После этого вывели из действия котлы, не используемые при экономическом ходе, так как угля оставались буквально последние лопаты. В топки пошел весь, еще остававшийся на борту шлак, содранный с палуб линолеум и машинное масло. На берегу тем временем организовали забор пресной воды из двух ближайших к месту высадки речушек, а высланные к мысу шлюпки, после условного сигнала ратьером с подошедших больших кораблей, зажгли фонари, ориентируясь по которым в залив вошли «Николай» и «Урал».
«Урал» немедленно ошвартовался к борту «Жемчуга», и начался аврал. Все, имевшиеся на аэростатоносце угольные мешки были уже давно заполнены, так что работы продвигались довольно быстро. То, что не успевали ссыпать в ямы сразу, пока просто оставляли в мешках и россыпью на палубах, стремясь перегрузить за ночь на единственного скорохода, оставшегося у эскадры, как можно больше. «Наварин», имевший еще более чем достаточно топлива для перехода к Сахалину, держался мористее и нес дозорную службу у входа в гавань.
На «Николае», сразу после того как он встал к другому борту «Урала», также началась погрузка угля. Кроме того, с парохода-крейсера передали около двадцати тонн пресной воды. Уже совсем освоившиеся на берегу моряки с «Жемчуга» быстро организовали доставку речной воды во всех емкостях, какие только были найдены в боцманских запасах вставших на якоря кораблей.
Механики флагмана Небогатова снова занялись машинами, котлами и холодильниками, а водолазы начали более тщательный ремонт и очистку забортной арматуры. Все эти работы сопровождались изрядным шумом, разносившимся над водой довольно далеко. Кроме того, освещение палуб и электрические фонари для работы водолазов также не способствовали скрытности стоянки, но выбора не было. Ползти и дальше черепашьим ходом, в любой момент ожидая отказа машин или котлов и имея обозленных и жаждущих реванша японцев где-то на хвосте или впереди, казалось более опасным.
Зато после окончания работ, запланированных на четыре, максимум пять часов утра, старший механик Хватов ручался, что броненосец сможет самостоятельно дать не менее десяти с половиной узлов в течение суток. С этим уже можно было и в бой идти.
Потом, правда, даже если боя не случится, придется его сбавить до восьми, а то и шести с половиной узлов, но к этому времени отряд уже должен будет достичь Корсакова, где под прикрытием береговых батарей и минных заграждений можно провести более основательный ремонт и пополнить все запасы.
Тем временем расчет «колбасы» начал подготовку к заправке шара газом. За ночь оболочку еще раз тщательно осмотрели и проверили все обнаруженные и уже залатанные повреждения. Перебрали подвесную систему корзины, заменили потрепанные привязные тросы и кабели связи. Запасов газа и кислоты для его производства на борту аэростатоносца оставалось всего на один день работы шара, если все пройдет нормально. Подкачать оболочку в случае ее повреждения было уже нечем.
В общей суматохе этой ночью поспать удалось немногим. Да и у этих счастливчиков такой сон никак не мог считаться полноценным среди грохота ссыпаемого угля, визга лебедок, топота каблуков по палубам и трапам. Но, несмотря на запредельную усталость, никто не жаловался. Родные берега были уже совсем близко. Оставался еще один последний рывок, и уже тогда можно будет расслабиться по-настоящему. Нужно только чуть-чуть потерпеть.
Несмотря на спешку, выйти с рассветом, как планировалось, не удалось. Только в семь часов утра Небогатов вывел отряд из бухты и экономическим девятиузловым ходом двинулся на залив Анива по прямой без затей. Море вокруг все так же было пустым. Спустя три часа с «Урала» наконец доложили о готовности аэростата к работе.
Немедленно приказали поднять шар. Над водой держалась дымка, ограничившая видимость максимум четырьмя милями, даже с самых верхних марсов. Это заметно нервировало всех. Хотя Небогатов и выбрал точку для бункеровки подальше от пролива, считая, что лишний час перехода до нее вполне компенсируется незаметностью стоянки с кораблей, возможно, идущих по нашим следам, и дозорный «Наварин» за всю ночь не заметил никаких признаков близкого присутствия неприятеля, опасения насчет возможного преследования имелись. В здешних, еще почти не освоенных, водах не так уж много возможных маршрутов следования, так что организовать перехват довольно тихоходного соединения, не имеющего легких сил для собственной защиты и ведения разведки, – плевое дело.
Была надежда, что с воздуха обзор будет гораздо лучше, что позволит избежать нежелательных встреч. Но слой мглы оказался довольно толстым. До высоты ста метров ничего не менялось, и только выше начало светлеть. А когда поднялись на шестьсот метров, горизонт отодвинулся сразу на тридцать миль в каждую сторону. Слева очень далеко едва угадывались контуры горы Руруй и конуса Тяти, а за кормой торчал правильный треугольный профиль Атсонупури, тоже почти сливавшийся с горизонтом там, где небо постепенно переходило во мглу, висевшую над морем.
Правда, из корзины было невозможно разглядеть ничего далее сорока кабельтовых на поверхности воды, так как дымка ее закрывала надежно и просветов в ней не было, зато дымы, поднимавшиеся вверх и не спеша сносимые ветром, в случае их появления, от взора наблюдателей скрыть было невозможно. Но горизонт был чист.
Осмотревшись с такой высоты, потом поднявшись чуть выше и снова не обнаружив ничего подозрительного, приспустили шар до пятисот метров, продолжая движение тем же курсом. «Жемчуг» снова вел поиск впереди отряда, а в трех милях за ним шли в одной колонне «Николай», «Урал» и «Наварин». Дымка быстро редела и вскоре рассеялась, но видимость с мостиков и марсов не превышала семи, а временами и всего пяти миль.
Около полудня «Наварин» обнаружил у себя за кормой два небольших парусных судна, шедших на юг. С шара их не видели. Получив «добро» на перехват с флагмана, развернувшись через левый борт, броненосец довольно скоро нагнал их и потопил, приняв команды на борт. Военных среди них не оказалось. Из опроса выяснилось, что это японские браконьеры, возвращавшиеся с промысла у сахалинских берегов.
Пока занимались спасательными работами, немного восточнее, в полосе редкого тумана, прошло еще несколько парусных судов, которые также пытались остановить, открыв огонь из трехдюймовок и стодвадцаток. Однако мглистость горизонта в том направлении делала довольно затруднительной корректировку огня. К тому же комендоры, да и наблюдатели на мостиках и марсах, быстро потеряли противника из вида. Вероятно, это были остальные шхуны из браконьерской флотилии.
Поскольку отряд к этому времени уже совсем пропал из вида, преследовать их не стали, снова развернувшись на северо-запад. Догнав колонну к половине третьего, броненосец занял свое место в строю, доложив семафором о результатах погони. Контактов с противником более не было, но перед закатом с шара заметили большое дымное облако прямо по курсу. До наступления темноты разглядеть, кто это, так и не удалось.
Вполне возможно, что это были японцы, поджидающие отряд у залива Анива. Но в таком случае было бы слышно радиотелеграфирование их передовых дозоров, чего не наблюдалось. В течение дня зафиксировали только сигналы русской станции, которой никто не мешал. Передаваемые с равными промежутками позывные были неизвестны никому на кораблях отряда, поэтому не исключали возможности хитроумной ловушки со стороны японцев.
Однако выбора не было. Запасы угля и воды снова подходили к концу. Да и люди уже давно нуждались в отдыхе. Убегать и дальше ни возможности, ни сил больше не было. Объявили боевую тревогу. Курса и скорости приказали не менять и ввести в действие все котлы, чтобы в случае боя иметь возможность маневрировать на предельных скоростях. Радио на передачу не пользоваться, но внимательно слушать эфир, записывая все, что зацепится за антенны.
С началом стрельбы «Уралу» предписывалось уходить полным ходом на север или северо-восток, с возможным последующим переходом вокруг Сахалина Татарским проливом. Имевшиеся на его борту запасы вполне позволяли это осуществить. Броненосцам и крейсеру, не связанным заботой об огромном незащищенном рейдере, будет проще отбиваться. На всех кораблях оделись по первому сроку, готовясь к последнему бою.
Когда стемнело, шар спустили на палубу. Из корзины все равно уже ничего не было видно. «Жемчуг» усердно «обнюхивал» море впереди броненосцев, держа все котлы под парами, чтобы иметь возможность для стремительного рывка в случае появления опасности. Всю ночь расчеты дежурили у заряженных орудий, отдыхая посменно прямо на палубе между приготовленными для боя снарядами. Из офицеров спать вообще никто не ложился.
В шесть часов утра, когда туман начал подниматься вверх, в семи милях справа по борту открылся сахалинский берег. К этому времени отряд уже вошел в залив Анива и, по счислению, находился всего в двадцати трех милях от порта Корсаков. Вскоре был обнаружен яркий источник света, мигавший на берегу.
Сигнальщики разобрали какой-то незнакомый позывной и требование остановиться, передаваемое морзянкой, вероятно, при помощи боевого прожектора. После того, как в ответ передали личный позывной Небогатова, позывной и приказ о немедленной остановке повторился, а следом отмигали, что имеют важные сведения.
К обнаруженному сигнальному посту выслали «Жемчуг», для выяснения обстановки, а остальные корабли легли в дрейф в виду берега. Тем временем сигнальщики, порывшись в старых сигнальных книгах, в том числе прихваченных с «Громобоя», выяснили, что это позывной «Новика». Начальство, воодушевленное этим открытием, приказало рыть дальше, надеясь выяснить, что означают полученные вчера вечером по радио сигналы. Но эту загадку разгадать пока не удалось.
Вернувшийся через полчаса крейсер сообщил семафором, что впереди новые минные поля, о наличии которых на таком удалении от Корсакова на отряде не знали. На имевшейся карте заграждений залива Анива двухмесячной давности их еще не было. Из порта катером уже выслали лоцмана, которого броненосцы должны были дожидаться у сигнального поста. Он проведет корабли безопасным фарватером.