– Сейчас приедет труповозка, – продолжала Иришка. – Давай встретим ее. Чтобы все сделали аккуратно.
Она, как понял Антон, очень за него переживала. Видела, каково ему, и боялась, как бы что-нибудь не случилось. Стресс, обрушившийся на Перегудова таким мощным ударом, мог плохо кончиться. Ведь и он был далеко не мальчик. Шесть с лишком десятков лет «за кормой». И каких!.. Война. Ранение. Служба в самых далеких местах: Сахалин, Курилы, Камчатка, Заполярье. Армейский корреспондент шестидесятых – восьмидесятых годов, побывавший во многих горячих точках планеты. Так что всего хватало! И уже не было у Антона той крепкой лихости, которой обладали все его предки – кубанские казаки, жившие по сто с лишним лет.
– Ну, батя… Вставай! – умоляюще прошептала Иришка, беря Антона под руку.
Он был стократ благодарен за тревогу своей единственной в столь трагические минуты спутнице, понимал ее беспокойство. Сейчас у него не существовало никого ближе Ириши.
Подошли санитары с носилками. Нужно было прощаться с Женечкой. Антон с трудом поднялся со стула, на котором все это время сидел возле кровати умирающей жены. В душе не было ничего, кроме отчаяния. Одна мысль билась в сознании: как же теперь жить дальше.? Да и вообще стоит ли жить?..
Тело жены понесли к выходу. А они с Ириной смотрели вслед уходящим санитарам, не в силах еще поверить, что все кончилось. Носилки с Женечкой уже скрылись из виду, а их словно приковало к месту. Затем, понемногу приходя в себя, обнялись и, поддерживая друг друга, медленно побрели из больницы – последнего пристанища умершей жены и матери…
Глава 2
После похорон прошло больше месяца, а Aнтон все никак не мог смириться со своею бедой. Разумеется, ничего не делал, даже к письменному столу не подходил. Лежал на диване, глядел в потолок, частенько прикладывался к рюмке, что прежде делал редко. Ему все казалось, что вот сейчас откроются двери, и там появится ладная, подтянутая фигурка, которой можно залюбоваться. Широко распахнутые карие умные глаза обдадут теплом и лаской. И снова в душе вспыхнет тот творческий порыв, который заставлял всегда браться за перо, в каком бы настроении он ни был.
Над его романами и повестями (а их уже более полусотни) они работали практически вдвоем. Он писал днем главу, а вечером читал жене то, что вышло из-под пера. Выслушав, она порой говорила: «Это никуда не годится». И объясняла почему. Антон редко с ней сразу соглашался. «В конце концов, кто писатель – ты или я?» – кричал он. Женя только улыбалась, ничего не возражая. И только под конец тихо роняла: «Подумай»…
Ночь в таких случаях Перегудов спал плохо, и к утру, как правило, приходил к выводу, что жена все-таки права… Выслушав написанную заново главу, Женя обычно одобрительно роняла: «Вот теперь то, что нужно». Забирала рукопись, редактировала ее и печатала на пишущей машинке – компьютеров тогда не было и в помине. Окончив печатать повесть или роман, вычитывала, убирала аккуратно в папочку и протягивала Антону со словами: «Вот теперь неси в издательство». Редактор она была классный. Недаром же столько лет проработала в Ростиздате…
Так они и трудились в четыре руки. Коллеги завидовали Перегудову. «Счастливчик! – говорили. – Редко кому дано иметь такого великолепного помощника».
Правда, кое-кто из недоброжелателей Антона, прикидывавшихся друзьями, иногда с подковыркой спрашивал: «Вот ты говоришь, что дороже Жени у тебя никого не было. А как же первая супруга? Ты же ее вроде тоже любил? Что-то тут не вяжется…»
Что он мог ответить на это? Если честно, то да – любил. Первая жена, поэтесса Анна Листовская, покорила его в молодости (тогда Антон не очень-то еще разбирался в людях). Она писала превосходные, на его взгляд, стихи, которыми все восхищались.
Они познакомились в подмосковной Малеевке. В былые времена это был шикарный Дом творчества писателей. Члены Союза всегда там отдыхали и работали. Место чудное: на берегу озера, дома со всеми удобствами. Замечательная обстановка для творчества… Сейчас-то он продан нашими горе-руководителями Литфонда. И попасть туда стоит немалых денежек, а гонорары у писателей стали мизерные, так что с расходами не разгонишься. Раньше же для литераторов-фронтовиков путевки туда выдавали бесплатно.
В Малеевке проводились и семинары молодых авторов. Юные дарования демонстрировали свои таланты. Вот на одном из таких собеседований прозаиков и поэтов с творческой молодежью Перегудов и познакомился с Анной. Она сразу ему понравилась. Девушка была статной и красивой. Длинные, черные, как смоль, волосы волнами спадали на плечи. В больших темно-карих глазах горел огонек вдохновения. На пухлых, слегка вытянутых губах играла лукавая улыбка…
Анна очень быстро улавливала мысль собеседника, буквально с полуслова, и начинала быстро развивать ее по-своему. Разговаривать с ней было крайне интересно. Они могли говорить часами о жизни, искусстве, своих планах и надеждах. Делились даже самым сокровенным – между ними не было никаких недомолвок.
Ну, как тут не влюбиться молодому «солдафону»? Что Антон видел кроме казарм и полигонов? Притом постоянное напряжение не покидало его. Он командовал солдатами, которые были на десять – пятнадцать лет старше, прошедшими всю Великую Отечественную, тогда как сам он захватил фронт в семнадцатилетнем возрасте всего на несколько месяцев. Ребята двадцать седьмого года рождения были последним военным призывом…
Через три месяца они поженились. Анна быстро забеременела и родила дочь, которую в честь мамы родительницы назвали Юлей. Но прожила дочурка, к сожалению, недолго. Ей было всего пять месяцев, когда она умерла от менингита. Тогда еще не знали, как его лечить…
Окончив сразу после войны артиллерийское училище, Перегудов был командиром минометной батареи. Они жили тогда во Владивостоке и похоронили свою дочурку на знаменитом Морском кладбище рядом с могилой героям «Варяга».
Со смерти Юлички все и началось. Антон стал замечать за Анной некоторые странности. То она «забывала» приготовить обед, и они ели всухомятку, то, уходя из дома, не запирала квартиру (залезай кто хочешь, бери что нравится), или вовсе часами сидела за столом над бумагой, не написав ни строчки. Если же выдавала несколько строк, то не сходились концы с концами, начинала о море, кончала про горе…
Рассказав это своим друзьям – военным медикам, Антон услышал от них странный совет. Пусть попробует, дескать, родить еще одного ребенка. Это может ее вылечить, забыть тяжелую утрату. Но никаких гарантий нет…
Они все-таки решили попробовать. Анна снова забеременела.
К величайшему сожалению, мудрое предсказание армейских врачей не сбылось. Наоборот, получилось еще хуже. Когда второй в семье дочурке Катюше исполнилось всего два месяца, жене стало еще хуже. Жили они уже в Южно-Сахалинске, куда Перегудова перевели на работу в военную газету корреспондентом. Писать-то он начал еще в школе, активно печатался в различных изданиях. В Москве вышла его первая книга «Блуждающая мина». Вот Антону и предложили работу в военной печати, на что он с радостью согласился.
Однако следует, пожалуй, вернуться к тому моменту, когда жизнь у них с Анной пошла совсем наперекосяк. Антон был на Камчатке в служебной командировке. Там его и застал тревожный звонок Члена Военного Совета армии. «Возвращайся-ка немедленно домой, – сказал генерал. – Там у тебя беда с женой». Он не стал ничего объяснять. Но и так было все ясно. В тот же день Перегудов вылетел на Сахалин.
Положение дома оказалось гораздо хуже, чем он ожидал. Прежде всего, жена не узнала его, увидев в дверях. Скользнув взглядом по лицу, она раздраженно сказала: «Оставьте вы меня все в покое!» Затем схватила со стола ложку и стала бить ею в окно. Стекло сразу же треснуло. А Антон ужаснулся.
– Что с тобой? – спросил он растерянно…
По его просьбе Анну положили в военный госпиталь, отведя ей в психологическом отделении специальную палату, запиравшуюся на ключ: в коридоре бродило немало реальных психов или «косящих» под ненормальных, чтобы ускользнуть от службы или прикрыть какой-нибудь криминал, грозящий тюрьмой. Они могла запросто пробраться к единственной здесь женщине. Начальник отделения (а он был их соседом по квартире) лично обследовал Анну, которую хорошо знал. Вывод его был неутешительным.
– Знаешь что, Антон, – сказал он, как-то зайдя вечером по-соседски. – Не могу тебя ничем порадовать. У твоей жены типичная шизофрения без всяких отклонений. Над лечением этой болезни бьются десятки крупнейших ученых мира. И пока результат, если не нулевой, то мизерный. Пока она, к великому сожалению, не вылечивается.
– Что, вот так и будет продолжаться? – не без ужаса спросил Антон, живо представляя, как Анна бьет стекла в доме.
– Нет, бывают периоды спокойные. Человек ведет себя вроде нормально, ничем не отличается от других. Но случаются и кризисы. Тогда они ведет себя не дай бог… У Анны сейчас как раз такой период. И трудно предугадать, когда он закончится. У нее в роду наверняка были предки с таким заболеванием… Тебе, дружок, придется жить с этим.
– Неужели и дочь моя…
– Не пугайся. Преемственность, как правило, не прямая. Да и медицина у нас не стоит на месте. Что-нибудь придумаем. Но надо быть настороже. А вообще… Если хочешь совет специалиста: вам с Анной необходимо расстаться.
Приговор был, конечно, суров. И все же с выводами соседа-психиатра Перегудов не согласился. О разводе и думать не хотел: все-таки крепко любил Анну. В душе жила надежда, что в конце концов все образуется. Находили же средства и не против таких болезней.
По требованию врачей, дочку пришлось срочно отнять от материнской груди и перевести на искусственное кормление. Молоко и молочные смеси надо было брать на специальной кухне каждое утро. Так Антон стал кормящим папой. Утром, чуть свет бежал к моменту раздачи детского питания, забирал все, что давали. Приходил домой и вооружался бутылочкой с молоком. В обед и вечером эта процедура повторяла