оеннослужащих от побега. А зачем? В плену будет тепло и сытно, и самое главное — не надо больше принимать участие в боевых действиях, в которых запросто можно погибнуть. В плену можно дождаться конца войны и после этого вернуться домой — где военнослужащий должен будет получить жалование за весь период своего временного отсутствия.
Но военнослужащим Сил Специальных Операций США специально внушают, что ничего этого не будет. Что в плену их ждут жестокие страдания и лишения, а чаще всего — смерть. Хотя бы потому, что в большинстве случаев им приходится сражаться против «нецивилизованного» врага, который никакого понятия не имеет о международных конвенциях.
Чтобы закрепить стремление избежать пленения, на тренировках по организации побега из плена инструкторы нещадно бьют «зеленых беретов», чем добиваются необходимого результата. Ведь ясно, что любой военнослужащий ССО в боевой обстановке выполняет куда как более важные задачи, чем военнослужащий любых других войск — и при этом «зеленый берет» находится зачастую в тылу врага, в полной изоляции от основных сил. И поэтому «зеленый берет» не должен думать о том, как хорошо ему будет в плену, наоборот — он должен бояться плена — ассоциируя плен с когда-то выбитыми на тренировках зубами.
Алекс прикинул — у всех пленных «беретов» связаны руки, что исключает возможность активного сопротивления. Все уже достаточно избиты, чтобы перестать считать себя героями в стиле Рембо. Да и по своему собственному состоянию он понимал — в первые минуты и часы после пленения побег, благодаря грамотным действиям врага, уже был исключен. Оставалось только одно — ждать удобного случая. А вот когда такой случай представится? Это был уже другой вопрос.
Внезапно бронетранспортер остановился. Снаружи темнота рассеялась электрическим светом.
— Где мы? — тихо спросил Бёрнс.
— Вот бы знать, — на выдохе сказал Удет. — Скоро узнаем.
Джин и Рамус выбрались из бронемашины и некоторое время с кем-то громко переговаривались. Затем на бронетранспортере раскрылись задние створки, и охранники начали выталкивать пленных на дорогу.
Алекс не смог нормально выпрыгнуть, и упал, ударившись головой и землю. Его тут же подняли сильные руки, и повели в здание, стоящее метрах в двадцати от дороги. Навстречу ему прокатили медицинскую каталку, и полковник понял — их привезли в какое-то врачебное учреждение.
Доктор Эдит стоял у дороги, когда Рамус подвел машину к районной больнице. Эдит махнул рукой, ориентируя Рамуса, куда ему лучше поставить бронетранспортер.
— Здравствуй, Эдит, — Джин первым поздоровался с доктором. — Вот, я привез тебе нескольких пациентов, которые не должны умереть в ближайшие пару недель. А может и больше.
— Показывай, — кивнул врач. — Что еще за пациенты?
— Держи, — из переднего люка выбрался Рамус, поздоровался и протянул Эдиту не очень толстую, но и не тонкую пачку долларов. — Это за то, чтобы никто не узнал о нашем визите. Договорились?
— Показывайте клиентов, — кивнул Эдит.
— Живых на землю! — приказал Рамус своим пограничникам, охранявшим американцев. — И у нас еще один без сознания. Надо бы носилки, наверное.
— Санитар, каталку сюда, живо! — распорядился Эдит.
Спустя минуту, на земле стояли четыре человека в военной форме, измятые, окровавленные, обессиленные. Самого старшего тут же подхватили под руки охранники, и повели в здание.
— В коридор их, — крикнул Эдит.
В коридоре всех усадили на скамью, стоящую у стены, так же привезли Уитмора. Рамус на всякий случай, проверил у каждого узлы веревок на руках — не дай бог хоть один развяжется.
В один из кабинетов начал собираться медперсонал — туда прошел еще один врач, и две женщины, одна из которых закатила в кабинет каталку с медицинскими инструментами.
— Эдит, только быстро, — Джин ухватил доктора за рукав: — Если кому-то, в целях сохранения жизни нужна операция, то эту операцию тебе придется делать прямо сейчас. Мне эти люди нужны живыми. Мы тебе заплатили, считаю, не плохо. Еще столько же получишь, если у нас все получится.
— Хорошо, мой друг Джин. Но на все воля божья. Я их осмотрю, возможно, кого-то мы и прооперируем, но за исход я не ручаюсь. Только бог может знать, кому жить, а кому умереть.
— Ну ладно, ладно. Ты давай… осматривай.
— Кого первого?
— Давай вот этого, который на носилках, — кивнул Джин в сторону Уитмора.
— Хорошо.
Офицера, находящегося в бессознательном состоянии, вкатили в операционную.
— Ты иди, — Рамус посмотрел на одного из своих пограничников. — Посмотри, чтоб там никто не сбежал.
Боец проследовал в операционную вслед за каталкой с Уитмором.
— И еще, — сказал Джин. — Постарайтесь не разрезать им одежду. Они мне нужны в своей полевой форме.
— Постараемся, — отозвался Эдит из операционной.
Медперсонал раздел раненого лейтенанта. По характеру мелких осколочных ранений определили большую кровопотерю — как минимум около полутора литров. Американская военно-полевая хирургия предполагает, что острая кровопотеря в объеме 480 миллилитров может вызвать смерть пострадавшего, но Эдит не был знаком с выводами штатовской медицины. Он начал выполнять свою врачебную работу — нужно было вывести раненого из состояния геморрагического шока, восстановить объем крови, провести первичную хирургическую обработку ранений и по возможности извлечь все осколки. Операция далеко не на десять минут, и не на полчаса, поэтому Эдит крикнул через дверь:
— Джин, заводи еще одного, пока я с этим вожусь, попутно осмотрим следующего.
— Ты, — Джин ткнул Бёрнса пальцем в грудь. — И не вздумай шалить. Охрана стреляет на поражение.
Бёрнс встал и молча вошел в операционную. Одна из женщин усадила его на стул, и помогла снять куртку, насколько это позволили сделать связанные руки.
— Что у вас болит? — спросила она по-английски, интуитивно поняв, представители какой страны находятся сейчас под охраной Рамуса и Джина.
— Минно-взрывная рана в правом боку, не болит, но это самое опасное, из того, что я получил за последнее время, — хмуро отозвался огромный негр.
— Покажите… — женщина рассмотрела крохотную точку входного отверстия. — Потерпите, будет больно.
— Делайте, что посчитаете нужным, — кивнул сержант и тут же сжал от боли зубы.
Через минуту на поднос упал стальной шарик от противопехотной осколочно-направленной мины, которая выкосила группу лейтенанта Рика и задела сержанта Бёрнса. На поле боя он осознал свое ранение, но длительное время виду не подавал, считая его легким — да и кровь практически не лилась. Только после того, как его избили пограничники, он понял — ранение достаточно серьезное.
В это же время посыпались в поднос осколки гранат, вынутые из тела лейтенанта Уитмора. Врачам удалось вынуть семь осколков из рук, ног и головы лейтенанта, но еще три осколка находились глубоко в грудной клетке и животе, и без рентгена обнаружить их не представлялось возможным.
Об этом Эдит сообщил Джину.
— Я не могу оставить его здесь, но могу предоставить тебе возможность наблюдать его в другом месте. Где — не скажу, потому что пока сам не знаю. Мне нужно спрятать этих людей так, чтобы никто не смог их найти.
— Это серьезные ранения, которые могут привести к гибели.
— Он от этих ранений до сих пор не умер, наверное, выживет и дальше.
— Может начаться заражение, которое его и убьет.
— Обколите его антибиотиками, дайте мне нужных лекарств, я буду сам его колоть с необходимой периодичностью. А вам позволю видеть его. Иногда.
— Ну, хоть так, — согласился Эдит.
Бёрнсу почистили рану и наложили повязку — заклеив ее лейкопластырем.
Следующим ввели Удета. Полковник выглядел совсем не важно. Когда он снял куртку и футболку, у него померкло в глазах, и он упал, потеряв сознание. Дальше его осматривали прямо на полу. Из его тела было извлечено двенадцать мелких осколков и один большой, застрявший между ребер в спине ровно в проекции сердца. Крупный осколок минометной мины пробил кевларовый разгрузочный жилет, и, потеряв большую часть энергии, застыл между ребер, не в силах дойти считанные сантиметры до сердца.
Удету так же как и лейтенанту ввели несколько литров кровезаменителя, восполняя объем потерянной крови, обкололи противошоковыми препаратами и обработали раны. Сержанту Бейкеру и рядовому первого класса Маккински вынули по одному мелкому осколку и перевязали.
К моменту завершения всех этих операций, Том Уитмор пришел в себя, и, увидев неподалеку сержанта Бёрнса, улыбнулся:
— Мы победили?
— Если бы, — хмыкнул Бёрнс. — Мы в плену у гвинейцев, сэр. Большая часть наших соратников погибла.
— Как же так? — лейтенант еле шевелил разбитыми губами.
— Иногда это случается, сэр.
— А полковник?
— Ранен. Он с нами.
— Сколько нас?
— Осталось пятеро. Остальные «береты» погибли. Частников с нами нет, их оставили там, а нас забрали…
— Не вижу смысла ехать к ним еще раз, — сказал генерал Лихой.
— Но я должен снять их реакцию, — возразил Виктор Майский. — После моего выступления они многое должны были обдумать.
— Обдумать, что тебе сказать, — вставил Шестаков. — Это не сделать. Как бы немного разные вещи.
За окном занималось утро. С противоположной стороны восхода небо было затянуто черными низкими тучами — по всей видимости, из Атлантики приближался тропический ливень. Да и воздух уже стал тяжелым, при вздохе как будто в легкие входило что-то осязаемое, плотное. По всему чувствовалось — природа порождала буйство стихии, вот-вот готовя обрушить ее на африканское побережье.
— Мы все уже сняли из их переговоров по линиям связи, — сказал генерал. — Установленные радиоразведкой контакты дали обширный материал для анализа ситуации.
— Это понятно, — кивнул Виктор. — Расшифровки перехватов я прочитал. Картина ясна, но в личной беседе можно так поставить разговор, задать такие вопросы, что станет возможным понять намерения, заглянуть в замыслы, увидеть их «хотелки» еще на этапе планирования.