– Убит недавно, – дракон покосился на спутников через плечо, – потроха на жаре не разлезлись. После дождя – иначе бы брюхо внутри было заполнено водой.
В дыру-пролом пролез еще один крысозуб, понюхал уцелевшую плоть – и прыгнул обратно, даже не попробовав.
– Отравлено? – прошептала Алина, за долгий поход уяснившая, что вездесущие крысозубы выгрызают все, что может сойти за еду.
– Верно, малышка, – похвалил ее дракон. – Я бы решил, что плоть этой твари изначально ядовита, но падальщики не стали бы и подходить, если бы знали, что она несъедобна.
– Съедобна, – буркнул Тротт, не оборачиваясь, – мой дар-тени с товарищами как-то уничтожил такого, обустроившего логово около поселения. Залили маслом и подожгли. На вкус как краб, ели всей деревней.
– Значит, ядовитая огромная тварь. Ничего в голове не забрезжило? Ты этот мир знаешь лучше, чем я.
Инляндец покачал головой.
– Вехента мог бы убить тха-охонг, и на лапах у него есть протоки с ядом, – ответил он вполголоса. – Но это, – он указал на два ряда следов на взрыхленной полянке, между которыми словно волочили бревно, – не следы тха-охонга. Слишком много, слишком близко друг к другу. Я никого подобного не встречал, однако слышал о том, что с богами-захватчиками пришли разные чудовища, которые сейчас в армии иномирян не используются.
– Похоже на наших песчаных сколопендр, – Четери поцокал языком. – Если увеличить их в тысячу раз.
Тротт вновь покосился на следы.
– Похоже. Думаешь, оно ушло тем же путем, что пришло? – и он кивнул на «дорогу» из переломанных тонких папоротников, удаляющихся от полянки наискосок по оврагу в противоположную от реки сторону.
– Других следов нет, и я ничего не слышу, – согласился Четери. – В любом случае нужно отсюда убираться как можно дальше. Пока это нечто сыто. Я бы, конечно, порезвился, но не стоит привлекать внимание шумным боем. А тихим и незаметным он не будет.
– Идем вдоль реки, – Тротт кивком позвал Алину следовать за собой. – Лучше наткнуться на наемников, чем на эту тварь. Или ее соседку.
– Двое бы не поделили территорию, – уже на ходу откликнулся Чет. – Но кто знает, кто знает… какой чудесный мир этот Лортах!
Сквозь залитые солнцем деревья, растущие на высоком берегу, виднелось полотно реки, а за ним – далекий лагерь и снующие в воздухе стрекозы.
Алина, счастливая, что страшная поляна осталась позади, то и дело глубоко вдыхала свежий воздух. Тело овевало прохладой, но она не расслаблялась – отслеживала каждый шорох, молча, внимательно, следуя за Четери и почти не оборачиваясь на Тротта.
Местность изменилась, став более каменистой, сухой: лес распался на папоротниковые рощи, между которыми лежали широкие известняковые проплешины и причудливые низкие скалы, желтовато-белые, словно оплывшие. Возвышались среди них и настоящие гиганты: столбы, окруженные грудами камней. Однако лес между каменными выступами был плотным, слой почвы толстым, щедрым – папоротники росли огромные, не чахли, а по пути то и дело попадались родники, пробившие себе глубокие желобы в камне и падающие с обрыва в реку.
Путники двигались под прикрытием деревьев, на открытое пространство выходя только тогда, когда иначе пройти было нельзя, и всякий раз и Четери, и Тротт хмурились, глядя на нагретые солнцем белесые наплывы под ногами.
– На камне не видно следов, – бросил лорд Макс, когда принцесса вопросительно посмотрела на него. Они проходили сейчас по краю широкой – метров двести в диаметре, не меньше – известняковой площадки, посреди которой возвышался столб-гигант. – Любая тварь может прятаться в этих валунах, – он кивнул на нагромождение известняковых плит и камней у подножия столба, – и не оставлять следов.
Синеватые тени в огромных щелях между плитами показались Алине зловещими, и она ускорила шаг. Ей и так было не по себе.
Нигде не наблюдалось знаков присутствия человека – а ведь ранее по пути то и дело попадались старые кострища, остатки дров, мусор. Видимо, все наемники предпочитали передвигаться по дороге. Более того – принцесса поняла, что они до сих пор не встретили ни одного лорха, хотя мест для плетения паутины в здешнем лесу было достаточно. Да что лорхи – ни одной косули или кабанчика, никого, крупнее крысозубов и птиц…
И она почти не удивилась, когда Четери поднял ладонь, прислушиваясь, а затем молниеносно, уже с клинками в руках, развернулся к столбу, который остался за их спинами. Принцесса только успела увидеть, как к ним с невозможной скоростью рванулся кто-то огромный, услышала странный высокочастотный свист, и Тротт рявкнул:
– На дерево!
Алина сначала взлетела, вцепившись в ствол толстенного папоротника у самой макушки, а затем посмотрела вниз. Сердце колотилось как бешеное, горло перехватывало спазмами.
На плато у столба, изгибаясь, скользила по камням гигантская многоножка размером с трамвай, поднимая тело высоко, как змея, и бросаясь на Четери с тем самым невыносимым свистом. А дракон танцевал и смеялся, ускользая от страшных челюстей – такие действительно могли раскусить и вехента, – раз за разом отпрыгивая далеко, обрубая чудовищу то одну из коротких лап, которых было не менее сотни, то кончик длинного уса, подбрасывая клинок и пробивая хитиновые бока фисой, пока тот падал обратно.
Папоротник, на котором притаилась принцесса, дрожал и сотрясался. Она же следила за битвой, за работой двух бойцов в паре – и впервые яростно, почти ожесточенно сожалела, что слишком слаба и неумела, чтобы помочь им, и обещала себе, что обязательно научится и сможет двигаться и сражаться не хуже, чем лорд Макс.
Тротт в полете, сжимая в руках призрачные клинки, прыгнул на черную спину, пробежал, помогая себе крыльями, по хитиновым пластинам, покрывавшим ее внахлест – ни щели для клинка. Добравшись до плоской башки, воткнул лезвия в огромный глаз, спрятанный в провале хитина, провернул… Многоножка взвилась на дыбы, и лорд Макс полетел в сторону – а чудовище, разъяренное, вопящее на таком ультразвуке, что у Алины заныли зубы, бросилось туда, где только что был инляндец, щелкнуло челюстями…
Профессор увернулся раз – срезал одну из ног, увернулся два – срезал еще, с той же стороны, где уже хорошо поработал Мастер, но не улетел, зависнув в воздухе, – и принцесса похолодела, видя, как почти вплотную к нему сомкнулись черные жвала, как близок он был к гибели. Но почему он не улетает? Почему?
И тут она увидела Четери – дракон каким-то невозможным кульбитом оттолкнулся от бока твари, вспрыгнув ей на затылок, подождал, пока она снова бросится на Тротта, пробежал по хитиновому лбу – от выколотого глаза к зрячему, и двумя росчерками клинков ослепил ее окончательно.
Мастер едва успел спрыгнуть и понестись в сторону, как многоножка, припадая на тот бок, где двое противников проредили ей лапы, начала метаться по плато, сворачиваясь и разворачиваясь, оставляя за собой слизь из пробитых боков, врезаясь в столб – он оказался не слишком прочным, и сверху стали сыпаться камни и пыль, свергаться целые плиты. Одна из таких свалилась на шею чудовищу, и оно, окончательно потеряв ориентацию, принялось крушить все вокруг. Со столба сыпалось все больше камней и глыб.
Мелькоде́ра
Четери, пробираясь в сторону Алины, мелькал меж стволов в лесу, куда он нырнул с плато. Тротт летел к ней, уворачиваясь от падающих камней, – и тут принцесса с ужасом заметила двух раньяров, летящих к ним из-за реки. И на них были всадники!
– Стрекозы! – крикнула она настолько звонко, что ее услышали все: и Чет, который ускорился, и Тротт, повернувший голову туда, куда она указывала, и выругавшийся – она явно увидела движение его губ.
Услышала и раненая тварь – она, заверещав на ультразвуке, рванулась в сторону Алины, пронеслась под Троттом – его мотнуло потоком воздуха. Принцесса сорвалась с папоротника, полетела прочь, вихляя между деревьев, – и тут позади нее в лес словно врезался гигантский таран, чем-то ударило в спину, острой болью обожгло крыло – и она свалилась на землю, покатившись кубарем, сдирая об корни и колени, и локти, и лицо.
Алина пришла в себя на руках Тротта. Еле получилось открыть глаза – профессор двигался рывками от папоротника к папоротнику, пригибаясь к земле, тяжело дыша. Он был очень бледен. Где-то на периферии слуха все еще ощущался невыносимый свист многоножки и гул раньяров.
Пятая Рудлог хотела сказать, что она в норме, что можно отпускать – но получился только стон. Лорд Макс, не останавливаясь, взглянул на нее – на лице его отразилось такое облегчение и он так стиснул принцессу, что она чуть снова не потеряла сознание. Алина попыталась спросить, что случилось, но язык по-прежнему не слушался, тело было слабым, онемевшим, будто ее обкололи наркозом, и одновременно ломало, полыхало жаром. Крыло дергало, ободранные колени и локти пекло. А стоило чуть пошевелиться – затошнило, лес пошел кругом, и Алина еле успела повернуть голову от лорда Макса, как ее вырвало.
– Все будет хорошо, – коротко выдохнул Тротт, когда она откинулась на его плечо, приходя в себя от болезненных спазмов желудка. В голове чуть прояснилось. – Выпейте воды. Как можно больше. Вас задела многоножка. Крыло. Челюстью.
«Яд, – сообразила принцесса, слабой рукой пытаясь отцепить флягу с пояса. Во рту было горько и кисло, желудок сводило, мысли пробивались как через толстый слой ваты. – Это от яда мне так плохо».
Тело пылало, на коже стал выступать липкий пот, а из-за мельтешения папоротников и клочков неба сверху, из-за движения рывками от ствола к стволу вновь начало мутить. Алина смогла вынуть из петли флягу – но та выскользнула из рук и со шлепком упала на землю.
Тротт не остановился. Через несколько секунд рядом мелькнул Чет, бросив флягу принцессе на живот. Она наконец смогла ее открыть, стала пить, проливая воду на грудь, на Тротта, давясь, – и глотков через пять желудок опять сжался и все выпитое пошло обратно.
– Пейте, – шипяще приказал лорд Макс, – пейте еще!
Над головами загудело – профессор метнулся к ближайшему стволу, вжался в него спиной, прикрывая Алину крыльями, но она разглядела, как в том направлении, в котором двигались они, пролетели три раньяра. Всадники, склоняясь, смотрели вниз.