Таня и Лера уже накрыли на стол. Пообедали, сели за уроки. Когда закончили, дружно отклеили уже заклеенные на зиму оба окна, вынули подвойные рамы, чтобы можно было открыть окно сразу, на всякий случай. Под стол на кухне поставили бутылку из-под шампанского, налитую водой.
Дядя Витя задержался на работе, пришел только в 7 вечера, злой и нетрезвый. Цыкнул, чтоб собирали ужин, ушел мыть руки на улицу к рукомойнику. Вернулся, молча поужинали. Настроение у него улучшилось:
— Ну что, девчата, завтра на работу рано, чего тянуть, давайте, раздевайтесь… Чья там очередь? Тебя, Светка, не трону сегодня… Смотри, учись. Давай, Лера, снимай свою сбрую, проверим, а вдруг сисечки подросли… — и замолк, натолкнувшись на взгляд Светланы, жесткий, совсем не детский. Не поверил собственным ушам, когда услышал слова этой соплюшки:
— Никто не будет раздеваться. Ни теперь, ни потом. Ты сейчас тихо ляжешь и до утра не шевельнешься.
Это было так смешно, что он захохотал:
— А то что ты мне сделаешь? Ну-ка, давай первая, раз такая говорливая… — и не обратил внимания, что Лера поднялась и зашла ему за спину.
Он даже не успел среагировать — так быстро Света метнулась через стол, взмахнув рукой над его лежащими на столе ладонями — только с ужасом увидел, как на их тыльной стороне расходятся, заплывают струйками крови разрезы, а на клеенке растекается темно-красная лужа. Вскочил в ярости:
— Ты ж мне, сука, вены порезала… — и не успел закончить, потому что в голове что-то больно взорвалось, погас свет.
Очнулся, не понимая, что с ним и где он. Вроде сидит на стуле. В кухне. В окне виден фонарь. Попробовал встать — ноги привязаны, потянул за собой стул. Руки тоже были связаны и обмотаны бинтами. Все вспомнил и заревел:
— Ну, суки сопливые, вы сейчас мне ответите!
Открылась дверь из комнаты. Вспыхнул свет. Они вышли втроем, в ночных рубашках. Таня занавесила окна. Сели напротив, через стол. Лера почему-то с бутылкой шампанского в руках, Светка, эта малявка… с ножом! Пересохло в горле. Он попробовал откашляться, просипел:
— Послушайте, вы чего? Вы с ума сошли! Положи нож, дура… Я вас завтра в милицию сдам, в тюрьме сгниете…
Ответила старшая, Лера:
— Это ты послушай, козел! Ни в какой тюрьме мы не будем, потому что малолетние, это все знают, понял? Пока ты тут валялся, мы вообще могли тебе твой вонючий х…й отрезать. Если еще раз к нам полезешь — точно отрежем, потому что ножи у всех. Тетя Аня утром приедет, пусть тебя и отвязывает. А пока сиди так. Нам в школу, надо выспаться. Рыпнешься — опять получишь бутылкой по мозгам, — она встала, за ней — остальные.
— Развяжите, мне поссать надо.
— Ничего, можешь в штаны. Тетя Аня уберет… — и они ушли к себе в комнату, погасив по дороге свет.
Утром он все так же сидел на стуле. Онемела спина. Действительно не смог удержаться — помочился в брюки. Смотрел, как они собираются, завтракают. Попросил воды — не дали. Хлопнула входная дверь. В голове не укладывалось, что его, взрослого сильного мужика, связали три девчонки-школьницы и он сидит, связанный, обмочившийся, уже полсуток. И где эта гребаная Анька?! И кричать нельзя, вряд ли кто услышит, а если услышит и придет — смеху и сплетен будет на весь город. Сейчас его хватятся на работе, у него ключи от склада. Что делать?! Хлопнула входная дверь, вернулась жена…
Когда они пришли из школы, Щербаков не было. Пообедали, сели за уроки. Договорились держаться вместе, не отходя друг от друга ни на шаг. В кухонном ящике не осталось ни одного ножа. Опоздали… Бутылка из-под шампанского тоже пропала, пришлось взять из поленницы дров толстую короткую палку.
Щербаки вернулись вечером после консультации и разговора со знакомым из милиции, молча прошли к себе в комнату. Все оказалось не так просто. Это не удочерение. Договоры патроната как платные, тем более на троих, постоянно контролировал отдел опеки. Этих сопливых щенят нельзя было ни сунуть в погреб, ни прибить до смерти. Их нельзя было даже отравить, потому что их было трое. В таком случае не обошлось бы без вскрытия, а это тюрьма за изнасилования. Отправлять их обратно в детдом не хотелось, было жаль терять будущую квартиру и вожделенный магазин.
Оставалось одно — договориться. Щербак боялся не сдержаться, и переговоры вела жена.
Что ж, они втроем останутся, пока Щербаки получат свою квартиру. Все будет, как положено по договору: обувь, еда, одежда. В дверь их комнаты вставят два замка, ключи от которых будут только у них, и стальную пластину-задвижку изнутри. Есть они будут в разное со Щербаками время, заниматься уборкой по очереди с тетей Аней, стиркой — каждый себе. А Щербак не будет подходить к ним ближе, чем на два метра. После получения квартиры они уйдут в детский дом, но не в Яснопольский, а в другой, который выберут, а Щербаки помогут им туда устроиться.
И еще Лера потребовала деньги на электрошокер. На третий день, вернувшись из школы, они нашли на кухонном столе коробку с электрошокером, чек, паспорт и гарантийный талон…
Щербаки расторгли договоры патроната через два дня после получения квартиры и остальных своих обещаний не выполнили. Светлане пришлось вернуться в Яснопольский детдом, Тане и Лере — в Алексинский.
Жемчужникова после кругосветного морского круиза разочаровалась в поездках, потому что мир оказался довольно блеклым, как выяснилось.
8. Иванова Светлана Ивановна выбыла из Яснопольского детского дома в возрасте 12 лет в связи с побегом. Объявлена в федеральный розыск. Место нахождения устанавливается (информация из архива Яснопольского детского дома для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей).
Первым, с кем она встретилась прямо у входа, был Извольский! Проводил молча злым взглядом, протопал по ступенькам мимо. Света словно раздвоилась: одна отвечала на вопросы, улыбалась, раскладывала вещи, заправляла постель, обедала вместе со всеми, потом смотрела новые компьютеры. Мысли другой были только о том, что нельзя оставаться в спальне даже на ближайшую ночь. Притворяться больной бесполезно, потому что в изоляторе будет еще хуже. Решение пришло само, дикое, страшное, единственно правильное. Необходимо, чтобы ее забрали в настоящую больницу еще до отбоя. Потом оттуда ей будет легче сбежать.
В туалете на счастье никого не было. Спиной прижала входную дверь (ни задвижек, ни дверей на кабинках не положено), вытащила из рукава спрятанный щербаковский нож. Высоко на внутренней стороне бедра, почти у промежности, нашла пульсирующую жилку, прижала ее пальцем левой руки, приложила лезвие у самого пальца, чуть помедлила (не было страха боли, только боязнь, что не получится), нажала на рукоятку ножа и протянула его вверх к бедру. Боли почти не почувствовала, удовлетворенно глядя, как кровь толчками струится по ноге и собирается в лужу на полу. Четко помнила, что нож нужно сразу забросить на шкаф у входа, куда никто никогда не заглядывал. Сил хватило только на это…
Посовещавшись, заведующие трех отделений Пензенской областной больницы — хирургического, гинекологии, педиатрии — поставили в известность правоохранительные органы, что поступившая в реанимацию по поводу травматического артериального кровотечения воспитанница Яснопольского детдома Иванова Светлана Ивановна, двенадцати лет, имеет множественные неправильно сросшиеся разрывы малых и больших половых губ, промежности, посттравматические инфильтраты ануса, прямой кишки, зарубцевавшийся разрыв сфинктера, множественные спайки слева во влагалище, хронический эндометрит матки и запущенную инфекцию мочевыводящих путей, что предположительно является результатом изнасилований, в том числе в извращенной форме, примерно годичной давности. УВД области по полученной информации возбудило уголовное дело.
Гены Анны Викторовны Гладышевой с блеском проявились в ее 12-летней внучке. Светлане предстояли несколько месяцев в больнице и минимум две, как ей объяснили, операции, чтобы потом она была, как все женщины, и могла родить ребенка. Если за это время Извольского и его компанию уберут из детдома, она сможет вернуться. Поэтому в первом же разговоре со следователем в присутствии врача и психолога она, глядя испуганными детскими глазами, полными слез, чуть слышно прошептала имена виновных — старших воспитанников этого же детдома Александра Извольского и Петра Репнина. И фамилии еще трех девочек, подвергшихся насилию. И утверждала, что таких было много больше.
Вечером того же дня Извольский и Репнин были помещены в изолятор временного содержания. Следствие велось под пристальным вниманием срочно сформированной специальной комиссии областной думы. Позже информация о положении в детдоме просочилась в СМИ и к делу подключились федералы. Всплыли данные о якобы сбежавших воспитанниках, и к обвинениям добавили статьи о похищении малолетних.
Светлана выздоравливала, все это было ей неинтересно. Главного она добилась — ни Извольского, ни Репнина в детдоме не будет.
Людмила Борисовна Жемчужникова осознала, чего ей не хватает в жизни, и начала строить свой дом.
9. Иванова Светлана Ивановна в возрасте 13 лет 4 месяцев задержана в г. Белгороде отделом транспортной милиции и направлена в Старооскольский «Социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних» (информация из архива ССПЦ для несовершеннолетних Белгородской области).
Ее выписали через два месяца практически здоровой после трех операций. В детдоме не было ни Извольского, ни его компании. Но не было также ни прежнего директора, ни старых воспитателей. Пришедшие на их место новые сотрудники жестко контролировали каждый шаг воспитанников все 24 часа в сутки. Жить так, под микроскопом, было очень тяжело. Плохой ли, хороший ли, но свой, устоявшийся мир детдома разрушили. Все понимали, что причиной была Светлана. Все знали, что она соврала про Извольского и Репнина. Ее не били ночью, накрыв одеялом, потому что в каждой из спален теперь дежурил по ночам воспитатель, ее не подстерегали в укромных уголках, потому что таких не было больше в доме, ее не подкарауливали по дороге в школу или обратно, потому что каждую группу тоже сопровождал теперь воспитатель. Светлане объявили бойкот. С ней не разговаривали,