Горман обратился к специалисту по компьютерам:
— Ну, что там, Хадсон?
— Если в радиусе нескольких километров есть кто-то живой, мы его обнаружим. — Хадсон повернулся к экрану. — На ловца и зверь бежит.
От дальней стена подал голос Вержбовски:
— А ДПП продолжает работать, если те, кто носит их, мертвы?
— Нет, это новая модель, — сказала Дитрих, разбирая инструменты. — Частично они питаются энергией организма. Если носитель умирает, передатчик умолкает. Его собственная энергия равна нулю. Это единственный способ использовать тело как батарейку.
— Никакого обмана! — Хадсон стрельнул глазами в сторону медспециалиста. — А что делать, если у кого-то не постоянный ток, а переменный?
Дитрих закрыла свой чемоданчик:
— В твоем случае никаких проблем, Хадсон. У тебя классический случая отсутствия любого напряжения.
Проще было найти другую чистую тряпочку, чем отмыть использованную. Рипли обрабатывала маленькие ручонки, выскабливая грязь из-под ногтей и между пальцами. Из-под коричневого слоя грязи постепенно проступала розовая кожа. Оттирая девочку, Рипли вела тихий, успокаивающий разговор.
— Не знаю, как это тебе удалось остаться в живых, когда все ушли, но, видно, ты смелая девочка, Ребекка.
Незнакомый звук достиг ушей Рипли:
— Головастик.
Стараясь не выдать своего волнения, Рипли продолжала вытирать ребенка:
— Извини, малышка, я не расслышала. У меня что-то со слухом. Что ты сказала?
— Головастик. Меня зовут Головастик. Так все меня зовут. Никто не называет меня Ребеккой, кроме моего брата.
Рипли заканчивала чистить вторую руку. Если она не ответит, девочка может снова замкнуться. В то же время надо быть очень осторожной, чтобы чем-нибудь не испугать ее. Так держать и никаких расспросов.
— Хорошо, Головастик. Мое имя Рипли и все зовут меня Рипли. Ты можешь называть меня как хочешь.
Ответа не последовало. Рипли приподняла только что отмытую ручонку и пожала ее:
— Рада познакомиться с тобой, Головастик. — Она показала на голову куклы, которую та все еще держала в другой руке. — А это кто? У нее есть имя? Держу пари, что есть. У всех кукол есть имена. Когда я была такой же, как ты, у меня было много кукол, и у каждой было имя. А то как бы я их различала?
Головастик посмотрела на пластиковую голову отсутствующим взглядом:
— Кейси. Она — мой единственный друг.
— А как же я?
Девочка так глянула на нее, что она невольно съежилась: это был совсем не детский взгляд. Тон был ровным, нейтральным:
— Мне не нужен такой друг.
Рипли попыталась скрыть свое удивление:
— Но почему?
— Потому что ты скоро уйдешь, как другие. Как все. — Она посмотрела на кукольную голову. — А с Кейси все в порядке. Она останется со мной, а ты уйдешь. Ты умрешь и оставишь меня одну.
В этом монологе не было гнева, не было и намека на обиду, которую она могла испытывать ко всем взрослым, оставившим ее одну. Она произнесла это спокойно и с такой уверенностью, будто это уже произошло. Это было не предсказание, а констатация факта, который не может не произойти. Рипли ощутила, как в ее жилах стынет кровь. С того момента, когда модуль сошел с орбиты «Сулако», она еще не испытывала подобного страха.
— О, Головастик! Твои папа и мама ушли именно так, да? Ты просто не хочешь об этом говорить.
Девочка кивнула и отпустила глаза, рассматривая колени. Ее пальцы еще сильнее сжали кукольную головку.
— Они были бы здесь, если бы могли, милая, — убежденно сказала Рипли. — Я знаю, они были бы здесь.
— Они умерли. Поэтому они не смогут прийти ко мне. Никогда. Они умерли. Как все.
Для такой маленькой девочки это было слишком категоричное утверждение.
— А может быть, нет. Почему ты в этом так уверена?
Головастик подняла глаза и уставилась на Рипли. Дети не смотрят так на взрослых, но Головастик лишь внешне была ребенком.
— Я уверена. Они умерли. Они умерли, и ты скоро умрешь, а мы с Кейси снова останемся одни.
Рипли не отвела своего взгляда, не улыбнулась. Она знала, что эта девочка различает фальшь, как детектор лжи.
— Головастик! Ты видишь меня, Головастик? Я не уйду. Я тебя не оставлю. Я не собираюсь умирать. Я обещаю. Я остаюсь. Я буду с тобой. Столько, сколько ты пожелаешь.
Девочка опустила глаза. Рипли видела, как она борется с собой. Ей очень хотелось поверить в то, что она услышала, она пыталась поверить. Чуть позже она снова взглянула на нее:
— Обещаешь?
— Честное слово. — Рипли вспомнила детский жест, которым сопровождалась клятва на честность, и повторила его.
Глаза у Головастика заблестели, губы дрогнули. Напряжение медленно покидало ее маленькое тело, маска безразличия спадала с личика. Что-то естественно появлялось на нем — взгляд испуганного ребенка. Она обняла Рипли за шею и зарыдала. Слезы катились по ее вымытым щекам, капали на лицо Рипли. Она качала девочку и тихо повторила ей слова утешения. Рипли сдерживала свои слезы, боролась со страхом, леденящим чувством смерти, исходящим из Центра Управления Хедли: она надеялась, что исполнит клятву, которую только что дала несчастному ребенку.
В это время раздался торжествующий возглас Хадсона:
— Эй! Хватит скалиться, идите сюда! Я обнаружил их. Дайте старине Хадсону приличную машину, и он найдет вам ваши деньги, тайные клады и давным-давно пропавшую кузину Джеди. — Эффектным движением он придвинул к себе переносную панель. — Этой малышке слегка досталось, но с ней еще можно поиграть.
Над его плечом склонился Горман:
— В каком они состоянии?
— Непонятно. Эти колониальные ДПП громко орут, но ничего не объясняют. Похоже, что все они там.
— Где?
— Под трансформаторной станцией. — Хадсон показал на схеме: — Это подуровень С. В южной части комплекса. Классное место, пока не начнешь его искать.
Все обсудили специалиста по компьютерам, чтобы взглянуть на экран. Хадсон остановил и увеличил изображение. В центре трансформаторной станции пульсировало — схематично, в виде синих точек — целое море огней.
Глядя на экран, Хикс сказал:
— Похоже на городское собрание.
— Но почему они все пошли туда? — вслух рассуждала Дитрих. — Я думала, что здесь было место их последнего пребывания.
— Возможно, у них было время перебраться в более безопасное место, — сказал Горман. И продолжал, обращаясь ко всем: — Не забывайте, что на атмосферотрансформаторах всегда есть запасы энергии. Это самое надежное убежище. Давайте выйдем и отыщем их.
— Ладно, пошли, — Эйпон подгонял своих солдат. — Они не могут долго ждать. — Он обратился к Хадсону: — Как нам туда добраться?
Тот прошелся по клавишам. на мониторе появился общий вид колонии.
— Здесь есть небольшой служебный коридор. Это будет довольно долгая прогулка, Сарж.
Эйпон смотрел на Гормана, ожидая приказа.
— Не знаю, как тебе, сержант, — сказал лейтенант, — а мне надоели эти длинные узкие коридоры. Я хотел бы, чтобы мы немного проветрились, пока доберемся до места.
— Я думал о том же, сэр, — с облегчением произнес сержант.
Он как раз собирался предложить это и готовился к спору, но все обошлось. Солдаты тоже одобрительно закивали. Горман был неопытным в бою, но далеко не дурак в остальном.
— Эй, Рипли, — позвал Хикс, — мы собираемся на прогулку, ты не идешь?
— Мы обе идем.
Рипли и девочку встретили удивленные взгляды.
— Это Головастик, — отрекомендовала Рипли. — Головастик, это мои друзья. Теперь они и твои друзья тоже.
Девочка кивнула, как бы подтверждая то, что сказала Рипли. Солдаты тоже приветливо закивали, собирая снаряжение. Берк ободряюще улыбнулся ей. Горман не скрывал своего удивления: как это Рипли удалось приручить такую дикарку?
Головастик не выпускала из рук кукольную головку.
— Куда мы? — тихо спросила Рипли.
— В одно безопасное место. Недалеко.
На лице Головастика появилось подобие улыбки.
Вержбовски вел СХ к трансформаторной станции. Один километр пути, несколько минут на раздумья.
Теперь всем стало ясно, что молчание в эфире не было вызвано поломкой спутника или повреждениями на радиостанции колонии. Подозрения Рипли полностью подтвердились. Колонисты молчали, потому что некая сила заставила их молчать. Теперь Рипли верили: что-то страшное нависло над колонией. Конечно, девочка могла бы многое рассказать, но не сейчас. Таково было указание Дитрих: не давить на ее психику вопросами, дать ей возможность хоть немного прийти в себя.
В пути солдаты не теряли времени: они читали диски, записанные Рипли, и сравнивали ее информацию со своими представлениями о «чужих». А у солдат богатое воображение.
Местность была освещена. Ветер мешал движению массивной машины, но он не мог ее остановить. Самоход был сконструирован для вполне комфортабельных поездок даже при ветре силой до трехсот килофитов. Так что ачеронские бури их не пугали. Кроме того, недалеко, на песчаной площадке, их дожидался модуль.
Над высокой башней горели огни, свидетельствуя о том, что трансформаторы атмосферы продолжали делать свое дело: превращали ачеронский воздух в земной.
Рипли и Головастик сидели рядом недалеко от кабины водителей. Всю дорогу они наблюдали за Вержбовски. В огромном, покрытом броней самоходе девочка стала разговорчивей. Рипли не рискнула задавать ей вопросы, которые всех так интересовали, она терпеливо слушала, давая ей возможность выговориться. Иногда Головастик отвечала на непроизнесенный вопрос. Как сейчас.
— Я была лучшей в этой игре, — она поправила кукольную головку и уставилась в стенку, — потому что я знаю весь лабиринт.
— Лабиринт? — Рипли вспомнила место, где они ее нашли. — Ты имеешь в виду воздухопровод?
— Да. Ты знаешь. — В ее голосе слышались горделивые нотки. — Не только воздухопровод. Я пролезала в туннели с электропроводкой и изоляцией. В стенах, под полом. Я могла пролезть везде. Я была асом. Я могу лазать лучше всех. Они говорили, что это потому, что я меньше всех. Но дело не в этом. Я просто умней всех, вот и все. У меня отличная память. Я могу запомнить любое место, где я была хоть раз.