– Привет! – Настя улыбнулась Юле.
– Привет, – смущенно ответила та.
– Машенька, а ты где? – крикнула Катя, – Влад, вы вместе?
Катя хотела объявить важную новость сразу всей семье – не знала, успел супруг сделать это за нее или нет. Конечно, дети давно были в курсе, что родители готовят документы на опеку, но о том, что все произойдет так молниеносно быстро, даже подумать не могли.
Машуня, недовольная тем, что ее с папой оторвали от запретных мультиков, вышла вслед за отцом в коридор.
– Добро пожаловать. – Влад помог Юле снять и повесить куртку.
– Пиет! – Младшая дочь из-под нахмуренных бровей наблюдала за процессом заселения.
– Привет. – Голос Юли прозвучал непривычно глухо и сипло.
Катя физически ощущала напряжение девочки, страх волнами исходил от нее. Да, она уже несколько месяцев гостила у них в семье и даже провела с ними неделю каникул, да, она сама приняла решение, но в эту минуту жизнь ее менялась так кардинально, словно совершался тот самый, не раз представлявшийся Кате выход в открытый космос. Навстречу непонятному и неизведанному. Туда, где действуют другие законы гравитации и обитают незнакомые формы жизни.
– У нас с Юлей новость, – Катя старалась изображать веселость, но и она в это мгновение переживала не меньше приемной дочери, – нам больше не придется ездить в детский дом. Настена, Машуня, Юлечка теперь ваша сестра!
Настька сразу же налетела и крепко обняла Юлю с притворно радостным криком: «Сестре-е-е-енка!!!» А вот у маленькой Маши словно пропало лицо. Внезапно на его месте появилось сплошное белое пятно – она зажмурила глаза и сжала губы. Малышка попятилась к своей комнате, настойчиво увлекая за собой отца, толкнула попой дверь изо всех сил так, что она задрожала, стукнувшись о напольный ограничитель. «Это только мой папа-а-а-а-а!» – прокричала она в истерике, затаскивая в комнату Влада, и с остервенением хлопнула дверью о косяк.
Катя вздрогнула. Перед ней в мгновение ока появилась новая, незнакомая Маша – ласковый любимый ребенок превратился в сгусток негативной энергии, который невозможно было усмирить.
– Давай снимай ботинки, – Настя спасла положение, потянув Юлю за собой. – Будешь жить в моей комнате? Вместе веселее, можно ночью болтать, пока мамка не слышит.
– Подожди, Настя, – Катя едва шевелила губами, – может, Юля захочет жить отдельно? У нас же есть гостевая комната, где она и спала. Мы потом для нее там все переделаем, а пока…
– А пока я ее забираю себе! – Настька понимающе подмигнула Кате, и у той выступили слезы благодарности на глазах.
Она знала, что у Юли в семье появился надежный проводник и помощник. Настя не бросит – будет брать с собой на прогулки с друзьями, поддерживать, утешать. Катя с трудом сдерживала слезы и думала о том, как ей все-таки повезло со старшим ребенком. Редкий дар у ее дочери – делиться и принимать. Катя чувствовала себя счастливой и виноватой одновременно. Всего два месяца оставалось до ОГЭ, у Насти и без новых обязанностей хватало трудностей: бесконечные уроки, репетиторы, стресс. Катя не имела никакого морального права взваливать на Настю новые задачи по адаптации Юли в семье. Но она уже не могла ничего с этим поделать – все в их жизни сложилось именно так.
Глава 7
Леха рвал и метал. Попадись ему эта Юлька где-нибудь ночью, придушит и не пожалеет ни разу. Вот почему одним в этой жизни все, а другим ничего? Такую маму, как эта Катька, он и сам бы себе хотел, хотя давно по жизни забил на идею найти семью. Думал, что стал железным – плевать на всех взрослых, предателей и дебилов, они сами по себе, а он сам по себе. Но оказалось – нет. Катя Родионова засела у него в голове. Он ей, конечно, соврал, всю книгу целиком пока еще не осилил. Но то, что прочел, задело. И хотелось обсудить, спросить, что на самом деле было в ее жизни именно так, а что она сочинила.
Обидно, что Катя досталась Юльке, которая все равно никогда не оценит. Так и будет по своей родной мамаше страдать. А он бы дорожил этой семьей. Да только кто его к себе позовет?
Чтобы успокоиться, он достал из кармана пачку и, вытянув сигарету, прикурил. После первой затяжки острая боль отступила, после пятой пришло правильное состояние – все пофиг. Леха с трудом отклеился от железного косяка двери, к которой словно прирос, пока стоял на крыльце батора, и стал спускаться по лестнице. Закинул лицо к небу и глубоко вдохнул, но ничего не почувствовал. Ничем не пахнет: ни весной, ни зимой. Замерла природа в безвременье.
Леха не знал, куда податься. В школу идти уже не было смысла. Два первых урока он проспал, и теперь не резон являться – только лишний раз нарываться. Мозг опять начнут полоскать про будущее, про дворника, про «как же ты будешь жить». Им-то какое дело? Их никого не парило, когда он младенцем до посинения орал в своей кроватке и получал за это по заднице. Их не парило, когда он падал и ушибался, но на раны никто не дул, зато отвешивали подзатыльники, чтобы не бегал, ходил нормально. Ибо нечего создавать взрослым людям проблем. Его не спрашивали, когда он хочет есть, а когда на горшок – все малыши живут в баторе строем и строго по расписанию. За детей всё и всегда решают взрослые. А теперь вдруг проснулись: «Как же ты будешь жить?» Ему-то откуда знать?!
Телефон в кармане неожиданно зазвонил. Леха с удивлением увидел на дисплее номер Макса. Они не разговаривали с того самого дня, когда случилась вся эта хреновня из-за планшета. Леха специально обходил Максову криминальную компашку стороной.
– Да? – Он постарался ответить сурово, хотя злости давно уже не было – растаяла как вчерашний снег.
– Привет! Че делаешь?
– Ниче. – Леха не собирался вдаваться в подробности.
– Дело есть. Нужен такой спец, как ты.
– На фига?
– Заработать хочешь? – Макс помолчал, дожидаясь реакции, потом продолжил сам: – Я тут куртку себе присмотрел. Дам косарь.
– А сам че?
– Лучше тебя никто не сделает.
– Ладно, – похвала Макса льстила, было круто завоевать его доверие, – только я еще в баторе.
– Ну и хорошо, – Макс загадочно хмыкнул, – давай в новом торговом центре через час. Который в соседнем районе открылся, знаешь?
– Знаю. Идет!
Леха приехал ровно ко времени и был принят в ряды сильнейших. Его проинструктировали – где камеры, где че, какую куртку брать – и запустили внутрь. Он ходил по спортивному магазину, набирал одежду. Потом прошел в примерочную, благо теток с номерками в этом отделе не было, проход свободный, и стал примерять вещи. Для Макса куртку отложил сразу. Примерил штаны для себя, еще толстовку. Тоже отложил. Достал маникюрные ножнички из рюкзака и стал аккуратно срезать бирки и магниты. Пока трудился, все время думал о книге, которую нужно написать. Странно, что Катя ему это предложила. Что такого он может поведать людям? Тем более из своего младенчества? Вообще нет ни одного воспоминания, ни единой мысли. Разве что, начиная со школьных лет – там уже оставались в голове какие-то события, даже люди. Но вспоминать почему-то легче было о других, не о себе. Взять, к примеру, Егора – он и сейчас стоял у Лехи перед глазами. Тогда они были второклашками и учились в баторе, ни в какие другие учебные заведения не выходили – варились круглые сутки в своем котле. Егор внешне был полной противоположностью Лехи – русые волосы, большие голубые глаза, миниатюрный нос, маленький рот. С виду нормальный мальчишка, даже не скажешь, что инвалид. Но если присмотреться, было видно, что за ухом у него висит слуховой аппарат. Егор был глухим и почти не умел говорить. Так, издавал какие-то мычащие звуки, фиг поймешь, что хочет сказать. Его тоже нашли на помойке еще младенцем, как и Игоря, как и многих других детей. О родителях Егора вообще ничего не было известно – где они, что с ними? Прочерк. Со второго класса обитатели батора превратили глухого Егора в мишень: били, чморили, высмеивали, изображая его глухоту и немоту. Но Егор делал вид, что все эти оскорбления и гадости проходят мимо него. Хотя, конечно, все он прекрасно понимал – гадкий утенок, которого забросили в чужую, здоровую, стаю. В глубине души Егор всегда хотел хоть с кем-нибудь подружиться: стать как все, смеяться как все и шалить как все. Больше всего он мечтал об одной девочке из третьего класса. Она была тогда самой красивой из младшего корпуса детского дома. Ее звали Алиса. Темные волосы, заплетенные в две косички, темно-карие живые глаза, а когда она улыбалась, на обеих щечках выступали трогательные ямочки. У нее были нежно-розовые гладкие губы, острый подбородок и маленькое, хрупкое, как у балерины, тельце. Несмотря на ангельский лик, характер у Алисы был ужасный. С девяти лет она уже умела управлять своими воздыхателями. Леха прекрасно помнил, как и сам, словно болван, ходил в стаде влюбленных в нее поклонников, а она безжалостно ими всеми повелевала. Каждого использовала по назначению: контрольные и домашние задания списывала у умных, заигрывала и шалила с крутыми, а середнячков принимала в добровольное рабство.
На одной из перемен Егор подошел к Алисе, робко взял ее за руку и попытался, как умел, сказать: «Давай дружить». Но не успел он вымолвить даже полслова – Алиса резко отдернула свою руку и крикнула: «Ты че, дебил? Отвали от меня, урод!» Макс, тогда и он был одним из ее поклонников, тут же схватил Егора сзади за шкирку и откинул прочь как котенка. Глухой мальчик плашмя упал на пол.
– Пацаны, смотрите на этого идиота, – заорал защитник на весь коридор, – он думает, что Алиска будет с ним встречаться!
Раздался звонкий жестокий смех. Алиса стояла в стороне вместе с подругами и тоже посмеивалась, глядя на распластанного на полу Егора.
– Этот глухарь хочет нам что-то сказать, – продолжал издеваться Макс, – беее-мееее… Хватит ме-мекать, ты же не овца!
Он пнул Егора по ноге. Тот лежал на полу и не мог произнести ни одного звука, не мог даже вдохнуть из-за душившего его плача.
– Ой, наша нюня пустила слезу! – ликовал Алисин рыцарь. – Ты будешь нормально говорить или еще тебе всыпать?!