Вскоре после ухода каравана призов пассажирскому «Миеси-Мару» и «Артемии» было приказано стравить весь пар из котлов и залить топки. Эти мероприятия плотно контролировали русские офицеры, вернувшиеся затем на свои корабли. Потерявшие на время возможность самостоятельно передвигаться пароходы просто оставлялись на месте, чтобы после ухода флота, вновь разведя пары, спокойно следовать в любую сторону.
Имея огнетрубные котлы, после такой процедуры «старый японец», так же как и достаточно «пожилой француз» могли дать ход не раньше чем через три часа. За это время эскадра уже почти достигнет пролива Китан, через который планировалось ворваться в Осакский залив. Как потом стало известно, японский пароход был встречен судами, мобилизованными береговой охраной, уже много позже начала атаки и благополучно отстоялся под берегом до ухода русского флота, а французский успешно добрался до Шанхая.
Ярко раскрашенный «Лизком-бей» так и остался с эскадрой, продолжившей движение к своей цели. С него, в случае успеха штурма, планировали перегрузить в спокойных водах залива большую часть продовольствия, в котором нуждался цусимский гарнизон, после чего также отправить во Владивосток со штабной почтой.
Приблизившись к входу в пролив Кии около полуночи, для ведения разведки впереди по курсу, в голову колонны главных сил в дополнение к репетичному миноносцу выслали остальные корабли Андржиевского, а Матусевич на своих трех эсминцах прикрывал фланги. Опасались как японских разведчиков, так и случайных коммерческих или каботажных судов. Строжайший запрет на радиопереговоры без экстренной необходимости по-прежнему соблюдался.
Спустя полтора часа у самого устья пролива «Грозный» остановил большой английский пароход «Нефертити». Шедшее с юго-запада со всеми включенными ходовыми огнями судно было хорошо заметно, в то время как истребитель совершенно скрывало тьмой, поэтому его появление было полной неожиданностью для англичан.
Когда, сблизившись до пятидесяти метров, через мегафон по-английски потребовали остановиться и не пользоваться радио, пароход начал ворочать в сторону истребителя, пытаясь раздавить его своим корпусом. Русские совершенно не были настроены либеральничать, поэтому открыли огонь при малейшей угрозе. Длинная пулеметная очередь по самому верху мостика парохода быстро остудила горячие головы просвещенных мореплавателей.
От двух десятков трехлинейных пуль пострадали лишь доски стенок и подволока ходовой рубки. Те, кто был слишком близко от стекол, отделались мелкими порезами. Остальные только легким испугом. После пулеметной очереди пароход сразу начал травить пар и лег в дрейф. Поднявшиеся на его палубу матросы с «Грозного» закрыли клапаны, но давление к этому времени уже упало почти до нуля. Все лишние огни немедленно погасили, чтобы не демаскировать пароход.
Пулеметная стрельба была, конечно, не такой громкой, как орудийная, но в этом районе интенсивного судоходства ее вполне могли услышать с других пароходов, возможно, находившихся рядом. Никаких огней вокруг не просматривалось, но их вполне могли успеть погасить. Успокаивало, что до берега было еще достаточно далеко, так что оттуда разглядеть или расслышать что-либо было невозможно.
Учитывая тот факт, что на пароходе имелась станция беспроволочного телеграфа, имелся шанс, что ею успели воспользоваться, хотя минеры миноносца все время следили за эфиром и никаких сигналов не слышали. К тому же было известно, что в заливе базировалось два дивизиона миноносцев. Исходя из этого, считалось вероятным, что часть из них может быть задействована в дозорных линиях. Нервное напряжение росло с каждой минутой.
На звуки стрельбы со стороны эскадры вскоре подошел «Безупречный». Находясь на прицеле орудий и минных аппаратов двух эсминцев, англичане совсем сникли. Капитан, отказавшийся предоставить документы на груз, но вопреки всему уверявший, что следует в Сингапур из Йокосуки, а в Осаке у него лишь бункеровка, молча удалился в свою каюту. Старший офицер, штурман и механик, порезанные разлетавшимися осколками стекол ходовой рубки, просто не стали разговаривать с нашими офицерами, оставшись на мостике и всем своим видом выражая возмущенное презрение, периодически прикладываясь к сильно початой бутылке виски. Остальная команда, состоявшая преимущественно из малайцев и индусов, никаких препятствий русским морякам не чинила.
Осмотр корабля и его трюмов провели поверхностно, но и этого было достаточно. Стальные и чугунные отливки, а также листовая сталь в трюмах были запрещены к ввозу в любую из воюющих стран. Имея ценный груз, «Нефертити» был новым судном, спущенным на воду всего три года назад. Мог принять на борт до шести тысяч тонн груза и держать при этом полный ход в одиннадцать узлов.
Из беседы с матросами парохода выяснилось, что груз предназначался осакскому арсеналу. Но сдвинуть с места новый ценный приз в течение ближайшего часа, а то и больше, не представлялось возможным из-за севшего пара в котлах. Машинную команду «Нефертити» отправили на место поднимать пары, а «Безупречный», оставив на пароходе семнадцать человек для охраны, и «Грозный» под бортом, на всякий случай, двинулся к эскадре, чтобы сообщить адмиралу о трофее.
Узнав о нем, Рожественский сначала хотел отправить его вдогонку за остальными призами. Но до начала штурма оставалось около трех часов, а пароход все еще не мог дать ход. Поэтому было решено англичанина топить, чтобы не путался под ногами. Когда все еще лежащий в дрейфе пароход догнала вся эскадра, с него сняли экипаж, перевезя его на «Днепр», и открыли кингстоны, предварительно отдав оба якоря, чтобы не снесло течением и ветром на мелководье, поскольку таким бесшумным способом он должен был тонуть довольно долго.
В каюте капитана «Нефертити», в сейфе, вскрытом топорами и кувалдой, нашли судовой журнал, японский морской телеграфный код, правда, как почти сразу выяснилось, старого образца, документы на груз и пароходную кассу. Деньги отдали капитану под расписку, а все остальные бумаги отправили на флагманский броненосец для предстоящего суда, определяющего призовое право. Начавший медленно садиться в воду и едва заметно крениться вправо большой транспорт еще какое-то время маячил за кормой флота темной громадой, но вскоре совсем пропал в ночи.
Оставшиеся четыре миноносца тем временем продолжали осторожно продвигаться вперед. Ожидавшихся дозорных судов на подступах к проливу Кии и на его входе обнаружено не было, других торговых и каботажных пароходов – тоже. Даже рыбацкие шхуны не попадались на пути. Русский флот беспрепятственно приближался к своей цели, и это уже становилось подозрительным.
Сигнальные вахты были заменены отдохнувшими усиленными. Все, кто был на мостиках и палубах, вглядывались в темноту вокруг. Многие сосали сахар, надеясь так улучшить свое ночное зрение. Лишние огни давно погасили, иллюминаторы закрыли заслонками, а все примыкавшие к верхним палубам помещения освещались только слабым светом пиронафтовых фонарей. Передвижения по кораблям максимально ограничили, а разговаривать невольно старались как можно тише.
Боевого развертывания до определения точного места не планировалось, поэтому шли обычным походным ордером. Впереди «Лизком-бей», следом, несмотря на сильную качку, держались эсминцы, занимавшие места в голове и по обоим бортам основной колонны, не выходя за пределы просматриваемой зоны. Между средними трубами они несли белые полотнища, на всякий случай, чтобы не словить снаряд от своих в случае ночной схватки. Основные силы возглавляли крейсера, шедшие клином с «Жемчугом» во главе. За ними шли броненосцы в двух колоннах. Замыкал строй «Донской».
Весь предыдущий день, а теперь и ночью, небо закрывало облаками, берег был далеко, и его еще не было видно, так что определиться с местом возможности не имелось. Шли по счислению, полагаясь на опыт штурманов. Полученная в результате прокладки точка довольно серьезно не совпадала с координатами, взятыми со штурманского стола на мостике «Нефертити», имевшего последнюю обсервацию по береговым ориентирам сегодня до полудня.
Но полагаться на английского штурмана, оказавшегося в момент ареста судна сильно пьяным, тоже было нельзя. В этой ситуации координаты, выданные флагманским штурманом Филипповским, внушали гораздо больше доверия. По ним до ближайших отмелей было еще достаточно далеко. Да и глубины под килем пока не вызывали тревоги.
Однако по мере втягивания в пролив решили все же предпринять некоторые меры предосторожности, помня о едва не случившейся позавчера аварии с крейсерами у западного побережья Готских островов. Рискнув воспользоваться притушенным фонарем, «Жемчуга» подозвали сигналом к борту флагмана и передали на него пакеты с новыми инструкциями для командовавшего американским пароходом мичмана Картавцева, а также для головных миноносцев.
Увеличив ход и начав опережать броненосные колонны, крейсер второго ранга тихой тенью миновал завесу миноносцев и приблизился к «Лизком-бей», задержавшись у его борта лишь для передачи пакета с приказом. После чего так же тихо вернулся к миноносцам головного дозора, передав и на них распоряжение флагмана, сразу уйдя влево и начав медленно оттягиваться за их корму на свое место в ордере. А эсминцы расступились, пропуская сквозь свой строй одного из собратьев, который как репетичный корабль должен был связать с эскадрой уходящего дальше вперед трофейного впередсмотрящего.
Все маневры были выполнены без единого проблеска света и в полной тишине. Пользоваться станциями беспроволочного телеграфа на передачу было категорически запрещено, хотя возле них постоянно дежурили минеры. Аппараты принимали лишь отдаленные редкие переговоры японских судов или береговых постов, причем даже не всегда кодированные. Никаких признаков тревоги не было.
Море вокруг, сколько удавалось разглядеть в темноте, казалось пустым. Зыбь заметно стихла, но все еще заметно качала корабли, особенно миноносцы, то совершенно пропадавшие из вида между гребнями волн, то вылетавшие на их вершины, стряхивая с палуб каскады воды. Впрочем, такая погода для здешних вод и этого времени года считалась тихой.