Выпустив из рук винтовку, капрал с трудом стащил с себя шлем и кинул его в другой конец переговорной.
На него все-таки что-то попало?
Он заразился?
Сайкс принялся тереть лицо, а потом взглянул на руки: на правой перчатке виднелось мокрое пятнышко. Все, это конец? Он заражен?
Какое-то время спустя – должно быть, он отключился, потому что никак не мог понять, сколько прошло времени с того момента, как он разглядывал руки, – Сайкс осознал, что все еще стоит на месте. Боковым зрением он видел Мичиа и Хейуолда: они стояли по обе стороны от него. А Шевлон, наверное, была у него за спиной. Он захотел повернуться, но не смог. Попытался поднять руку – и убедился, что это тоже ему не под силу. Ему казалось, что руки у него вообще нет, но, конечно, она никуда не делась, просто отдел нервной системы, отвечающий за произвольные движения, отказал.
Сайкс прекрасно понимал, что, прими он предложение Хейуолда, он бы не попал в эту передрягу и до сих пор повелевал бы семью системами в «Камне филантропа». Почему он пошел на это? Почему не остался в безопасности? Он научился издалека чувствовать угрозу – надо было положиться на это свое чутье.
Прошло некоторое время. Сайксу хотелось, чтобы картина перед глазами сменилась, потому что вид закрытой двери ему уже порядком надоел. Он чувствовал себя персонажем видеоигры, который вынужден бездействовать до тех пор, пока геймер не зайдет в свой аккаунт.
Бездействие было невыносимо.
Спустя еще какое-то время он начал смеяться – не вслух, на это он был неспособен, но про себя… у себя в голове… ведь мыслить связно он все еще мог. Он смеялся от души, дни напролет, особенно когда повторял про себя фразу «по крайней мере, умрете героем». Он повторял ее сотни тысяч раз, как будто в наказание себе.
Через некоторое время ему нестерпимо захотелось сплюнуть. Сайкс чувствовал, как слюна накапливается у него во рту.
Потом, когда он уже совсем перестал ориентироваться во времени, капрал почувствовал, что тело начинает отказывать. Хейуолд и Мичиа давно пали. Ноги у него были ватными. Он понимал, что умирает, и радовался этому. Воды не было, еды тоже. Оставалось только немного подождать. Сайкс попытался упасть – так хотя бы в поле зрения оказалось бы что-нибудь новое, но он по-прежнему не мог совершать никаких неавтономных движений.
И, черт возьми, как же ему хотелось сплюнуть.
Хоть бы кто-нибудь открыл эту проклятую дверь.
Темная матьДэвид Фарланд
Иногда мы просыпаемся от страшного сна и оказываемся в кромешной тьме.
Картер Бёрк захлопнул дверь, и, едва щелкнул механизм замка, его тут же накрыло волной облегчения. В глазах Рипли, оставшейся по ту сторону двери, явно читалась смерть. «Тупая овца, – подумал он. – Она могла разбогатеть».
Да, Бёрк пытался заразить ее и Ньют Чужими, однако он полагал, что, как только они прибудут в подразделение биологического оружия «Вейланд-Ютани», существ благополучно извлекут, сделают какое-нибудь кесарево сечение. С Рипли и девчонкой все будет хорошо, и все они разбогатеют.
Вместо этого они оказались в ловушке под колонией «Надежда Хадли», в заполненных Ксеноморфами туннелях.
«У некоторых совсем нет воображения. Чокнутая тупая корова. Теперь надо как-то выбираться отсюда».
Бёрк развернулся и побежал через хранилище, слыша, как Рипли бьется в закрытую дверь с той стороны. Он закрыл сдвижную панель и вдруг услышал, как хитин царапает пол позади него. Потом раздалось шипение. Бёрк резко обернулся и увидел воина-Ксеноморфа у самого выхода. Красные огни сигнальных ламп отражались от его брони.
Страх пронзил сердце мужчины подобно острию копья. Он закричал, подался назад, чтобы схватить хоть что-то, что можно было бы использовать как оружие.
Чужой раскрыл свою двойную челюсть, демонстрируя ряд зубов, с которых капала белая пена. Но, к удивлению Бёрка, существо не стало вонзать в него клыки. Чужой просто схватил его и болезненно приложил о тяжелую металлическую дверь, разбив затылок.
Все погрузилось в темноту.
Воздух обдувал его лицо, подмышки. «Я лечу… Я Супермен».
Он снова был ребенком и летал по дому в своем воображении. Роскошная квартира его родителей, когда в режиме ночника подсвечивались белые стены и широкие своды над головой, превращалась в божественный собор.
«Нет, – догадался Бёрк, – меня куда-то несут». Он почувствовал, как сильные руки сдавливают ребра, и вдруг ему в голову пришла странная мысль: «Подумай, прежде чем кричать».
Полет по дому был ярким воспоминанием, одним из первых. Мать несла Бёрка в ванную комнату – она только что вытащила его из мокрой кровати. Затем грубо швырнула в ванну и включила воду, прежде чем он успел раздеться. Бёрку тогда было около четырех. Он всматривался в ее прекрасное лицо. Хотя мать была молода, она уже напоминала скульптуру. Все-таки его отец был пластическим хирургом и, как другие члены их загородного клуба, он сделал свою жену великолепной, нечеловечески прекрасной. Истинным памятником своему искусству.
Время от времени мать Бёрка меняла свою внешность, и в тот день она выглядела почти латиноамериканкой, с кожей цвета некрепкого кофе, черными волосами, и пылкими черными глазами.
Отец Бёрка заглянул в ванную и предупредил:
– Будь с ним поласковей, дорогая.
– От него воняет, – парировала мать. – Господи, дети такие вонючие.
В этом воспоминании Бёрк едва узнавал ее. Он гораздо лучше помнил ее с ярко-голубыми глазами и золотистыми волосами, или рыжеволосой, с широкими скулами. Как и у многих женщин, которые перенесли кучу пластических операций, лицо матери стало необычайно безжизненным, как будто оно было из мрамора, а не из плоти и крови.
Обвинения в том, что он воняет, больно жалили его. Бёрк писался в кровать, и неважно, как часто он мылся – мать все равно говорила, что от него воняет.
В детстве он так и норовил обнять маму, уснуть, положив голову на ее упругую грудь. Но у него никогда не было такой возможности.
Она была богиней, холодной и недоступной…
Бёрк дрожал, ребра его болели, и он понял, что кто-то до сих пор несет его.
«Подумай, прежде чем сделать».
Он с трудом открыл глаза и понял, что его несут через темное помещение. Чужой держал его под мышкой, наклонившись вперед и раскачиваясь, пока мчался на невероятной скорости вниз по длинному коридору.
С трудом дыша, Бёрк решил пораскинуть мозгами. Его схватило существо, которое было больше и сильнее, чем он. И он знал, куда оно его несет.
Оно несло его так же, как мать когда-то, и, к своему стыду, Бёрк почувствовал знакомое тепло между ног. Он не писался с раннего детства. В голове мелькнула мысль: «Теперь и Чужой думает, что от меня воняет».
У Бёрка не было оружия. Ему пришлось убегать от Рипли и ее морпехов с пустыми руками. Но отец когда-то научил его: «Твой ум – это самое мощное твое оружие».
Но сейчас его мысли были спутанными и текли, словно густой мёд. Бёрку стало интересно, понимают ли эти существа человеческую речь, и он осторожно заговорил.
– Подожди минуту, – начал он. – Давай все обсудим.
Сердце его замерло, и секунду, которая казалась вечностью, он ждал, ответит ли ему Ксеноморф.
– Ты меня понимаешь? Мы сможем договориться?
Ксеноморф остановился и, слегка подбросив Бёрка в воздух, повернул его к себе лицом.
«Он понимает меня! – с надеждой подумал Бёрк. – Или он просто как собака, которая реагирует на интонацию?»
Не колеблясь ни секунды, существо зашипело и с размаху приложило человека о пласталевую притолоку, словно он был бейсбольной битой. Все погрузилось в темноту.
Бёрк очнулся от невыносимой боли и воя сирен в каком-то зловонном помещении. Он попытался восстановить произошедшее и обнаружил, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. А потом вспомнил, где он и какие существа его схватили. «Подумай, прежде чем кричать». Он обмяк, притворившись мертвым. Во рту стоял вкус крови, а правая щека распухла.
Ему снились кошмары. Жуткие видения, похожие на галлюцинации, вызванные опиумом, где всё выглядело искаженным и одновременно настолько реальным, словно подсознание изо всех сил пыталось что-то сообщить ему через яркие картинки. Он попытался вспомнить мимолетный образ девушки, которую соблазнил в колледже. Во сне она сказала что-то вроде: «Ты в ответе за всё, что окажется у тебя во рту», и это сообщение отчего-то показалось ему крайне важным. Как ее звали? А впрочем, это не имело особенного значения. Бёрк соблазнил много девчонок. Он был хорош собой и, в конце концов, богат, а в таком случае женщины готовы поверить в любую чушь, которую ты им наплетешь.
Бёрк приоткрыл здоровый глаз и оглядел мрачное помещение. Картинка была мутной. Он постарался сосредоточиться. По стенам висел коричнево-серый материал, который выглядел точь-в-точь как разделанная грудная клетка животного. В детстве Бёрк убил соседского пса, и ему были знакомы эти формы. Другие формы тоже казались органическими, но было невозможно определить, что это.
Он узнал это место: атмосферный процессор, его нижние уровни. Улей Чужих.
Его сердце замерло. Он попытался пошевелиться, но тело, ноги и руки увязли в какой-то смолистой субстанции. Было ужасно душно, и субстанция источала не поддающуюся определению вонь – смесь человеческой рвоты с запахом гнили и… секса.
Вокруг себя он увидел темные фигуры других людей – мужчин, женщин, детей. Они тоже были в коконах и не могли пошевелиться. Их лица перекошены от ужаса, руки вытянуты по швам. Бёрк не узнал ближайшего к нему человека, должно быть, это был колонист.
В груди мужчины зияла дыра, через которую выбрался наружу зародыш Чужого.
«Так вот откуда тут запах гнили».
Человеческие тела были повсюду, словно налеплены друг на друга.
Бёрк тоже был в коконе, снаружи осталось только лицо. Он мог дышать зловонным воздухом, но не мог сдвинуться с места.