Острый приступ ненависти к самому себе прошел. Я сидел, прислушиваясь к тихому журчанию фонтана и пронзительным крикам чаек. Что-то потревожило птиц в бухте, и они высказывали свое возмущение. Ветер перебирал длинные ветки глицинии и шуршал в листве яблони. Одуряющий запах роз, смешанный с океанской солью и ночной прохладой, успокаивал.
– Прости, Триединый, – прошептал я, – не имея души, сложно понимать, правильно ли я поступаю. Мир всегда казался мне серым – будто и нет вовсе ни светлой стороны, ни темной, о которых рассказывают твои служители. И только в этом городе я прозрел и начал замечать цвета и оттенки. Их ведь гораздо больше, чем белое, черное и серое! И они так прекрасны! Мне хочется стать городу защитником, сделать для него что-то хорошее. Но разве смогу я, если откажусь от своего дара? Или всем станет лучше, когда погоня отрежет мою глупую остроухую голову и отвезет ее Владычице? Подскажи, Триединый, направь меня, коли тебе есть хоть какое-то дело до того, что происходит.
– Эй, кто здесь?! – раздался знакомый голос.
Я запнулся и, подавившись следующей репликой странного монолога-молитвы, с подозрением уставился на фигуру, появившуюся у входа в сад.
– Служитель Освин? – на всякий случай уточнил я, подумав, что обознался.
Он же должен чердак обживать!
– Кериэль? – с таким же удивлением протянул Оскарби.
Поднявшись с лавочки, я вышел из сада под свет уличных фонарей, чтобы он убедился, что ночным гостем действительно оказался его знакомый.
– Что-то случилось? Я могу помочь? – Служитель был встрепан и почему-то одет в длинный халат, наброшенный прямо поверх пижамы.
– Немного запутался в себе. – Улыбка вышла кривой.
Я гадал, услышал ли Оскарби что-то из моего монолога. Вроде бы бормотал тихо, под нос, и ничего конкретного сказать не успел, но сам настрой и тема… и кто знает, насколько острый у него слух?
– Извини, что в очередной раз побеспокоил.
– О, никакого беспокойства! – рассмеялся Оскарби. – Я сам виноват! Триединый послал мне сегодня неожиданный подарок. Представляешь, Кериэль, у меня появился свой угол. Больше не придется теснить Триединого в его же доме.
– Это замечательно, – поспешил я поздравить его.
– Но я, уже устроившись на новом месте, спохватился, что не погасил в костеле свет. Как голову свою пустую не забыл! Ох, и досталось бы мне от епископата за излишнюю трату средств! Выскочил, в чем был, а когда уже запер двери, услышал странное бормотание. У тебя ужасный всеобщий, Кериэль, кто-нибудь про это уже говорил?
– Предпочитаю думать, что это у всех вас ужасный всеобщий, – с улыбкой, на этот раз искренней, пояснил я. – А у меня классическое произношение Старого Света.
Церковник хмыкнул и, приглашающе махнув рукой, засеменил вниз по улице.
– Могу помочь тебе распутаться? – тихо спросил Оскарби таким тоном, будто не верил, что я соглашусь.
Но мне очень не хватало совета, поэтому я попытался тщательно подобрать слова:
– Если ты можешь сделать что-то хорошее, но перед этим придется сделать нечто плохое?
Служитель Освин остановился у двери дома Генты.
– «Хорошее» и «плохое» – твоя субъективная оценка?
– Нет, не субъективная. Конечно, осчастливить всех разом не получится, но благодаря небольшому злу можно многим помочь.
– А поможет ли это тебе самому? Совершая то, что считаешь плохим, не получишь ли ты больше удовольствия, чем потом, когда настанет время для хорошего?
Такой вопрос удивил меня.
Я считал, что подобные задачи решаются методом «меньшего зла», которое при любом раскладе остается злом.
– Если бы мне сказали, что моя смерть чем-то поможет нескольким людям, я бы не поспешил отдать себя в руки Триединого. – Оскарби зябко повел плечами и плотнее запахнул халат. – Это не эгоизм или страх перед смертью. Я бы подумал: нельзя ли как-то повернуть обстоятельства, чтобы и моя жизнь принесла пользу? Ведь смерть – финальная точка. После нее уже ничего нельзя переиграть. Но пока я живу, могу каждый раз менять и самого себя, и что-то вокруг, что в моих силах.
Я почесал в затылке.
– Звучит так-то, конечно, неплохо, но я говорил не об этом.
Оскарби вздохнул.
– Поменяй в моей скучной морали «жизнь» и «смерть» на то, что ты завуалировал, и сам решай, стоит ли оно того. Знаешь, Кериэль, я, наверное, не самый правильный служитель, но мне кажется, что ты преувеличиваешь «плохое», которое собираешься совершить. Мы все на жизненном пути то и дело сворачиваем на кривые тропки. Лукавим, ленимся, малодушничаем. Но разве это со зла? Вовсе нет. Поэтому, чтобы ты ни задумал, если целью является помощь тем, кому она необходима, я благословляю тебя и помолюсь Триединому, чтобы он простил то плохое, что тебе придется совершить на этом пути.
Слова служителя Освина не то чтобы успокоили меня, но все же приободрили. Нужно было признать – я размяк. Стоило только обрести крышу над головой, приятные перспективы и нескольких людей, которые по необъяснимым причинам за малый срок стали мне дороги и важны (и не как потенциальная пища!), я тут же расслабился и начал сомневаться в каждом шаге. Нужно собраться. Впереди еще много порогов, о которые легко споткнуться, и граблей, на которые – наступить. И я не разобрался с самой главной своей болью – теми, кто вот-вот приплывут за моей головой.
Чтобы это сделать, мне нужно восстановить силы. А значит, я перестаю жалеть себя и сосредотачиваюсь на поисках жертвы.
Поправив на плечах лямки ранца, я быстрым шагом направился в сторону «Женского дома» – день выдался слишком насыщенным. Перед тем как отправлюсь в трущобы, мне нужно привести себя в порядок. Выпью тонизирующий настой, валяющийся на полке в шкафу, приму освежающий душ – сразу полегчает.
Но дойти до борделя не получилось.
– Корабль прибыл час назад. – Из тени у арки выступил Лука.
За его спиной дно «колодца» расцвечивали пятна света, падающие из окон «Женского дома», слышалась громкая музыка и смех, а у меня резко потемнело перед глазами, к горлу подкатили паника и дурнота.
– Триада! – тихо выругался я.
– Команда рассказала стражам в порту, что океан как заколдованный гнал корабль вперед, меняя направление ветров…
И почему я не удивлен?
– Последними по трапу сошли пятеро, на головы накинуты капюшоны, плащи темные, дорогие. Никто со стороны и не сказал бы, что это эльфы… но в них было что-то, – Лука замолчал, пытаясь подобрать слова, – что-то такое неправильное, как и в тебе. Я проследил за ними до гостиницы. Это действительно перворожденные. Расположились в хорошем месте, но недалеко от порта. Думаю, ночь они отдохнут с дороги, а не сразу приступят к поискам.
Что ж, значит, это шанс как следует все разведать.
Я вздохнул, перебарывая липкий и холодный страх, который острым крюком поддел меня за низ живота.
– Показывай.
Гостиница «Светлый путь» действительно расположилась так, что и до порта рукой подать, и не стыдно сиятельным господам высокой крови на ночлег остановиться. Мы с Лукой притормозили в сотне метров ниже по улице, рассматривая яркую вывеску.
– На крышу гостиницы можно перепрыгнуть с соседнего дома… рискнешь? – Мальчик криво улыбнулся, верно оценив мое состояние, – меня заметно потряхивало.
– Деваться все равно некуда…
Нет, можно, конечно, просто сесть утром на другой корабль – любой, даже не озаботившись его пунктом назначения, и продолжить игру в догонялки. Но я, как уже говорил раньше, не привык при виде опасности поджимать хвост – я привык наглеть.
– Покажи, как забраться на крышу, и возвращайся к своим, – велел мальчишке, – дальше сам справлюсь.
Лука переступил с ноги на ногу, передернул плечами, но молча, без возражений поманил меня во внутренний двор трехэтажного жилого дома, находящегося по соседству. Мои надежды, что парень знает, как открывается дверь черного хода, не сбылись. Лука показал на широкие подоконники, уходящие в чернильную высь неба. Три этажа кажутся смешной высотой только тогда, когда не требуется проявить чудеса ловкости.
– Главное, не шуми, – предупредил Лука, – все окна открыты, и люди тут же проснутся, если услышат что-то подозрительное. Если хочешь, подержу вещи…
С ранцем я бы не расстался даже под угрозой смерти.
– Нет, спасибо. Иди. – Я высыпал в ладонь мальчишки несколько серебряных монет, размял руки и подошел к первому окну.
Спящие за ним квартиранты безопасностью все-таки озаботились: окно хоть и было распахнуто, но створка открывалась внутрь, а сам проем был забран тяжелой кованой решеткой. Впрочем, это даже играло мне на руку, за витые переплетения чугуна было удобно цепляться.
Лука не стал снова предлагать помощь. Убрал монеты в карман и был таков.
– Удачи, – раздалось напоследок.
Только на удачу мне и оставалось уповать.
Добраться до подоконника второго этажа труда не составило. Благо тело, успевшее постыдно расслабиться за последнее время, еще не забыло навыки.
Устроившись на подоконнике, я с любопытством заглянул в комнату, на широкой кровати раскинулись двое, сбившееся атласное одеяло почти не прикрывало наготы. Дыхание было ровным, будто люди даже не подозревали, насколько хрупки их мир и спокойствие.
Удерживая равновесие, я вытянулся, пытаясь достать до карниза третьего этажа. Увы, сделать это получилось только в прыжке, и то ранец в последний момент едва не перевесил. Подтянувшись, я едва не свалился в комнату и тут же пересекся с недобрым желтым взглядом: крупный короткошерстный кот гневно изогнул спину и, приготовившись к прыжку, зашипел.
– Эй, приятель, что случилось? – Из соседней комнаты раздался сонный голос. – Опять на птиц охотишься?
Не желая знакомиться с острыми когтями кота, я бодро вскарабкался на чердачный козырек – от него до покатой крыши было всего ничего, даже прыгать не пришлось. Пригнувшись и стараясь правильно ставить ноги на стыки черепицы, я добрался до края крыши и примерился к расстоянию, разделяющему жилой дом и «Светлый путь».