сь. На выполнение служебных обязанностей время оставалось минимальное. В редакции это, конечно, понимали, и Перегудова жалели. Нередко выполняли ту работу, которую должен был делать он. Однако коллектив был маленький, и дополнительная нагрузка, легшая на всех остальных, заставляла людей трудиться сверхурочно. Это не устраивало прежде всего самого Антона. Долго так продолжаться, естественно, не могло…
Позднее он узнал, что болезнь жены имеет глубокие семейные корни. Ею страдали ее дед и двоюродный брат, да и у матери с головой творилось порой черт те что! Она порой выкидывала такие «коленца», что всем окружающим становилось тошно. Могла, например, вдрызг разругаться с незнакомыми людьми или не признать близких родственников. Словом, болезнь была явно наследственной…
Обстановка сложилась такая, что Перегудов перестал быть полноценным корреспондентом, и для редакции стал скорее обузой. Пришлось подать рапорт о переводе в Ростов-на-Дону – там жили его родители. К великому удивлению офицеров редакции, реакция на просьбу Антона оказалась довольно быстрой. Видно, помог Член Военного Совета армии, который относился к нему очень тепло. Через полтора месяца Москва дала «добро» на перевод и пришел приказ откомандировать Перегудова на Дон. Собрав вещички (их оказалось у них немного – мебель в квартире стояла казенная), они вылетели к месту нового назначения – в редакцию газеты Северо-Кавказского военного округа.
В Москве произошел казусный случай. В гостинице ЦДСА, как решительно заявила дежурная, не оказалось свободных номеров. Пришлось Антону пойти к директору и показать справку, где черным по белому было написано, что его супруга «опасна для себя и окружающих». Свободный номер, естественно, моментально нашелся, да еще и очень шикарный…
Родные встретили их на вокзале очень радушно, особенно Катюшку, который всего-то шел пятый месяц. Они поселились в домике родителей Антона, и заботу о ребенке первое время взяла на себя его мать. Анна же находилась в каком-то заторможенном состоянии: все делала медленно, тут же забывала то, о чем говорила десять минут назад. Ее часто приходилось отправлять в психиатрическую клинику к профессору Невскому, с которым Перегудов вскоре хорошо познакомился. Позже они стали даже друзьями…
Вскоре семье пошли навстречу и по службе – Антон вне всякой очереди получил трехкомнатную квартиру в новом доме. И надо ж было тому случиться, что в ту же самую «хрущобу» вселили и Женечку с мужем. Рок это или перст божий – указующий, кто знает? Для Перегудова – скорее последнее…
Мать Антона тоже прибаливала, и ей трудно было ухаживать за ребенком. Поэтому, когда Катюшке пошел второй годик, Антон определил ее в детские ясли и опять взял заботу о малышке на себя. Зимой (а стояла она в том году суровая) заворачивал дочку в плащ-палатку и, направляясь на работу, относил ее в ясли. Вечером таким же способом забирал, кормил, купал и укладывал спать. Естественно, если Анна была дома, она помогала ему, но… Жена больше и больше времени проводила в клинике. Профессор Невский назначил ей какое-то длительное лечение, пробурчав: «Может, хоть это немного поможет…» Во время командировок Антона заменяла мать.
Так они прожили почти полтора года. В Москве вышла первая повесть Перегудова «Опасная встреча», рассказывающая о том, как наши контрразведчики разыскали один из архивов гестапо, чему Антон сам был свидетель во время службы в Группе советских войск в Германии. Коллеги поздравили автора, но он видел, не очень-то они и радовались. Не все, конечно, но многие. Ни у кого ж из них такого еще не случалось. А зависть – плохое чувство…
Разумеется, выход в свет «столичного литературного первенца» был торжественно отпразднован. Анна, как всегда, находилась в клинике, за столом присутствовало в основном мужское общество, за исключением Евгении и матери Антона, которые обслуживали стол. Тамадой был сосед Дмитрий Левин, поэт и муж Жени – он любил произносить витиеватые кавказские тосты… Веселье было в самом разгаре, когда пришло заказное письмо из «Воениздата». В нем сообщалась, что принята к публикации еще одна повесть Перегудова «Мизерный процент надежды»…
– Ну, ты даешь, Антон! – сказал Дмитрий. – Придется тебя скоро в Союз писателей принимать…
Глава 3
Антону часто вспоминалось, как хоронили Женю. Народу собралось много. Пришли не только родственники и друзья, но и люди, которые были знакомы с покойной по ее боевым статьям и фельетонам в газете или по работе в издательстве. А поскольку Перегудовы уже много лет обитали в Москве, народу собралось столько, что на поминки в квартире все не уместились. Женьку многие знали и в Союзе писателей, где они часто бывали, и все соседи дома. Даже Левин и тот не выдержал: прилетел из Ростова-на-Дону. Видно, он ее все-таки здорово любил… Так что пришлось траурное мероприятия переносить в ближайшее кафе.
Антон был человеком отходчивым и поэтому пригласил Дмитрия на поминки, хотя зла ему тот сделал немало… Перегудова в Ростове-на-Дону в Союз писателей так и не приняли – Дмитрий расстарался. А, поскольку со своей первой женой Антон не развелся, хотя профессор Невский настойчиво предлагал это сделать («Жить вместе вы все равно не сможете!» – твердо сказал он), да еще отбил супругу у другого, Перегудова в родной редакции признали разложившимся типом. Никакие объяснения не помогли. За порочащий военного журналиста проступок исключили из партии и даже попытались уволить из армии без пенсии. Хорошо, что последнего сделать им закон не позволил: Антон все-таки прослужил двадцать шесть лет, воевал, был ранен, имел правительственные награды… Позже он узнал, что целая писательская делегация ходила к командующему округом, добиваясь его изгнания из КПСС… Нет, не думал Перегудов, что это организовывал Димка – тот все же подлецом не был, но…
В Москве председатель партийной комиссии, прочитав справку о том, что Анна опасна для себя и окружающих, с усмешкой сказал: «Они что там у вас в СКВО сами с ума посходили?» В партии Антона, естественно, восстановили, а всякий случай объявив строгий выговор – иначе ростовская редакционная парторганизация выглядела бы совсем смешной…
После похорон Евгении и отъезда Ирины Антон остался один. Честно признаться, жутковато ему было жить в одиночестве в большой трехкомнатной квартире, которую они с Женей получили по ходатайству Союза писателей и военкомата. Он бродил по ней, как неприкаянный. Работать не мог, хотя и пытался себя заставить. Ничего не получилось. Ни одна мало-мальская ценная мысль ни шла в голову – была там сплошная пустота. А на душе – камень. Так и казалось, что вот-вот в комнату впорхнет легкая Женечка и весело скажет: «А куда мы сегодня вечером идем?» или «Кушать подано, мой повелитель»… Хотелось одного – лечь и заснуть навсегда. Пора, думалось, ведь тебе уже не семнадцать лет, когда начинал солдатом, а семьдесят два. Шесть войн повидал на своем веку. В Великую Отечественную был сапером, разминировал немецкие минные поля. Потом уже в качестве корреспондента и писателя ездил во Вьетнам, когда там шли бои с американцами. Что еще? Приднестровье, где из танка наблюдал за боями в Бендерах. Ну, конечно же Афганистан, дважды – Чечня. В Европе, да, пожалуй, и в Азии нет стран, в которых хоть разочек Антону не довелось побывать. Сюда можно добавить Египет в Африке и Аргентину в Южной Америке. Многоватенько…
Женька, конечно, переживала за него, умоляла беречь себя. И он обещал, хотя порой и забывал об этом. Ради редкого снимка (а он тогда увлекался еще и фотографией), лез в самое пекло боя; ходил со спецподразделениями в их тайные вылазки, где смерть могла поджидать на каждом шагу. Но где бы Антон ни был, Женя была рядом, поддерживала и вдохновляла. А теперь что? У него даже порой мелькала мысль: а не последовать ли за любимым человеком?
Месяца через три, пересилив себя, он все-таки взялся за перо. Но то, что получалось, было серым, бесцветным – словом, галиматья какая-то. И Антон беспощадно рвал написанные листы один за другим. Не было ни прежней легкости стиля, ни оригинальных мыслей, ни свободных и непредсказуемых поворотов сюжета, которыми всегда отличалась его проза…
Шли дни, однотонные, мрачные и тягучие. Один походил на другой, как капли воды. Перегудов все делал машинально, как привык за многие годы. Вставал рано – часиков в семь, делал зарядку, принимал душ, завтракал кусочком творога с крепчайшим кофе и садился к столу. Часами глядел бездумно в окно, положив перед собой чистый лист бумаги, который раньше всегда звал его вперед – к созданию новых образов, к оригинальным литературным находкам, за которые Женечка хвалила мужа. А теперь… Не то, что повесть или роман, не получалась даже простая информационная заметка. Каждая строка давалась с трудом, но даже ее в редакции правили, хотя об этом ничего Антону не говорили, понимая состояние человека, перенесшего такой стресс.
Приходили друзья, куда-то приглашали: на презентацию новой книги одного из коллег, сделать для издательства что-нибудь вроде буклета, познакомиться, наконец, с очаровательной женщиной – актрисой или поэтессой. Но Перегудову не хотелось ни выходить из дома, ни выполнять задания редакций и издательств, хорошо его знавших.
Но вот однажды…
Глава 4
Очередное воскресенье началось с традиционного ничегонеделания. Провалявшись все утро в постели, Антон наконец раскачался и встал. Делать зарядку не хотелось. Пришлось буквально заставить себя размять мышцы несколькими упражнениями. Не успел сварить кофе, как раздался звонок в дверь. «Кого это принесло в такую рань, да еще в выходной день?» – подумал Перегудов.
Едва он открыл замок, как в квартиру ворвался взбалмошный Мишка Шайкин по прозвищу «Анекдот». Получил он его не зря. Для Мишки не было ничего важнее, как рыться в разных книгах и отыскивать смешные пословицы и поговорки, забавные истории и афоризмы. Он обожал сыпать ими направо и налево, с толком и без толку. На любой случай у Шайкина всегда была готова какая-нибудь история. А где-то добытая потрепанная книжонка под названием «Закон бутерброда» всегда торчала у Мишки из кармана. В ней были собраны афоризмы на все случаи жизни.