускоряя свой шаг. — Что еще они могут мне сделать?
Она догнала Ван Льюена, когда тот стоял, ожидая лифт.
— Почему вы не хотите проверить LV-426?
Он взглянул на нее.
— Миссис Рипли, это не имеет значения. Решение комиссии является окончательным.
— К черту решение комиссии. Сейчас речь идет не обо мне. Мы говорим о тех несчастных, которые найдут этот корабль. Скажите мне только, почему вы не хотите все проверить?
— Потому что это не нужно, — резко оборвал он. — Люди, которые живут на этой планете, проверили все много лет назад, и они никогда не сообщали о «враждебных организмах» или чужом корабле. Вы думаете, что я круглый идиот? Вы думаете, что комиссия отказалась от этой проверки, только не желая причинить себе лишние хлопоты? И кстати, эта планета теперь называется Ахеронт.[10]
Пятьдесят семь лет. Долгий срок. Люди могли многое сделать за пятьдесят семь лет. Строить, продвигаться дальше, основывать новые колонии… Рипли пыталась ухватить смысл слов администратора.
— О чем вы говорите? Какие люди?
Ван Льюен уже присоединился к другим пассажирам в кабине лифта. Рипли держала руку между дверями лифта, чтобы не дать им закрыться. Сенсоры дверей послушно ждали, пока она освободит проем.
— Первопроходцы, — объяснил Ван Льюен. — Планетарные инженеры. В этой области произошло много нового, пока вы спали, Рипли. Мы значительно продвинулись, сделали гигантский шаг вперед. Космос не такое уж гостеприимное место, но мы меняем его. На планете организована колония. Они установили воздушные процессоры, чтобы сделать атмосферу пригодной для дыхания. Мы может делать это эффективно и экономично, если есть какая-то постоянная атмосфера. Водород, аргон, метан — лучше всего. Ахеронт плавает в метане с добавкой кислорода и достаточным количеством азота для связывания. Теперь воздух там вполне пригоден для дыхания. Дайте срок, терпение и упорный труд создадут еще один обитаемый мир, способный удовлетворить человека и понравиться ему. За деньги, естественно. Ведь мы не благотворительная организация, хотя мы и заботимся о будущем человечества.