Количество лицехватов сократилось, но не потому что они убили многих. Пол покрывали многочисленные дыры – идеальные лазейки для побега. Все, что оставалось генералу, – с ужасом наблюдать за тем, как лицехваты уползали, пропадая в обшивке космической станции.
– Нужно убираться отсюда! – гаркнула она в ухо Рибара. – Ты можешь идти сам? Стыковочный отсек близко. Корабль в пути.
– А как же Дэниел?
– Я возьму его на себя. Ты будешь только обузой.
Как только последняя из тварей скрылась из виду, она отдала Рибару его служебный пистолет.
– Нет, я должен…
– Давай не будем играть в героев. Ты же хочешь, чтобы твой сын выжил? Я приказываю тебе идти к стыковочному отсеку.
Морпех мрачно кивнул.
– Мне очень жаль, – промямлил он, перед тем как уйти. – Вообще-то это моя работа, защищать вас. Вашу жизнь.
– Твоя миссия все еще в силе. А теперь убирайся отсюда.
Он отдал ей честь и вышел, а Амотц наклонилась к одному из сраженных охранников в поисках оружия. Мужчина все еще дышал, но как только она склонилась к его лицу, пришелец крепче сжал свои объятия.
– Полегче, – прошептала генерал, наклоняясь, чтобы вытащить винтовку из рук мужчины. Потом проверила обойму – та была наполовину пуста.
– Мне очень жаль, – сказала Амотц, повторяя слова Рибара, хотя понимала, что охранник ее уже не слышит. Он уже был фактически мертв. Единственное, что его ожидало, это личинка Ксеноморфа, пробивающаяся сквозь его грудь. – Мне очень жаль, – повторила она, отходя на безопасное расстояние, чтобы выстрелить ему в голову.
Она поступила так же со вторым охранником, потом с Джонсом и Кортезом, каждый раз порывисто дыша, спуская курок. Потом прислонилась к стене, изучила глазами пространство и осторожно выскользнула из лаборатории. Всего шесть коридоров отделяли генерала от ребенка, но, по закону Мёрфи, на этой тысяче кубических метров ее ожидало все что угодно.
За пределами лаборатории все казалось неестественно застывшим, только неистово выла сирена, из-за чего казалось, что все заполнилось белым шумом. Амотц продвигалась пригнувшись, в полной готовности выстрелить или отпрыгнуть с пути лицехвата. Пот заливал лицо, ее бросало то в жар, то в холод, пока глаза изучающе бегали по периметру. Каждая секунда давалась труднее, чем предыдущая. А что, если она не успеет? Что, если доберется до назначения и найдет Дэниела на полу, с холодной безликой маской твари на лице?
У Рибара будет полное право обвинять ее в смерти сына.
На пути генерала уже встретились те, кому не повезло – распластанные тела, невольные носители Ксеноморфов. Времени прикончить всех не было, и каждый раз ее сердце сжималось, когда приходилось сделать выбор: идти дальше, или облегчить муки страдальца.
Большинство коридоров были обтянуты желтой сигнальной лентой, несколько – огорожены темным пластиком, за которым появлялись и пропадали призрачные фигуры. В воздухе стоял запах горячего метала, смешанного с кислотой. Каждый раз, чувствуя терпкий кислотный запах, Амотц вздрагивала: ей казалось, что где-то рядом поджидает лицехват.
И он действительно спрыгнул с потолка в полной боевой готовности – за десять метров до цели путешествия. Женщина упала на пол, набивая синяки на коленки, но избежав объятий цепких лап. Когти полоснули ее по спине, оставив полосы жгучей боли.
Не раздумывая, она повернулась и выстрелила в упор, чувствуя, как пульсирует в ушах кровь. Костлявое тело прыгнувшего ей в лицо животного содрогнулось от удара пули. Брызги кислоты обожгли правую щеку генерала, мгновенно превращаясь в глубокие раны, но Амотц даже не попыталась протереть кожу, понимая, что только обожжет руки.
Неважно, что останется шрам, неважно, что она чувствовала обожженную свежую плоть на своих губах. Все это было неважно: и боль, и время, и дыхание, пока она не найдет Дэниела.
В том, что мальчик застрял здесь, была ее вина. Значит, она должна его спасти.
Дверь была закрыта. Амотц попыталась вспомнить имя ассистентки.
– Мисс… мисс Кэмпбел? Откройте дверь, это генерал Амотц.
В комнате раздался истошный крик, но дверь открылась. С той стороны на нее смотрел моргающий Дэниел. Амотц быстро толкнула мальчика внутрь, закрывая за собой дверь.
Мисс Кэмпбел сидела в углу комнаты, сжавшись в клубок между столом и кроватью.
– Нам нужно уходить, сейчас же! – требовательно сказала Амотц.
– В чем дело? – спокойно и рассудительно спросил Дэниел.
– Нам нужно добраться до твоего отца. Он хотел забрать тебя сам, но я дала ему задание, поэтому он не может, понимаешь? – Амотц осторожно сжала ладошку мальчика и, приоткрыв дверь, снова изучила обстановку в коридоре. – Возьми мисс Кэмпбел за руку.
– Нет, – глупо сказала ассистентка.
Амотц едва взглянула на нее, подготавливая себя к спринту.
– Хорошо, не держите его за руку.
– Я никуда не пойду.
– У вас нет выбора.
Кэмпбел поджала колени к груди, пряча в них лицо, и сдавленно прохныкала:
– Я остаюсь.
– Послушайте, у меня нет привычки убеждать людей делать то, что я говорю. Я отдаю приказы военным, они выполняют. Проще не бывает.
– Я не…
– Я понимаю. Вам придется выбирать: идти со мной, или умирать здесь.
Молчание.
«Ну давай же, – мысленно поторопила ее Амотц, – поднимайся! Я не могу спасти тебя, если ты сама не хочешь этого!»
– Я… Я подожду здесь. Кто-нибудь обязательно придет.
– Я пришла. Больше никого не будет.
Кэмпбел подняла голову, посмотрела на генерала рассеянными глазами и твердо повторила:
– Нет!
Амотц не собиралась возиться с ней, как с ребенком. Возможно, человек менее разумный и с развитым комплексом спасателя заставил бы эту дуру подняться на ноги, но только не генерал. Она знала: спасение утопающего – дело рук самого утопающего, и невозможно заставить взрослую женщину выбрать между тропой смерти и прятками. Амотц уважала ее выбор. Они же с мальчиком не могли более ждать.
Черт, может, Кэмпбел права? Может, кто-нибудь придет и спасет ее? Амотц могла только надеяться на это.
Она крепче сжала руку Дэниела.
– Ты готов, малыш?
Тот закивал, подняв на нее большие глаза. В тот момент он казался вдвое младше своего возраста, и таким же уязвимым.
– Только не отпускай мою руку, что бы ни произошло. Слышишь?
– Хорошо.
– Готов? Мы сейчас очень быстро побежим. Дай мне знать, если увидишь зубастиков, хорошо? – Она глубоко вздохнула. – Три… два… один!
Дэниел споткнулся сразу же, как они оказались за дверью. Амотц тащила его за руку, волочила за собой, но понимала – из этого ничего не выйдет.
– Простите, простите! – выдохнул мальчик, и глаза его наполнились слезами. Амотц была уверена, что Кэмпбел не объяснила малышу, почему воют сирены, но он все понимал. Он знал: происходит что-то плохое, поэтому весь трепетал и старался бежать быстрее. Но этого было недостаточно.
– У меня есть идея! – предложила Амотц. – Если я посажу тебя к себе на спину, сможешь крепко держаться?
Дэниел был слишком большим, чтобы нести его на руках, к тому же они были нужны ей свободными для винтовки.
Мальчишка утер нос рукавом:
– Ага.
– Отлично. Давай, забирайся ко мне на спину. – И генерал наклонилась к мальчику.
Они не продвинулись от двери и двух метров – их движения были слишком медленными и шумными. Из-за угла появились три лицехвата, выскользнув из-под отвалившегося куска рифленого пластика. Пара бесхвостых и один полностью готовый к продолжению рода.
– Дэниел, скорее! Скорее! Держись! Спрячь лицо! Что бы ни случилось, не смотри! Голову вниз! – Амотц поднялась на ноги прежде, чем он полностью забрался на спину, его ножки в маленьких ботинках болтались по бокам. – Держись. Держись так крепко, как только можешь!
Ноги лицехватов заскользили по трубам потолка, выбивая резкое стакатто по мере того, как они приближались.
Амотц схватилась за оружие в тот момент, когда Дэниел окончательно устроился на ее спине. Она сделала несколько удачных выстрелов, убрав всех троих. Кислота брызнула на палубу, словно вода из потекшего крана, в то время как останки пришельцев все еще цеплялись к потолку.
Она обежала это место. Мальчик болтался за спиной, его руки больно впивались в шею, затрудняя дыхание.
Но они двигались с хорошей скоростью. Они это сделают. Один коридор вниз, потом еще два, несколько поворотов – и они почти дома.
– Держись, малыш! – Амотц закашлялась, пытаясь говорить так убедительно, как только возможно. Ее дыхание было резким и поверхностным, в ушах нарастал шум – то ли пульс крови, то ли побочный эффект гипервентиляции. Позвоночник ныл от боли, колени дрожали, но она знала, что сможет это сделать. Один шаг, потом другой, – и каждый приближал Дэниела к спасению.
Наконец, генерал подбежала к последнему повороту, за которым был зал лаборатории и стыковочный отсек.
– Почти добрались, – ее энтузиазм иссяк, и она резко затормозила.
В дальнем углу коридора из потолка, словно титановые джунгли, торчали провода и трубы обшивки. Они раскачивались вперед и назад под движениями десятков лицехватов, скачущих по неровным обрубкам. Из нескольких труб тек конденсат, образовав внизу бассейн, который мгновенно покрывался туманом из-за перепада температур. Большинство тварей были стерилизованы, но несколько способных к размножению ловко скользили вверх и вниз по лианам, перешагивая через своих собратьев и используя их как опору для передвижения.
Они были словно живая стена, во всю ширину коридора.
«Они знают! Каким-то образом паразиты понимают, что это наш путь к свободе».
– Дэниел, помни, что я тебе сказала. Не смотреть!
Амотц попыталась вспомнить тот момент, когда они только прибыли на базу. Она тогда мельком взглянула на план станции. Были ли там другие пути, ведущие к отсеку? Были ли?
«Возможно. Кажется, да, был один. Придется сделать большой крюк, но…»