По пути он видел военные колонны, идущие по дорогам к городу Менисей, и автобусы с местными, выезжающими в эвакуацию, не раз пропускал железнодорожные составы с орудиями и танками. Вей понимал: стоит явиться на глаза деду, как тот тут же заставит его вернуться обратно или отправит в столицу. Поэтому наследник решил по прибытии к Менисею примкнуть к одному из отрядов, представиться добровольцем, при необходимости воздействуя ментально, чтобы его взяли. Разведать обстановку, дождаться боев, а затем держаться поближе к деду, чтобы спасти его, не допустить встречи Хань Ши с иномирянским магом, первым напасть на врага и победить.
Где-то на этом этапе планирования Вей Ши отчетливо слышал хмыканье Мастера Четери и спокойный вопрос: «Как?»
«По ситуации», – угрюмо отвечал себе Вей, вспоминая ментальный бой, подсмотренный в видениях красной принцессы. Если иномирянский маг настолько силен, что мог противостоять деду, то Вею он точно не по зубам. Значит, в ментальный бой с ним вступать нельзя. А для обычного нужно подобраться ближе.
На этом мысли его обычно обрывались, и он припускал быстрее. Потому что на самом деле понятия не имел, что будет делать, когда добежит.
Проснулся наследник с восходом и некоторое время лежал с закрытыми глазами, чувствуя и токи стихий вокруг, и громыхание далекой грозы, и нити родственной силы, удерживающей все окружающее в равновесии, и ее усиление с той стороны, куда бежал. Так ощущались ритуалы, которые творили дед или отец, так воспринималась родовая магия.
Вей пошевелился и понял, что во сне обернулся человеком – он настолько устал, что мозг допустил непроизвольный оборот, как в юности, когда еще не научился контролировать себя. Ши открыл глаза, увидев над собой ветки сухого дерева – сливы, кажется, – потянулся в шуршащем сене, повернулся набок и увидел на земле кувшин молока и тарелку с рисовыми булочками.
В отдалении у разобранного старого трактора возился немолодой мужик с обветренным темным лицом, характерным для жителей предгорных степей. Из дома тянуло едой, слышались голоса детей, зычный женский говор. Нервно визжали поросята, обегая Вея по кругу.
Мужик повернулся к нему, бросил взгляд на одежду незваного гостя.
– А, встал. Ты откуда взялся, молодой послушник? Из эвакуации, что ли? От своих отстал?
– Отстал, – медленно ответил Вей, садясь.
– Ты ешь, ешь, – махнул рукой мужик. – Жена, как тебя увидела, вынесла. Эй, жена! – заорал он. – Мальчик проснулся! – И тут же снова обратился к Вею: – В дом бы постучался, зачем тут спал? Ешь, ешь!
Наследник хотел уйти, но есть хотелось безбожно – и он взял булочку, откусил, стараясь не торопиться, запил ее молоком.
Мужик одобрительно кивал головой и что-то бормотал. На пороге на мгновение появилась крупная женщина с таким же темным лицом, исчезла, снова появилась, вынеся Вею еще несколько лепешек с сыром. Подошла к мужу.
Было очень вкусно. И если подношения для наследника были в порядке вещей – он едва ли замечал их раньше, – то сейчас люди помогали бродяге, забравшемуся в сад.
– Боги, смотри, какой голодный, – услышал он шепот хозяйки. – Ты в дом иди, мальчик, – уже громко сказала она, – я лапши сейчас погрею. На бульоне из жирной уточки!
Вей Ши покачал головой и встал.
– Спасибо, добрые хозяева, – проговорил он, стараясь, чтобы голос его не звучал высокомерно, и осознавая, что невольно подражает Мастеру Четери, – но мне нужно идти.
– Ты, наверное, в храм Триединого спешишь? – проговорил хозяин дома. – Подожди, пока я машину свою доделаю, помойся, хозяйка тебе одежду даст. Я тебя довезу. Быстрее выйдет.
– Благодарю, – сказал Вей терпеливо, – но я иду не в храм. Скажите, далеко ли отсюда до города Менисей?
– Да куда в Менисей! – всплеснула руками женщина. – Пешком-то дня два, не меньше! Да и не пустят тебя, кордоны на дороге! Ты откуда пришел, что не знаешь?
– Издалека, – пробурчал наследник, отступая. Ему нужно было спешить, но Ши негоже было уходить, не отблагодарив за помощь.
Он, шагнув к сухой сливе, выпустил коготь и начертал на коре иероглиф «здоровье». Ахнула хозяйка, что-то испуганное пробормотал мужик – а Вей, приложив к дереву ладонь, потянул сквозь него тонкую нить равновесия, восстановившую корни и древесину, заставившую набухнуть на ветках почки, расцвести цветки и появиться первым плодам. Если этот мир выстоит, крестьяне рано или поздно заметят, что слива успокаивает и одновременно придает сил, помогает в лечении легких болезней и печалей.
– Это для здоровья, – сказал он замолкшим и потрясенным хозяевам. А затем перекинулся в тигра, прыгнул в сторону, перемахнул через забор и понесся прочь от деревни.
– Янтарный Ши! – ахнула ему в спину хозяйка. И тут же посетовала негодующе: – Да хоть бы лепешек с собой взял!
Первые залпы артиллерии Вей уловил чутким тигриным слухом, когда уже бежал по провинции Сейсянь, обогнув кордон на дороге по лесу. Уловил – и рыкнул от отчаяния, что не успевает, и вновь понесся так быстро, как только мог, – чтобы весь его поход не оказался зря. Шестьдесят километров – много ли для быстрых лап? Совсем немного. Несколько часов – ион будет на месте.
Солнце стояло высоко в небе, а выстрелы артиллерии грохотали уже совсем близко, когда Вей Ши выбежал на берег реки, в десятке километров от которой лежал Менисей. Перед тем как ступить на мост, Вей подошел к воде, чтобы попить. Но не успел он сделать и нескольких глотков, как сознание его поплыло: так бывало в детстве, когда дед успокаивал и усыплял капризничающего внука.
Хватаясь за реальность, пытаясь сопротивляться, Вей прыгнул в воду, укрепляя щит – но неведомая сила прошла через его щит, не заметив, – и еще один мягкий удар коснулся сознания.
Наследник ворочал мордой в холодной воде, дергал лапами, и рычал, и пятился, уже проваливаясь в сон. Он цеплялся за знакомые образы и воспоминания – но отчего-то в голову лезла только девочка Рудлог и неоднократно вспоминавшееся ее звонкое: «Ты что же, меня тут так и оставишь?!» Он вдыхал и выдыхал – но глаза почти ничего не видели, а на сознание опускались, словно птицы с мягкими крыльями, пелена за пеленой.
И Вей, то ли захрипев, то ли захрапев, упал на бок в воду, чувствуя, как выдергивает его из реки неведомая сила, – но уже не в состоянии проснуться.
На полях под Менисеем били дальнобойные пулеметы, заставляя врагов прятаться за охонгов и отступать. Стрекоз с минометчиками сбивали, уничтожали, они взрывались в воздухе, падая на землю пылающими свечами, – но, несмотря на щиты, и орудия Йеллоувиня одно за другим замолкали.
Какие-то из них попадали под удар врагов, которые, как и ранее, брали количеством, атакуя орудие до тех пор, пока щит не истончался. Но большая часть артиллерии выходила из боя умышленно, имитируя повреждения.
– Пусть враги думают, что уничтожают орудий больше, чем есть на самом деле, – приказывал командующий Хэ Онь. – Маскируйтесь, отступайте под прикрытие крон. Пусть верят, что их не накроет дальним огнем.
Хань Ши иногда погружался в полудрему, в которой чуткость его возрастала стократно – и тогда он словно охватывал все поле боя взглядом, оценивая, где нужна помощь, где иномиряне слишком близко, где нужно отводить бойцов. Затем просыпался и передавал сведения командующему, не вмешиваясь в его приказы – ибо у армии должна быть одна голова.
Он успел пообщаться в ментальной лакуне с сыном, привычно попробовать продавить внука – но Вей Ши, к гордости императора, искусно ускользал от поиска, создав настолько глухую защиту, что даже объединись мужчины семьи, и то вряд ли смогли бы расколоть ее. Тигренок должен был быть далеко, в Тафии, он давал обещание – но Хань Ши слишком любил его и слишком хорошо знал, потому в сердце засела игла тревоги.
Чтобы убрать ее и не отвлекаться на поле боя, император взрезал когтем ладонь и создал из своей крови, крови сына Разума, шесть птах-равновесников.
– Следите за землями вокруг, – приказал он зависшим в воздухе, внимательно слушающим его духам. – Непрерывно следите, и, если почувствуете еще одного Ши, силой, данной вам мной, повелеваю усыпить его и спрятать. А затем доложить об этом мне.
Стихийные духи синхронно, мелодично засвистели, изящно кланяясь создателю, а затем туманными золотисто-фиолетовыми шлейфами взмыли к солнцу, расходясь в разные стороны.
И когда через пару часов перед императором соткалась одна из птах, он посадил ее на руку, считывая ментальные образы, а затем, благодарно погладив по перышкам, отпустил на свободу. Он видел Вея, спящего под длинными, касающимися земли ветвями плакучей ивы на берегу реки чуть дальше города Менисей, и грозно хмурил брови, и одновременно мягко улыбался от упрямства внука.
Пусть поспит. Сердце императора было спокойно.
Равновесники
Солнце пошло к закату. Перерывы между залпами становились все больше, и из портала, пользуясь этим, шли новые отряды – десятки тха-охонгов, сотни охонгов с наемниками, сотни раньяров. Но Хань Ши знал, что армии иномирян исчисляются десятками тысяч, и понимал, что это все еще разминка, проба сил.
– Враг прощупывает нас, выжидает, – вновь склонился к нему адъютант, передавая слова Хэ Оня. – Все зависит от того, поверит ли он в нашу слабость. Хватит ли у него выдержки отправлять на перемалывание малые отряды, или он решится на быстрый и мощный удар.
– Поэтому мы и выманиваем его, – улыбнулся Хань Ши, прислушиваясь к затихающей канонаде. – Кто же сравнится в выдержке с йеллоувиньцами?
Йеллоувиньские части, оберегая солдат, постепенно, будто неохотно, час за часом отступали к лесу. Все больше выходило из портала иномирян, все жарче и плотнее становился бой. К вечеру начались рукопашные. Поле превратилось в грязь, гроза подошла совсем близко, окатывая первыми порывами брызг, и император удовлетворенно улыбнулся – все рассчитал точно.
По стихийным всплескам то тут, то там он понимал, что в бой вступают боевые маги, помогая отходить солдатам с передовой.