– Мы должны сейчас уйти как можно дальше, – прошептал Тротт, воспользовавшись передышкой. Грудь его тяжело вздымалась. – На плато прилетело десятка полтора стрекоз. Не знаю, успели ли нас заметить наемники. Но естественно, они поняли, что многоножка не могла изувечить себя сама. Сейчас осматривают окрестности. Если нас видели… боги, какая вы горячая… вас едва не раздавило, я оттащил вас, попытался подлечить, вывести яд… думал, уже все… но по всей видимости, ваша кровь действительно с этим справляется сама… пей, девочка, нужно помочь организму…
Алина, завороженная этим шепотом, послушно поднесла флягу к губам. Ей становилось все жарче, кровь стучала в ушах, сердце колотилось как бешеное.
Гул стих, раздался птичий крик – знак Четери, – и Тротт снова бросился вперед.
Принцесса то и дело задремывала, всего на несколько минут, а когда открывала глаза, солнце почти не двигалось с места. Ее больше не тошнило, но жар тела в одно из пробуждений дошел до такой степени, что на шее лорда Макса, там, где она обнимала его, появился красный отпечаток ее ладоней – словно ожог.
После четвертого или пятого пробуждения Алину начала колотить дрожь, пот полился ручьем, и она стала стремительно остывать. Мокрая одежда липла к телу. Тротт так и бежал с ней на руках, но движения его заметно замедлились. Гул раньяров раздавался где-то поодаль.
– Я понесу, – услышала она через какое-то время голос Четери. – Тебе нужно отдохнуть хоть немного. Немного, Макс.
– Ты прав, – раздался сквозь дрему ответ Тротта. Алину передали с рук на руки, и гонка продолжилась.
В следующий раз она очнулась оттого, что ее почти швырнули на землю, – и увидела, как на поляне шагах в тридцати от нее медленно валится с приземлившегося раньяра всадник с рогом в руках, в который он так и не успел подуть: из шеи у наемника торчал нож, а Четери уже метал второй.
Принцесса, лежа на боку, то глядела на свое крыло, разорванное пополам – между перьев виднелась красная подзажившая плоть и белый остов кости, – то словно во сне наблюдала, как Тротт убивает рванувших ему навстречу двоих бойцов, а потом на пару с Четери уничтожает озверевшую от крови стрекозу, обрубая ей крылья, пронзая шейное сочленение. Как жадно глотает из фляги воду, глядя на нее, Алину, а затем подходит и берет ее на руки.
– Даже если нас не видели, раньяра обнаружат, – сказал он. – У нас есть несколько часов, чтобы оторваться.
После следующего пробуждения принцесса пошевелилась и попросила:
– Поставьте меня на землю, профессор. Я уже могу идти.
Она действительно чувствовала себя гораздо лучше. Да, болело крыло, но из тела полностью ушли слабость и онемение, и голова была свежей, без спутанности и мути последних часов.
– Конечно, – буркнул он, не останавливаясь. И выполнил ее просьбу очень нескоро – когда остановка действительно понадобилась, ибо выпитой воды было многовато.
Темнело. Разболелась голова. Было ощущение, что кто-то сдавливает ее ладонями. Но Алина, шагая вслед за Троттом, не жаловалась – не хватало еще, чтобы из-за нее они шли медленнее.
– Впереди угодья лорха, – сообщил Четери, возникший между деревьями. – Похоже, мы вышли из мест обитания многоножек. Я не стал его трогать. И так наоставляли маяков для погони.
– Дай если обойти, а не убивать, будет быстрее, – согласился Тротт. – И наших преследователей он задержит, если таковые будут.
Алина, продираясь меж кустов, поморщилась – спину прострелило болью.
– Как ваше крыло? – тут же отреагировал профессор, подходя ближе. Коснулся перьев – и она поджала пострадавшую конечность к спине.
– Терпимо, лорд Макс.
Он нахмурился, но не успел ничего ответить – сквозь пение птиц впереди послышались знакомые щелчки, посвисты, и принцесса дернулась, хватаясь за нож.
– Похоже, паучишка не хочет нас упускать. Я схожу, посмотрю, что там, – подмигнул ей Четери. – Макс, подождите, пока я уведу его, и двигайтесь дальше. Я найду вас. Надо бы оставить для преследователей ложный маячок подальше отсюда. Идите сколько сможете, затем найдите убежище и ждите меня.
Он перепрыгнул через ручей и помчался туда, где вдалеке меж стволов видна уже была туша паука, спускающегося от паутины на землю.
Тротт присел у воды, чтобы наполнить флягу, а Алина обессиленно прислонилась к папоротнику, на секунду прикрыв глаза. Голову снова сдавило болью. В ушах звенело будто отголосками далекого разговора, на краю сознания слышался какой-то навязчивый зуд.
– Попейте еще, – попросил Тротт. Она открыла глаза – он протянул ей флягу, затем оглянулся туда, где Чет, заложив вираж почти перед носом паука, погнал его за собой в сторону. – Вы очень бледная. Не свалитесь в обморок? Сейчас нет времени лечить вам крыло.
– Я дотерплю до вечера, лорд Макс, – Алина поднесла флягу к губам.
– Придется, – сказал он сочувственно.
Она пила и пила – и напиться не могла. Голова болела по-прежнему, в ушах стихало жужжание, и Алине казалось, будто она отрывается от земли, хотя все так же крепко стояла на ней. Принцесса даже склонилась, чтобы убедиться в этом, заодно оглядела исцарапанные колени и вздохнула, прикрепляя флягу обратно к поясу.
В голове вдруг зазвенело – словно лопнула струна, – и боль ушла. Стало так легко, что Алина покачнулась.
– Готовы? – спросил Тротт.
– Секунду, – она склонилась над ручьем, чтобы плеснуть воды в лицо, и затем сорвалась с места вслед за спутником.
Они бежали очень долго, обходя полянки вехентов и ловушки лорхов, всматриваясь в небо – не видно ли раньяров. Алина то и дело оглядывалась – на сердце было неспокойно за Четери. Затем от усталости оглядываться перестала. Шли весь остаток дня, и вечер, и полночи, не меньше, – даже Тротт в конце концов начал спотыкаться, а Алина и вовсе брела, безразличная ко всему, голодная и вымотанная.
Наконец профессор остановился у огромного папоротника с узкой щелью у самых корней. Они кое-как протиснулись внутрь, в полость ствола, и рухнули на древесную перегородку. Алина стащила с себя сумки, оперлась спиной на стенку и закрыла глаза. Крыло нещадно дергало.
– Повернитесь боком, – приказал Тротт, дотянувшись до ее спины. – И поешьте что-нибудь, пока есть возможность. Завтра ее может не быть.
Алина с неохотой – двигаться не хотелось – развязала сумку. Лорд Макс колдовал над ее крылом – под перьями растекался холодок, сломанную кость перестало дергать, боль отступала. Принцесса достала мягкую лепешку, плетеный туесок с сухими сырными шариками – их полагалось запивать водой. Сунула один в рот, повернула голову, потребовав:
– Откройте рот.
– Зачем это? – буркнул Тротт.
– Не мне одной надо есть, – ворчливо отрезала она, протягивая лепешку дрожащей от измотанности рукой. – Ну же, профессор!
Он устало покачал головой, но лепешку откусил. И сырный шарик взял из ее руки уже с легкой усмешкой. А когда Алина протянула пластину сухого мяса, перехватил ее запястье, отпуская крыло, взял мясо, коснувшись губами ее пальцев, – и отодвинулся.
– Я вполне способен сам поесть, Алина. Но теперь я вижу, что вам действительно лучше.
Она невесело улыбнулась.
– Удивительно, что мы вообще пережили этот день, правда?
– Правда, – не стал он успокаивать ее. – Но обошлось малой жертвой. Вы пару дней не сможете летать. Неприятно, замедлит нас. Но это ничто по сравнению с тем, когда я думал, что вы не выживете.
Они легли спать, а через пару часов Алина услышала голос Чета, но так и не смогла заставить себя открыть глаза.
– Славно побегал, – весело и негромко говорил он что-то тихо спросившему Тротту, – оставил нужные следы в стороне отсюда. Дураков обманет, а умных лишь ненадолго отвлечет. Но нам то и надо…
Они еще о чем-то говорили, но разговор уплывал, отдалялся – слишком принцесса устала, слишком хотела спать.
А под утро у нее снова разболелась голова, и в ушах зазвенело, зашумело. Алина замычала, пытаясь проснуться, но глаза не открывались, тело не подчинялось, и она словно со стороны слышала свое мычание и шумное дыхание. Неужели вчерашний яд все еще действует?
«…это Матвей, – раздалось у нее в голове, – мы организовали связь с Туры…»
Ее схватили за плечи, затрясли.
– Алина!
«…мы орга-ни-зова-ли связь с Туры, – слышала она свой голос, глухой, мычащий. – Слушай внимательно, инфор-ма-ция от Александра… поста-рай-тесь показать… дней вам осталось идти… Мы пройдем в портал…»
Изумленный возглас Четери. Тротт выругался, перестал ее трясти.
Алину словно закручивало огромным вихрем – и ей казалось, что она вот-вот очнется на Туре, так четко ощущался рядом Матвей. А губы двигались сами, выговаривая, повторяя:
«…Информация от Александра… Мы организовали связь с Туры… Найдите возможность показать, сколько примерно дней вам осталось идти. Накануне прорыва сообщите нам. Мы пройдем в портал, чтобы расчистить вам путь, и уже на Лортахе дадим знак ракетницей. Ждите нашего появления сутки. Затем действуйте сами… Я очень жду тебя, малявочка…»
Она почти, почти дотянулась до Матвея, но тут по вискам ударило болью, и Алина прямо во сне потеряла сознание.
Глава 17
Двадцать седьмое апреля, Нижний мир
Император Итхир-Кас обозревал огромный лагерь своей армии со спины раньяра. Вслед за повелителем двигалась целая стая стрекоз со свитой и военачальниками.
Император поднялся в воздух с первыми лучами солнца, как поднимался каждый день в надежде увидеть открытие врат. Утренний туман рассеялся, показав серебряные реки, загоны охонгов и тха-охонгов, дымки на месте приготовления пищи наемниками, три сопки и окружающие равнину леса, однако врат по-прежнему было четыре, и никаких заворотов облаков, усиления пульсации уже открытых врат или других признаков скорого открытия над местами, где лежали божественные шары-ключи, не наблюдалось.
До конца декады, напророченной жрицей Индерин, оставалось три дня.
«Не наврала ли старуха, чтобы отомстить мне? – спросил себя Итхир-Кас, как много раз спрашивал после ее смерти. Но он неоднократно видел ее пророческий кровный транс – подделать такой было невозможно. Все предсказания Индерин сбывались – должно было сбыться и предсмертное.