а чувствовала горячую пульсацию асфальта, прохладный запах распаханной земли и вонь муравьиной кислоты.
Тха-охонги, идущие по дороге, остановились метрах в пятидесяти от щита. Раздались крики – приказы командиров иномирян передавались от отряда к отряду. Армия, удивленная, недоумевающая, раздраженная, замедлялась. Задние тха-охонги напирали на тех, кто останавливался впереди, и расстояние до щита сокращалось – сорок метров осталось, тридцать. Гиганты, пробирающиеся по полям, продолжали движение, сдвигаясь к месту приземления листолетов, окружая их, но часть, не обращая ни на что внимания, двигалась к столице.
Вскоре вокруг собралось целое море инсектоидов. Королева видела отвратительных невидши – они сновали у ее щита, как собаки, взвизгивая от ожогов при прикосновениях. Видела хмурых, уставших, хохочущих или нервно молчащих, тычущих в нее пальцами людей, грязных, одетых в странные одежды, – таких же, как туринцы, и в то же время разделенных с ними как невообразимыми расстояниями, так и понятиями о добре и зле.
– Я знаю, что вы понимаете наш язык, – заговорила она, подняв руку. Тихий, но уверенный ее голос многократно усиливался Зигфридом, и слышали ее на километры вокруг. – Услышьте меня. Это моя земля, и дальше вы не сделаете ни шага. Вы можете уйти обратно к порталу в ваш мир. Иначе вы умрете. Разворачивайтесь. Уходите, если хотите жить.
Два, три удара сердца после этого стояла настороженная, напряженная тишина – и раздался оглушающий хохот. Ей закричали что-то оскорбительное, потекли по земле к Василине невидши. Один из всадников махнул рукой – и щит содрогнулся от взрывов, от огненных клубов. Иномиряне с упоением расстреливали ее из гранатометов, а Василина впитывала в себя это пламя, наслаждаясь им, и пламя это выжигало в ней и жалость, и милосердие. Она задыхалась от ярости и потому пошла вперед, расставляя руки, ощущая, словно идут с ней все предки-Рудлоги, делясь силой. Королева качнула ладонями, просто представив, что хочет сделать, и щит, налившийся алым, полыхнул кольцом огня в обратную сторону, за секунду уничтожив первые ряды вражеской армии, оставив пепел от людей и невидши и остовы тха-охонгов. Пламя пошло бы и дальше – но дальше были дома и люди, и, не зная, сможет ли она справиться на расстоянии, Василина потянула его обратно, как жеребца, вставшего на дыбы. А затем, не давая иномирянам опомниться, очнуться от шока, присела на корточки и постучала ладонью по земле.
– Пора, – прошептала она. – Я знаю, что тебе тяжело не в своей стихии. Сделай это быстро.
Орали вокруг иномиряне – с ужасом, ненавистью, со страхом, расстреливая в щит весь боекомплект, кто-то несся прочь от огня, кто-то летел к щиту. Разные люди, трусливые и смелые, но одинаково жадные до чужой земли.
Затряслась почва. Вокруг королевы на расстоянии нескольких километров друг от друга в полях начали протапливаться лавовые лунки в десятки метров шириной. А затем единовременно из них с ревом вырвались вверх огненные щупальца высотой в полнеба, восемь, десять, может, больше, и принялись бить по тха-охонгам, невидши и людям.
Василина могла бы сейчас отвернуться и не смотреть, чтобы уберечь себя от кошмаров. Но она смотрела – как корчатся, горят, кричат тысячи людей, которые пришли убивать и которых сейчас убивал тот, кого она напоила своей кровью.
Он сейчас смотрел ее глазами, как когда-то она смотрела глазами птицы-Ясницы: убегали тха-охонги, а она бросала на них взгляд – и по ним молотило щупальце, – растекались невидши – и их сметало с поверхности земли, как пылинки, – рыдали, визжали, орали люди – них она не щадила.
Потому что это было ее решение и ее ответственность.
Все было кончено за десять минут. Остались только ее тяжелое дыхание, вонь горелой плоти и жженой земли. И напряженная тишина за спинами.
Кажется, кто-то из гвардейцев шептал молитвы.
Кажется, Василина впервые ощутила страх от своих людей.
Она почти почувствовала, как Мариан, который должен был видеть все на экранах Зеленого крыла, желает сейчас обнять ее и взять на себя эту тяжесть.
Огненное щупальце, потускневшее, почти прозрачное, легло перед ней, скрутившись воронкой, и королева погладила его, прошептав «спасибо». Таяло чувство единения и мощи, силы будто вытекали из тела. Но помощнику нужна была подпитка, и Василина снова вскрыла себе вену, и долго струилась по ее запястью кровь, пока пламя щупальца вновь не стало насыщенно-красным, а дрожь земли не прекратилась.
Щупальца пропали так же внезапно, как появились. Остывали вокруг лавовые лунки.
Королева пошатнулась и осела на землю, запрещая себе терять сознание, но не в силах держаться на ногах. Захлопотал рядом Зигфрид, протянул ей бутылек с тоником, принялся обрабатывать рану.
Василина сидела на асфальте рядом с листолетами, слушала, как докладывают обстановку в центр, и пила тоник.
Она потом обдумает все это, потом будет бороться с кошмарами и принимать себя такой, какой стала. Сейчас нужно было поспешить на помощь к Алине.
Ноги отказывались слушаться.
– Мне необходим костер, – приказала Василина, прикрывая глаза. – Разожгите костер. Чем больше, тем лучше.
– Магический подойдет, моя госпожа? – почему-то полушепотом уточнил Зигфрид под бормотание командира гвардейцев в телефон. Василина позвонила бы сама, но у нее не было сил даже поднять руку с телефоном.
– Не знаю, – вздохнула она. – Давайте попробуем.
Рядом раздались шаги.
– Капитан хочет сказать вам несколько слов, моя королева, – проговорил гвардеец и после кивка Василины и ее жеста приложил телефон ей к уху.
– Как ты? – услышала она голос мужа.
– Устала, – призналась она. – Есть новости из бункера?
– Последний сеанс связи – тринадцать минут назад. Идет бой. Внутренний щит еще держится. В течение получаса должно подойти подкрепление из второго укрепрайона.
– Хорошо, – прошептала Василина, пытаясь подняться. Не вышло.
– Ты совсем без сил?
– Найдутся, Мариан, – сказала она, прикрывая глаза. Ей хотелось сказать, что она в порядке, что надо послать боевые листолеты ее сопровождения на помощь к бункеру, но Василина знала, что ответит муж: ее безопасность превыше всего, нельзя убирать охрану, могут появиться раньяры, могут появиться еще отряды, а она сейчас слаба. И она не стала этого просить. А он не стал просить вернуться прямо сейчас.
– Я жду тебя, – сказал Мариан вместо этого. – Будь осторожна, василек.
Магический костер не подошел – он грел, но не питал, – и бойцам пришлось лететь за выжженую линию, чтобы найти топливо. Солнце неуклонно опускалось к горизонту, когда наконец на черной от пепла, вздувшейся и полопавшейся дороге, в десяти шагах от королевы запылал огромный костер из тонких деревьев и кустарников, растущих меж полей.
Василина, тяжело опираясь на руку Зигфрида, встала. Сделала шаг, покачнулась, едва не упав. Тело казалось одновременно вялым, неповоротливым и тяжеленным, будто она только что взвалила на себя гору.
– Видимо, придется вам меня отнести, – проговорила она, вновь оседая на землю.
– Мне? – не поверил Зигфрид, отступив на пару шагов. Лицо его из унылого впервые стало растерянным.
– Вам, – подтвердила Василина слабо. – Или вы хотите, чтобы я туда ползла? Вы меня боитесь, что ли, Зигфрид?
– Не вас, – не стал отпираться маг. – А вот ваш супруг иногда пугает.
Королева понятливо улыбнулась.
– Но не исполнить ваш приказ я тоже не могу, – признал Кляйншвитцер, сделал движение руками, будто складывал их лодочкой, – и повел в сторону.
Василину прямо так, как она сидела, приподняло над землей и бережно опустило на ворох пылающего, гудящего от жара хвороста. Глаза лишь на мгновение заслезились от едкого дыма, королеву окутало пламенем – и тут же в тело полилась горячая, родственная сила.
Это было так хорошо, что Василина едва сдержала блаженный стон. Еще немного, еще несколько минут… Бойцы, окружив костер с оружием наперевес, стояли спинами, чтобы защитить и не смущать королеву.
Рядом хрустнуло, будто под тяжелой тушей, и щеку лизнуло покалывающим плотным огнем.
– Ну-у-у, вои-и-ительница, разлегла-а-а-ась, – раздалось знакомое фырканье, и большая голова ткнулась королеве в плечо. – А-а-а к мужу-у-у кто возвраща-а-аться будет?
– Откуда ты здесь? – спросила Василина, улыбаясь и глядя в небо. Силы возвращались невероятно быстро, сонливость отступала.
– Му-у-уж твой посла-а-ал, – с готовностью доложил Ясница. – Ска-а-а-азал, тебе так будет спо-о-окойнее!
– И он прав, – согласилась королева, обнимая гепарда за шею и садясь. Огнедух мурлыкал, и пламя костра вибрировало в такт. – Но тебе нельзя в листолет.
– Зато те-е-ебе можно в во-о-оздух, – прозрачно намекнул огнедух.
– И верно, – улыбнулась королева.
Глава 12
Пятое мая, Рудлог, хутор у деревни Березовое 20:05
Солнце садилось невыносимо медленно, и половина холма была еще ярко освещена, а половина – погружена в тень.
У Люджины кружилась голова, но она дралась как последний раз в жизни. Из руки сочилась кровь – достал противник перед тем, как рухнуть с разбитой головой. Дробжек слышала свое тяжелое дыхание, пот заливал глаза, спину, живот ныл и казался каменным. Дышать было тяжело из-за гари и пыли, которые драли горло и забивали ноздри.
Защитники хутора растянулись небольшой дугой метрах в пятнадцати от стены, там, где лежали туши тха-охонгов, убитых Дорофеей. К ним получалось прижиматься, они помогали прятаться от выстрелов.
Ярости и неожиданной атаки хватило, чтобы оттеснить нападающих на несколько метров назад. Но иномирян было в несколько раз больше, и в рукопашном бою они были далеко не новичками. А из-за спин их прикрывали арбалетчики.
Нужно было сдержать врагов до прихода подкрепления. Нельзя было пустить их внутрь.
Люджина, вынырнув из-за жвала дохлого тха-охонга, ударила одного из иномирян прикладом в лицо, – перекошенное, вспотевшее, с тонкой бородкой, – второго отбросила коленом. Чуть не наступила на кого-то – в рукопашной все наталкивались и на своих, и на чужих, – оглянулась. Игорь расстрелял обойму и теперь катался по земле с иномирянином, который пытался его задушить.