С любопытством оглядывая богатый интерьер дворца, я дошел за Карелом до высоких дверей, у которых дежурили два вышколенных лакея.
– Знакомьтесь – лорд Квэлле, – коротко отрекомендовал меня Карел, – пропускать без лишних вопросов и сразу докладывать мне.
Лакеи, не меняя выражения лиц, поклонились, показав, что услышали и запомнили.
Дальше мы проследовали через небольшую часть пышного сада, здесь все было настолько красочным, что я залюбовался пионами, сбился с шага и ткнулся носом в спину Карела.
Тот обернулся и укоризненно покачал головой.
– Ты же не забудешь учредить титул самого неуклюжего гражданина города? – Я развел руками, показывая, что меня не переделаешь и спотыкаться начинаю не только при виде булочек с шоколадом.
– И самого наивного, помню, – улыбнулся в ответ Карел.
У ворот лорд Киар попросил меня не теряться и не идти убивать погоню в одиночестве. Я ограничился обещанием подумать. Несмотря на то что предложение помощи было приятным, мне хотелось бы избежать участия посторонних лиц. Иначе Карел рискует узнать об эльфах лишнее. Отложим это в качестве запасного плана.
Оставшись на пустой улице, я полюбовался великолепным видом, открывающимся у резиденции наместника, – весь город и бухта были как на ладони. Возвращаться в «Женский дом» сразу не хотелось. Мне действительно нужно было подумать. И лучше всего для этого подходил сад служителя Освина.
Глава 14
По пути к костелу Святого Михаэля я заглянул на садовый рынок, чтобы покопаться в удобрениях, приходить к полюбившимся розам с пустыми руками не хотелось. Так что Оскарби обнаружил меня извозившимся в земле и ползающим на коленях вокруг кустов. Я уже вырыл у корней небольшие лунки, хорошенько их полил и теперь подсыпал купленный перегной, чтобы сделать почву более питательной и подходящей для роз. Еще несколько пакетов удобрений лежали около фонтана, предназначенные для второй клумбы.
Несколько минут служитель Освин задумчиво смотрел на открывшуюся картину, поморгал, потер глаза и признал, что торчащий из кустов эльфийский зад ему не мерещится.
– Кериэль, – укоряюще позвал церковник, – это уже слишком!
Я с наслаждением разогнул затекшую спину и потянулся магией к фонтану, чтобы вымыть руки.
– Только человек может сказать, что чего-то хорошего «слишком», – фыркнул и, поднявшись на ноги, с готовностью пожал руку служителю. – Мне нравится твой сад, и я делаю так, чтобы растениям было комфортно. Разве не логично? Как ни посмотри – взаимовыгодное сотрудничество: атмосфера этого места помогает мне расслабиться, поэтому я помогаю ее сохранить и приумножить.
Оскарби печально качнул головой.
– Для моих соотечественников – нелогично, – вздохнув, признал он, – люди предпочитают брать то, что им понравится, пока не вычерпывают все до капли, а потом отправляются на поиски нового места.
На этих словах он развернулся и пошел к костелу. Я проводил его растерянным взглядом. Не то чтобы я напрашивался на беседу или благодарность, но такое поспешное отступление удивило меня. Но, как выяснилось несколькими минутами позднее (я только начал выкапывать лунку вокруг следующего куста), отлучился служитель ненадолго – он просто ходил за садовым инвентарем.
– Магией я не обладаю, поэтому с лопаткой мне будет проще. – Освин стянул с себя сутану, оставшись в рубашке и брюках, аккуратно сложил ее на скамейке и присоединился ко мне.
Вдвоем работать было и приятнее, и быстрее, мы даже порадовали остатками удобрения глицинию и яблоню. Но все равно закончили уже в сумерках, когда сил совершенно не оставалось – хотелось лечь тут же под кустами. Зато простая и понятная физическая работа выгнала из головы все дурные мысли и сомнения. Сейчас внутри было спокойно и тихо.
– Чаю? – предложил Оскарби, ополоснув ладони и лицо в холодной воде фонтана и уступив место мне.
– Спасибо. – Я прикинул по времени, что в «Женском доме» начался рабочий вечер, возиться в лаборатории уже неудобно, а потому спешить некуда. – С удовольствием.
К моему безграничному удивлению, Оскарби повел меня не в один из соседствующих с костелом домов, а в саму церковь.
– Это, конечно, совсем не по правилам, – подтвердил догадку служитель, – но епископат не озаботился тем, чтобы выделить мне хоть какую-то крышу над головой. Очень вовремя они забыли, что своего дома у меня нет – я приютский. А жилье, которое занимал прежний служитель, находилось у него в собственности и перешло по наследству дальним родственникам.
Сбоку за алтарем нашлась дверца, за которой расположилось скромное жилище Оскарби. Узкое спальное место, застеленное лоскутным покрывалом, больше походило на приспособление для пыток, рядом ютился стол, на нем обнаружились чайник и нагревательный амулет. Вместо шкафа или хотя бы комода к стене напротив кровати прибили несколько полок и крючков, на которых и лежали вещи служителя; книг было значительно больше, чем одежды. Из дальнего угла торчала труба с вентилем, под ней стояло ржавое ведро с ковшиком. Ни окон, ни каких-нибудь мелочей, создающих уют, – предельная аскеза. Даже лампы, и те были старые, масляные, и огонь в них зажигался самый обычный, а не магический.
Заметив, насколько меня поразила обстановка, служитель развел руками.
– Прочие удобства пришлось организовать с другой стороны костела. Там хозяин соседнего дома в начале года сложил материалы после починки крыши. Но по моей просьбе освободил место и отдал оставшиеся деревянные панели, из которых я и собрал э… кабинку для надобностей.
Активировав амулет, сделанный из тонкой кварцевой пластины, поставил чайник греться и снял с полки чашку и банку с заваркой. Второй чашки у служителя не нашлось, я оказался первым гостем, приглашенным в каморку. Недолго раздумывая, в качестве емкости для чая служитель взял небольшой ковшик.
– Присаживайся, – Оскарби кивнул на единственный трехногий стул и поморщился, – Кериэль, и не делай, пожалуйста, такое скорбное лицо. В сложившемся положении вещей мне не нравится лишь то, что стесняю Триединого в его же доме. Не дело это – готовить пищу и спать в церкви. Все остальное меня устраивает. В приюте я делил комнату с девятью мальчиками, и у меня не было даже возможности побыть одному…
Ну-у, если провести такой сравнительный анализ, все действительно не так плохо.
Я присел на стул, вздрогнув, когда тот издал жалобный скрип, и попытался не обращать внимания, в каких условиях приходилось жить молодому служителю. Если Оскарби это устраивает, зачем его переубеждать? Или он просто не хочет выдавать свои настоящие эмоции? В любом случае лишний раз заставлять человека оправдываться и что-то объяснять мне не хотелось. Поэтому я сделал вид, что поверил ему, и принялся разглядывать аккуратно сложенные вещи на полках. Мое внимание привлекли две старые иконы.
Облик изображенного на них Триединого отличался от принятых канонов, и это было странно. Я даже поднялся с места, чтобы поближе изучить диковинки. Обычно верховное божество рисовали немолодым мужчиной – седым, с благообразной аккуратной бородой и печальным, бесконечно мудрым взглядом пронзительно синих глаз. А то, что изобразили на иконах, походило на злостную ересь, при виде которой любой инквизитор потер бы руки в предвкушении расправы над богохульником.
Я покосился на заваривающего чай служителя Освина и прикинул, похож ли он на еретика. Увы, воображение меня подвело, Оскарби казался мне одним из самых правильных и честных церковников, которых я только встречал за несколько последних веков. Он, заметив, как я то внимательно рассматриваю изображения Триединого, то перевожу взгляд на него, улыбнулся.
– Интересные иконы, да? – Оскарби придвинул ко мне чашку, над которой вился ароматный дымок, а сам с ковшиком сел на кровать.
– Я бы сказал – странные, – осторожно заметил я.
– Да, сейчас они кажутся глумлением над образом Триединого, – согласился церковник, и я заметил в его глазах смешинки, будто бы Освин с удовольствием наблюдал за моим недоумением. – Уверяю тебя, Кериэль, в этих иконах нет ни капли ереси. Они просто очень старые. Я, признаться, безумно люблю историю и книги… гораздо больше, чем проповеди. Пока меня не определили в приход Святого Михаэля, я целыми днями не вылезал из архива епископата. Местный служитель так ко мне привык, даже давал рукописи без расписки. И эти иконы тоже он разрешил забрать – после очередной инвентаризации их списали и собирались уничтожить. У вас, эльфов, разве не осталось историй о том, как со временем изменился образ Триединого?
Я почесал в затылке, пытаясь что-нибудь припомнить, и с удовольствием понюхал чай, пахло клубникой, мятой, лимоном – очень вкусно. В религии я разбирался отлично – в случае чего мог несколько стихов из «Книги Создания» наизусть выдать. Но, признаться, традиции иконописи и изменения в них обошли меня стороной.
– Мои сородичи уделяют мало внимания образам и ритуалам, – покаялся я. – У нас даже храмов нет. Поэтому я знаком с людскими канонами поверхностно.
– Но ты же знаешь историю появления Триединого? – осторожно уточнил Оскарби.
– Даже могу провести сравнительный анализ Старшего и Младшего эпосов, – улыбнулся я церковнику. – Может, я не силен в иконописи, но с историей у меня все в порядке.
– И какой тебе ближе? – тут же заинтересовался Освин. – Было бы здорово послушать эльфийскую версию.
Я пожал плечами.
– Она так-то не отличается от общепринятой. В ней тоже говорится, что наш мир создали три божества. Как их называют в наших писаниях – творцы – Материя, Идея и Сознание. Каждый из богов обладал своим характером, привычками и видением, как именно должен развиваться новый осколок реальности. Из-за разногласий своих создателей народы постоянно воевали, затапливая все вокруг кровью. И, пытаясь заслужить милость творцов, приносили им многочисленные жертвы. Первым остановилось божество, олицетворяющее Сознание. Оно уговорило Материю и Идею, что так не может продолжаться и их капризы рано или поздно разорвут мир на части. Творцы разделили себя и собрали в одно существо самые лучшие свои качества: справедливость, милосердие, верность, смелость, честность, любовь… Так появился Триединый. Жаль, но только то плохое, что отсекли божества, не растворилось. Оно стянулось в ком, из которого вышла Триада – воплощение всего отрицательного и мерзкого в нашем мире.