Тело перевернули. Оно принадлежало молодой женщине – брюнетке. Кровь залила лицо, запеклась.
– Ну, что ж, примите поздравления, Виктор Павлович, – сказал Колкер. – Ваше юное дарование, похоже, не ошиблось, – он отыскал глазами практиканта. Тот время даром не терял – разговаривал в стороне с молодой дачницей – та зябко ежилась, обнимала себя за плечи. Виталик частил, как печатная машинка, и непонятно было, кто кого опрашивает. – Соловей – птица певчая, Виктор Павлович? – Колкер засмеялся. – Пусть работает юнец, лишь бы не мешался… Прислушайтесь к его спорному мнению, в нем есть зерно. Не вижу связи между работницей прокуратуры, учителем в средней школе и сотрудницей ГПНТБ. Но могу ошибаться, работайте. Время смерти традиционно – от десяти вечера до полуночи. Проведем вскрытие – временные рамки сузятся. Почерк тот же, удар и орудие убийства – такие же, 99 процентов, что мы имеем дело с одним убийцей. Посмотрите насчет следов, но вряд ли что-то найдете. Место истоптано, травянистый покров тянется почти до воды. Хорошее местечко, живописное… – эксперт мечтательно вздохнул. – Тимофей Иванович, вы не в курсе, дачки в округе продаются? Отработаю еще год – и к вам, на рыбалку…
– Поздно вечером ничего необычного не слышали, Тимофей Иванович? – спросил Разин.
– Ничем не помогу, молодые люди, – развел руками бывший прокурор. – Знать бы, что такое случится… Встать хотел пораньше, оттого и лег в половине одиннадцатого. До этого все тихо было. А сон у меня такой, что пушкой не добудишься. Еще покойная супруга со мной намучилась: мол, вставай, топай на работу, а то уволят тебя из прокуроров… Безумие какое-то, – посетовал Беликов, – так жалко Аннушку, такая молодая была, кому понадобилось ее убивать, да еще и с особой жестокостью? Это не местные, поверьте. В нашем поселке люди добрые, мухи не обидят…
– Видим, как у вас тут свирепствует доброта, – проворчал похмельный Крюгер.
– А где же наша доблестная милиция? – парировал Беликов. – С каждым годом все труднее объяснять людям, почему милиция их не бережет. При мне такого не было, – вынес вердикт Беликов, – и с запахом сотрудники на работу не приходили.
Крюгер обиделся.
– Надо дом осмотреть, – подал гениальную идею Островой. – Может, пропало что.
– Осмотрели уже, – оживился старший милицейского наряда. – Пока вас ждали, сходили в дом с Тимофеем Ивановичем. Не следили, разулись, чего так смотрите? Все там чисто, беспорядка нет, посторонние в дом не заходили. Мы не спецы, конечно, сами решайте…
Послышался шум мотора – подъехала белая «Лада». Вышел молодой мужчина. Он казался спокойным, если не замечать бледный цвет кожи. У прибывшего было тонкое холеное лицо, коротко стриженные русые волосы. Он носил костюм, светлую рубашку. Верхняя пуговица ее была расстегнута, видимо, в дороге стащил с себя галстук. Он стоял у открытой машины, не решался захлопнуть дверцу и подойти. Но пересилил себя, приблизился – словно на ходулях. Машинально кивнул Беликову, остальных не замечал. Взгляд застыл на мертвой женщине. Он подошел – по-прежнему спокойный, только нижняя губа подрагивала, опустился на корточки. В таком положении он просидел не меньше минуты, присутствующие стали недоуменно переглядываться. Мужчина поднялся.
– Как это случилось? – У него был негромкий вибрирующий голос. Начинались трудности с дыханием, но он не хотел это демонстрировать, сохранял хладнокровие.
– Пока не знаем, – учтиво сказал Варламов, – обстоятельства будут выясняться. Вы Лучинский Вадим Александрович?
– Да, это я, – сухо кивнул мужчина, – муж Ани… Подождите… – он начал растирать ладонью лоб. Прекратил это делать, снова посмотрел на тело. Картина не менялась.
– Примите соболезнования, Вадим Александрович, – сказал Алексей. – Мы сделаем все, чтобы найти виновного в гибели вашей жены. Когда вы видели ее в последний раз?
– Что? – Он резко повернулся, растерянно забегали глаза. – Вчера… Я приезжал вчера, уехал вечером, еще не было девяти… Можно минуточку? Или несколько минут. Посижу в машине, хорошо?
Он не дошел до машины. Изменило хладнокровие, задрожали ноги. Лучинский качнулся, как-то беспомощно схватился за воздух руками. Беликов находился неподалеку – кинулся, чтобы поддержать соседа. И подхватил уже в падении. Закатились глаза, свежеиспеченный вдовец провалился в обморок. Присутствующие растерялись.
– «Скорую» вызывайте! – прорычал Варламов.
– Ага, сейчас, – встрепенулся Тимофей Иванович. – Только из правления надо звонить, потребуется время…
– Не надо, – поморщился Колкер. – Обычный обморок, не унижайте здорового мужика.
В чемодане нашелся нашатырь, эксперт смочил вату, сунул Лучинскому под нос. Тот дернул головой, открыл глаза, начал кашлять. В глазах стояла бездонная тоска. Его отвели к машине, усадили. Лучинский хлопал себя по карманам, искал курево. Сердобольный милиционер поднес зажигалку. Курение, возможно, и вредило здоровью, но в данный момент было единственным спасением.
Волосы вставали дыбом от происходящего. Таинственный убийца орудовал направо и налево, а у милиции не было ни одной зацепки. Предчувствие крупных неприятностей забиралось под кожу.
Кинолога с собакой решили не вызывать – Варламов отверг идею. Мало милиции позора? Место преступления затоптали, кого искать овчарке – будь она даже семи пядей во лбу? Преступник прибыл на машине, другие версии даже не рассматривались.
Подошла «буханка» из морга, санитары укоризненно смотрели на милиционеров – мол, вы, ребята, окончательно разучились мышей ловить. Тело укрыли простыней, понесли к машине. Выбрался из «Лады» белый, как лист ватмана, Лучинский, подошел, испытывая трудности с ориентацией в пространстве. Отогнул простыню, еще раз всмотрелся в мертвое лицо супруги. Санитар нетерпеливо оттер его плечом, захлопнул заднюю дверцу.
Поиски следов, оставленных преступником, ни к чему не привели. Практикант подвернул лодыжку, застрял в корнях и получил меткий укус шершня в нос. Он растирал пострадавший орган, в итоге на носу обрисовалась шишка.
Нашли единственный след на лысом пригорке у леса. Он мог принадлежать кому угодно, в том числе преступнику.
– Резиновый сапог, – констатировал Колкер, – 45-й или 46-й размер. Не факт, что тут орудовал Гулливер, это мог быть вполне миниатюрный субъект, надевший сапоги не по размеру. Лично я так бы и сделал, соберись однажды кого-нибудь убить.
Оперативники привычно заполняли протоколы. Минут через сорок удалось опросить Лучинского. Он был смертельно бледен, но вел себя адекватно.
– Все в порядке, не извиняйтесь, я понимаю, сам работаю в этой же системе… Но никогда не думал, что однажды это коснется моей Анюты… Не знаю, кто хотел ее убить и за что… Она не вела резонансных дел, за которые можно получить такое… ну, вы понимаете. Это совершенно точно. Анюта входила в группу, осуществляющую надзор за сотрудниками линейного отделения милиции. В последний месяц там не было громких дел, связанных с превышением должностных полномочий, контрабандой или чем-то подобным. Аннушка молодая, еще неопытная, ей не поручали особо важные дела…
Жили мы как все, поженились шесть лет назад, были, конечно, ссоры, разногласия, у кого их нет? С детьми решили подождать – она и сама не рвалась, хотела для начала окрепнуть в профессии… Вчера я приезжал на дачу – все было тихо, спокойно, Тимофей Иванович может подтвердить, он постоянно здесь крутится… Анюта сетовала, что огурцы никак не всходят, придется опять на поклон к моей матери идти. Зато одуванчики прут – хоть варенье вари… Я бы заметил, если бы с ней что-то было не так. Уехал около девяти, направился в Бердск – на заводе «Вега» работает сводная группа – из прокурорских и сотрудников ОБХСС… Доехал быстро, но на трассе у Бердска пришлось постоять, работали сотрудники ГАИ – развернуло грузовик с кирпичом, загородил обе полосы движения. Пока кирпичи разбирали, пока кран прибыл… Проверяйте, если хотите, это легко сделать. Вы же будете меня в первую очередь разрабатывать – если я верно ориентируюсь в нашей правоохранительной системе?
До отдела добрались только к часу дня – расстроенные, раздраженные. Пускали в потолок табачный дым, игнорируя некурящих. Подполковник Сергеев вызвал на разнос Варламова, и даже с нижнего этажа было слышно, как он орет и топает ногами. Варламов по возвращении был сникшим и каким-то пятнистым.
– Мы все уволены? – осторожно спросила Лида.
– Только практикант, – проворчал майор, – приказано отказать ему в прохождении практики и ходатайствовать перед руководством вуза об отчислении.
– Не понял… – потрясенный Виталик открыл рот.
– Шутка, – объяснил Варламов, – жестокая, циничная, но все же шутка. Но так и будет, если ты продолжишь настаивать на серийном маньяке. Нет маньяков-психопатов в нашей стране, а тем более в нашем городе – это приказ. Все уяснили? И в целом подполковник Сергеев прав: работаем плохо, без души, без огонька.
– Согласны, Виктор Павлович, снизилась успеваемость, – кивнула Лида, – будем тренироваться и вкалывать без выходных.
– Но-но, – напрягся Островой. – У кого-то, между прочим, жена на сносях.
– У кого-то, между прочим, самые худшие показатели социалистического соревнования, – отрезал Варламов. – Ладно, тоже шутка. Давайте наконец работать. Злодей погубил трех молодых женщин. Намерен ли он продолжать свою жатву?
– Говорят, бог троицу любит, – осторожно заметил Крюгер.
– Маньяки не боги, – майор осекся, сообразив, что сморозил глупость, зыркнул на притихшего практиканта – дескать, с кем поведешься. – Ну, вы поняли. Мы не можем знать, где он нанесет следующий удар и нанесет ли. Значит, работаем с тем, что имеем.
– Только время потеряете, – набравшись смелости, брякнул практикант. – Не собираюсь я менять свое мнение…
– Слушай, парень, не наглей! – повысил голос Варламов. – Если сидишь рядом с нами, то это не значит, что можешь пререкаться! Мотай на ус, набирайся опыта оперативно-разыскной работы. А то не посмотрим, что ты у нас отличник, сошлем в бухгалтерию. Истосковался он, видите ли, по старушке Англии с ее Джеками-Потрошителями… У кого-нибудь, кроме студента, есть мнение, которое он готов отстаивать? Шабанов, почему молчишь?