Макс помолчал.
– Мне тяжело, – проговорил он неохотно.
– Потому что ты учишь ее справляться без тебя, – объяснил Четери. – И знаешь, что ей скоро придется жить без тебя.
Инляндец хмуро глянул на дракона, на ящера в его руках.
– Тебе не претит его есть? Вы же родственники.
– Ты меняешь тему, – заметил Четери.
– Да, – буркнул Тротт невозмутимо.
– Но я отвечу, – усмехнулся Мастер. – Я потомок богов и людей, а не ящеров. – Дракон разодрал тушку напополам и кинул Максу часть. Тот поймал, отложил. – Ты ведь ешь птиц, хотя сам крылатый и имеешь Ворона в предках.
Макс не стал продолжать – молча жевал, запивая водой. Молчал и дракон, поглядывая на него с интересом, но без нажима, давая время решить и решиться. Потрескивали угли в костре, мерно дышала принцесса, шуршали крысозубы.
Тротту и себе было сложно объяснить то, что происходит сейчас с ним. А уж открывать душу кому-то другому он и вовсе не был приучен.
– Я – твой учитель, – серьезно напомнил Четери. – И твой друг. Я пойму тебя, Макс. Расскажи мне.
Тротт устало потер глаза. Он не хотел этого разговора. Но к Четери у него была просьба, а без сопутствующей откровенности она не имела смысла.
– Тем более, я все равно уже все выпытал, – так же невозмутимо закончил дракон.
– Все?
– Почти, – согласился Четери без насмешки. – Как не воспользоваться возможностью, которую ты мне сам дал?
Инляндец дернул губами в улыбке и потянулся за прутиком с жареными грибами.
– А что не рассказала твоя юная жена, то увидел сам, – подытожил дракон. – Ты не спишь с ней, хотя хочешь: видит Богиня, сегодня между вами сверкало почище, чем в Песках во время брачных полетов. Ваша связь – это не связь любовников, слишком ты осторожен в прикосновениях. Ты бережен с ней, как с величайшей драгоценностью, а она любит тебя.
– Она любит того, кто помог ей, – сказал Макс тяжело. – Ты сам это понимаешь. Спустись сюда первым ты, и она полюбила бы тебя. Спустись Александр или Ситников – и он бы стал ее любовью.
Дракон насмешливо поцокал языком.
– Все-таки Мать-Богиня обладает чувством юмора, раз одним из ее даров является слепота, – проговорил он. – Хорошо, что драконы – сенсуалисты, мы всегда видим чистоту и силу любви. Продолжай считать так: я не буду говорить за твою жену то, что должна сказать она. Предположим, она полюбила тебя из чувства благодарности. А ты-то как ухитрился?
– Не знаю, – буркнул Макс. – Это случилось совсем недавно.
– Когда мы врали Мастеру Фери, он заставлял нас съесть пучок крапивы, – пригрозил Четери и снова кинул косточку крысозубам. – Не ври мне. Не ври самому себе. Или мне сказать, что ты еще на моей свадьбе весь был направлен на нее?
Тротт хмуро посмотрел на него.
– Что? – невозмутимо осведомился Четери. – Я же говорю, Мать-Богиня дала драконам дар сенсуализма. В полной мере им обладают только Владыки, но любой мой собрат или сестра восприимчивы к чужим чувствам.
– Иее ты тоже видел? – поинтересовался Тротт остро.
– Я не болтаю о том, что должны говорить сами люди, – покачал головой Мастер. – Спросишь у нее сам. Я с тобой говорю про тебя. Ты весь как на дыбы стал, когда эта Рудлог появилась в дверях. Не ври себе. Ты влюбился еще тогда.
Макс помолчал, всматриваясь в себя. Рядом с Мастером это получалось легче.
– Нет, – сказал он наконец. – Это случилось раньше. Когда я причинил ей боль.
«Только я этого не понимал. Когда она пыталась меня переупрямить. Когда увидел, как сосредоточенно и восхищенно она смотрит на меня перед взломом – и, возможно, из-за этого надавил слишком сильно. Когда организовал семинары для студенток, чтобы видеть ее. Взглядом искал ее в коридорах».
Дракон удовлетворенно кивнул.
– Великая Мать еще и справедлива. Я говорил, что ты уже наказан, Макс. Богиня отдаляет от своей милости плохих и безнадежных людей, но когда хороший человек оступается, дает ему искупление. И не будь Лортаха, ваши судьбы все равно были бы сплетены – так или иначе тебе пришлось бы заботиться о ней.
– Они и так сплетены, – неохотно ответил Тротт. – Она дочь моего друга, которого я убил, Четери.
Дракон присвистнул.
– Великая Пряха!
– Я мог бы быть ее отцом.
– А я мог вырезать весь Рудлог. Но я не стал мясником, а ты – ее отцом, так стоит ли печалиться о том, чего не случилось? – Чет заработал челюстями, перемалывая тонкую косточку. Крысозубы разочарованно защелкали. – Расскажи мне про своего друга, Макс. Я знаю, что такое омывать руки в крови тех, кого любишь. Расскажи мне. Мертвые, когда вспоминаешь о них, на мгновения возвращаются к нам, живым. Ты расскажешь о нем, а я узнаю тебя.
Тротт оглянулся на принцессу – она все так же спала, периодически болезненно посапывая.
– Она спит, – повторил Четери понимающе.
Макс взял прутик, сунул его в огонь и, глядя на то, как он тлеет, начал говорить. И действительно, пока звучали слова, пока звучало имя друга в ночи другого мира, ему казалось, что Михей сидит с ними у костра и тоже слушает их общую историю. От знакомства в университете до смерти в Верхолесье.
– Когда-то я убил своего лучшего ученика, – проговорил Четери в наступившей тишине. – Его звали Марк Лаурас. Проучись еще немного, и он смог бы одолеть меня – так страстно он любил бой и так чувствовал ритм. Но он выбрал верность государю, а я взял на себя обет заботиться о его детях. Светлана – далекая правнучка моего ученика. Мой обет свел нас, притянул друг к другу. Так бывает, и это правильно. Хорошо, что ты взял в жены дочь того, кого убил. Вас притянуло, и это правильно. Плохо, что ты решил умереть, но не трогать ее. Я понимаю почему, но хочу услышать тебя. Почему, Макс?
Тротт, все еще переживающий пустоту после разговора, повернулся к принцессе.
– Посмотри на нее, – сказал он глухо, и Четери оглянулся. – Она пережила столько, сколько не каждому мужчине по силам. Столько страха, горя, боли. Я не хочу остаться для нее человеком, который воспользовался ею, чтобы выжить. И не хочу умирать трусом. Да и жить трусом не хочу.
– Любовь все-таки заставила тебя делать глупости, – усмехнулся Чет. – Но это я могу понять. Совсем недавно видел такого же упрямца. Однако ей будет больно.
– Она справится, – уверенно сказал Тротт. – У нее хватит сил.
Они снова помолчали.
– У меня есть просьба, – проговорил Макс наконец. – Обещай, что исполнишь ее.
– Обещаю, – незамедлительно откликнулся Мастер.
– Что бы ни случилось, – сказал Тротт, – принцесса должна войти в портал. И войти первой. Проследи за этим, Четери, если я не смогу.
– Не боишься навлечь гнев Отца? – поинтересовался дракон серьезно.
– Он бы сделал то же самое для своей супруги, – ответил Макс, чуть улыбнувшись, и Четери, хохотнув, кивнул. – Я доживу до портала, Мастер. Но Алина должна войти в него первой.
Глава 12
Двадцать второе апреля по времени Туры, Нижний мир
Принцесса проснулась в утренних сумерках от свиста клинков и запаха свежесрезанных листьев. Всю ночь ей было удивительно тепло – как раньше, когда она спала рядом с лордом Максом. Сонная, Алина повернулась лицом к костру и увидела, как невероятно быстро сражаются друг с другом Четери и Тротт.
Оба были полуголыми, Четери казался быстрее и сильнее, но она села, подтянув ноги к груди, и смотрела только на Тротта.
Трава рядом с ней была сильно примята, будто она ужасно крутилась во сне. Или будто с ней кто-то спал. На лапе паука, уже выгрызенной изнутри, висела выстиранная рубаха лорда Макса.
Спина и живот заболели, напоминая о проблеме, и Алина поспешно, пока были заняты мужчины, отступила за тушу паука. А когда вернулась, думая о том, что ужасно хочется помыться – Тротт уже стоял у костра и шевелил угли палкой. В яме запекались яйца, рядом на папоротниковых листах лежали остатки вчерашней добычи. Четери куда-то пропал.
– Я отведу вас к ручью, – сообщил инляндец, выпрямившись. Тело его блестело от пота, лицо было бледноватым, под глазами залегли тени. – Наденете эту, – рубаха, которую он бросил ей, была еще влажной. – Но сначала поешьте.
Алина прижала к себе сорочку, улыбнулась.
– Вы с утра очень заботливый, лорд Тротт. Хорошо выспались?
Он посмотрел на нее и дернул губами.
– Отлично, Богуславская.
– Тротт, – проговорила она нежно. – Леди Тротт.
Она так наелась, что от сытости снова захотелось спать – но пятая Рудлог, бесконечно сдерживая зевки, дошла за инляндцем к ручью. Живот ныл, но не так остро, как вчера, ноги были слабыми, а голова слегка гулкой, словно набитой ватой. Алина уже знала, что нужно пережить первый день, а затем станет легче, бодрость начнет возвращаться.
Они остановились у знакомого папоротника. Пока принцесса входила в воду, Тротт подобрал булыжник, уселся спиной к берегу и принялся точить ножи. Алинка мылась, пытаясь не глядеть на себя – вдруг Матвей наблюдает – и старательно закрывая глаза, когда склонялась, чтобы потереть бедра или живот. Но зато вполне беззастенчиво глазела на то, как перекатываются мышцы на профессорской спине, как в такт подергиваются крылья. Отвлеклась, обратив внимание на камень, который спутник иногда откладывал, чтобы проверить остроту лезвий. Необычный, черный, с наплывами. Подобные лежали по всему берегу, и – принцесса посмотрела вниз – да, дно тоже было усеяно черным песком, среди которого попадались крупные окатыши.
– Вы заметили, какая тут вода? – полюбопытствовала она, принявшись застирывать нехитрые гигиенические принадлежности. – Теплая. Как на сопках. И будто слегка наэлектризована.
– Заметил, – откликнулся Тротт, не переставая работать точилом.
– А дно? – Алина зачерпнула черный песок, пропустила его сквозь пальцы, оставив в руке гальку. – Камни не вулканические, но будто оплавленные! И когда мы днем пролетали овраги, ручьи на их дне тоже текли по черным руслам, – добавила она.