У входа в шатер ждал императора пожилой тиодхар Тмир-ван, не так давно чуть не впавший в немилость из-за красного колдуна, который появился из охраняемых врат и которого так и не смогли поймать. Увидев повелителя, генерал глубоко поклонился и не разгибался, пока император, приняв чашу разбавленного водой вина из рук раба, не повелел:
– Говори, Тмир-ван.
– Мой император, – отчеканил тиодхар, – я бы не посмел беспокоить тебя по пустякам, но ты сам приказал сообщить, если станет известно что-то о красном колдуне или крылатой беловолосой девке.
– Говори, – повторил император, хмурясь.
– Вчера днем на берегу реки Ве́ша, в четверти дня ходьбы от новой дороги, – генерал показал рукой вправо, – дозорные заметили разъяренную мелькоде́ру.
Итхир-Кас поторопил Тмир-вана движением руки, ибо в агрессивности мелькодер не было ничего необычного. Многоножки пришли на Лортах с предками императора, но были слишком кровожадны, тупы и прожорливы. Управлять ими могли лишь члены императорской семьи и старшие аристократы, к тому же держать мелькодер для небольших войн было накладно: они приносили больше разрушений, чем пользы. Поэтому от использования многоножек в армии отказались очень давно, и сейчас последние особи доживали свой век вокруг равнины.
– Бойцы клянутся, что издалека заметили, как мелькодера гналась за человеком. И им показалось, что у человека этого были крылья. Но они посчитали, что у равнины неоткуда взяться крылатым, решили, что это был плащ. Осмотрели лес вокруг, никого не заметили, но обратили внимание, что мелькодера не может вернуться в свою нору. Подлетели ближе – многоножка оказалась изувечена и ослеплена.
Император слушал его и в душе расцветало хищное предвкушение, а кислое вино казалось сладким, медовым.
– Мне сразу же доложили об этом, и я приказал отправиться туда лучшим следопытам на раньярах и ловчим на охонгах. И вот что обнаружили недалеко от логова мелькодеры, в сломанном лесу, – генерал раскрыл тряпицу, и Итхир-Кас увидел длинные черные перья на куске содранной кожи, пропитанные свернувшейся кровью.
– Крылатая тварь, – проговорил он, взяв перья и с удовольствием принюхиваясь к крови.
– После в том же лесу пропали четверо нейров на раньяре. Убитого раньяра и их тела нашли в десятой доле дневного перехода на восход, мой император. А вечером до логова мелькодеры дошли охонги с ловчими. Я оставил им два пера – и они пошли по следу на восход. Однако несколько из них повернули от логова на закат, мой император, чтобы знать, откуда пришел крылатый. И недалеко от новой дороги, – собеседники повернули головы к далекой переправе, к которой выходила дорога, – в глине нашли следы троих человек. Они там долго лежали, по всей видимости. Крылатый мужчина, – он сделал паузу. – Крылатая девка, мой повелитель. И еще один мужчина… я сам слетал сегодня, как только взошло солнце, и посмотрел на его следы: высокий рост, нож на поясе, босиком. Без крыльев. Я не могу утверждать, но сдается мне, что это тот самый красноволосый колдун, мой император, что вышел из врат на Лортах. Жаль, что я не могу просмотреть то, что видела мелькодера.
– Но я могу, – усмехнулся Итхир-Кас. – И посмотрю. Ты порадовал меня, Тмир-ван, ох, как порадовал! Если эти трое – те, кого мы столько времени искали, то и ты будешь награжден, и дозорные, которые увидели крылатого, и ловчие… Поспешим же!
Мелькодера лежала на солнце среди собственных отрубленных ног, вялая и подыхающая, с сочащейся из страшных ран на боках слизью. В отличие от раньяров и охонгов, способных долгое время жить без пищи, ей недостаточно было солнечной энергии и эманаций богов, ей нужно было питаться. Раны бы зажили, но, ослепнув, поймать кого-либо она была не в состоянии.
Чудовище дернулось на гул приземлившихся раньяров, но Итхир-Кас прямо в воздухе выставил ладонь вперед, и многоножка легла, замирая. А император, ничуть не опасаясь, приблизился к ней, удовлетворенно снял со жвала нижней челюсти еще одно черное перо – и коснулся ладонью хитина, окончательно подчиняя и считывая короткую память изувеченного создания.
Ей было больно и голодно, а еще страшно от внезапной темноты, от беспомощности. Внутри еще вскипали отголоски ярости на двоих человек, которые посмели ранить ее и улизнуть, вместо того чтобы стать горячей вкусной пищей.
«Покажи мне, – велели ей, – покажи, и я прекращу твою боль».
И она показала – сначала трех человечишек, бредущих по краю ее территории у леса, затем неудачную охоту, боль, темноту, ярость. От ярости мелькодера встрепенулась, но император вжал ладонь ей в хитин, останавливая работу нервных узлов – и она издохла, вытянувшись в струну.
А Итхир-Кас еще некоторое время стоял, поглаживая темный хитин и предвкушающе кривя тонкие губы. Сразу трое! Беловолосая девка, которая может закрыть врата – не за этим ли они идут вдоль реки? Крылатый, осквернивший храм богов и разрушивший твердыню Аллипа. И красноволосый колдун, опасный соперник, которого нельзя оставлять за спиной. Но даже одна девка способна порадовать богов так, что ему, Итхир-Касу, подарят еще много лет жизни.
– Сразу трое, – повторил он вслух. – Сами пришли к нам в руки… Найди их, Тмир-ван, и обещаю тебе, что в новом мире ты получишь под свою руку одни из лучших земель. И усиль охрану вокруг ближних к реке врат – я выделю для тебя сотню невидши. Если ты не сможешь поймать и убить этих троих, то это сделают создания наших божественных господ.
Ночь на тридцатое апреля, Тура
В одной из комнат базы боевых магов, расположенной между Мальвой и Милокардерами, двое почтенных мужей играли в карты. Им не спалось, и пусть ни один из них не доверял другому, многолетняя дружба и периоды вражды, загулы и работа бок о бок так сблизили их, что даже в нынешних обстоятельствах они предпочитали общество друг друга одиночеству.
– В последние сутки слишком тихо стало, – сказал один из них, смуглый, похожий на ворона, и припечатал карту противника козырем.
– А я вот так, – хмыкнул второй, с седой бородой и цепким взглядом, и, шлепнув сверху свой козырь, поднял голову. – Да, я тоже заметил. Думаешь, скоро начнется?
Первый промолчал, но на собеседника бросил такой взгляд, будто в очередной раз прикидывал, удастся сейчас его обезвредить и вырваться или нет.
– Ну-ну, не дуйся, Данзанушко, – с ехидцей погрозил ему пальцем седобородый. – Плетение-взломщик у тебя вышло отличным, когда отсидишь, получишь на него еще один патент. Даже жалею, что зашел раньше, чем планировал, – прямо любопытно, одолел бы ты им мои блоки или нет.
– Можно проверить сейчас, Алмазушко, – в тон ответил смуглый.
И тут земля чуть дрогнула, будто вздохнула, и вдалеке, со стороны гор, послышался гул и взрывы.
Игроки, не сговариваясь, бросились к дверям, ощущая, как лопаются натянувшиеся за последние сутки стихийные нити, как одновременно слабеют все стихии и продолжает содрогаться Тура.
Когда они выбежали – тут уже был и Свидерский, и несколько боевых магов, – над десятком пиков Милокардер разливалось зарево, а через мгновения до людей донесся грохот и рев. То проснулись вулканы, которые не извергались уже десятки тысяч лет.
Ощущала нестабильность подземных магматических потоков и королева Василина. Несколько ночей подряд на нее накатывало горячечное беспокойство – слабый отголосок того, что произошло первого февраля в поместье Байдек, когда ее тело налилось жаром, аура сжалась – и интуитивно удалось своей силой потушить нутряное возмущение Туры. Но нынешней ночью жар все поднимался, тело пылало, и ей снова казалось, что она ощущает каждый толчок в разных частях Рудлога и гораздо дальше, – и вновь что-то звало ее, тянуло, но в этот раз не к земле, а под землю. И было страшно от неизвестности и непонимания, но опять пришлось переступать через страх.
Королева, не дожидаясь, когда ее аура станет видимым пламенем и начнет обжигать окружающих, в сопровождении мужа и навязавшегося в спутники огнедуха Ясницы спустилась ко входу в усыпальницу Иоанна Рудлога. Еще на верхнем ярусе подземелья они почувствовали потоки тепла, поднимающиеся снизу. А когда дошли по наклонному ходу к залу, увидели, что его чаша до самого входа залита лавой, которая медленно крутилась вокруг обелиска с телом первопредка: камень сейчас почти касался основанием огненных бурунов.
– Прошу тебя, встань подальше, – попросила Василина напряженного Мариана, и он послушно отошел шагов на двадцать назад – так, чтобы супруга оставалась в зоне видимости. Браслет, подаренный Ясницей, защищал от жара и ожогов, но не мог защитить от лавы, если вдруг она пойдет выше.
Королева поклонилась первопредку и ступила на стреляющий огненными фонтанчиками огневорот. Она, уже окруженная пламенным сиянием, обошла камень по кругу, не понимая, что делать, осознавая только, что ей необходимо быть здесь.
– Помоги мне, – позвала она тихо, прикладывая руки к лаве. – Я боюсь не справиться, опоздать…
В проходе Ясница вдруг забеспокоился и запрыгал вокруг Мариана.
– Ухо-о-оди-и-и-и! Ухо-оди-и-и-и! Поги-и-и-ибнешь!
Байдек отступил назад. Василина вдруг дернулась и обеспокоенно обернулась к нему – с двух сторон от нее на огненной поверхности проступали сияющие белым глаза.
– Беги! – завизжала она, бледнея на глазах. – Мариан! – И кому-то другому: – Не сметь трогать его! Это мой муж! Мой муж!
Принц-консорт развернулся, на ходу оборачиваясь в медведя, и понесся наверх, успев увидеть, как лава поднимается огромным буруном, напоминающим лоб большого быка, и волной расходится во все стороны, переливаясь через вход.
Он бежал так быстро, как мог, – но огненная масса нагнала его. Не коснулась – потекла вокруг двумя стенами, словно Байдек был окружен щитом, и где-то на половине подъема остановилась и стала медленно уходить обратно.
Ясница, сбегавший вниз на разведку, вернулся через минуту и доложил:
– Хозяйки-и-и там не-е-ет. Не-е-ет!
Байдек мрачно и устало потер лапой морду – очень хотелось пи