Поднимает на меня взгляд, и в моей груди все сжимается от восторга. Эта улыбка, этот веселый прищур… За них я бы отдала все. Ах, если бы сны можно было записывать! Момент, когда хочется весь мир поставить на паузу.
– А вчера ты тоже была? Когда это случилось?
– Да, грязный мальчишка, была.
– То есть ты вообще не отворачиваешься? – Он тоже улыбается. Актер, который снимался в обнаженке, – что с него взять. Таким неведомо чувство стыда.
– Мои сны, смотрю на что хочу.
– И кто из нас двоих грязный?
Отлично! Со мной флиртует коматозный парень. Наверное, у меня лажа с самооценкой, но, черт возьми, это дико приятно.
– Знаешь, я плохо помню, что было дальше… – Крис становится серьезным. – Но отрубился сидя, это точно. А потом как-то съехал набок… И этот синяк на щеке… Врачи говорят, если бы я захлебнулся рвотой, было бы слишком поздно.
– Какой синяк? – На его идеальном лице нет никаких следов.
– Вон тот, – указывает он на свое лежащее тело.
Действительно, трубка и пластырь отчасти скрывают приличный такой фингал. Так неужели, когда я пыталась с разбегу ударить его, у меня получилось?
– Это ты? – Крис встает, подходит ко мне, лишая возможности шевельнуться.
– Не знаю… Я пыталась… Но это ведь невозможно, да? Я на другом континенте, я просто спала…
– Выходит, спасла меня?..
Истошный писк приборов спасает меня от ответа, пульс Криса подскакивает до ста двадцати трех. Вбегают медсестры, суетятся над телом, что-то командует врач, но я не могу разобрать слов. Есть только серые глаза, самые красивые, которые я когда-либо видела. И эти глаза смотрят на меня. Так близко, что от счастья хочется умереть.
Крис протягивает руку, хочет дотронуться. Будь я подключена к аппаратуре, он бы увидел те же сумасшедшие цифры. Мне хочется броситься на него, обнять так, чтобы он без слов понял все, что уже давно зреет у меня внутри. Но прикосновения нет, нет тепла, только легкий ветерок. Как будто на меня дунул котенок. Очертания Криса колеблются, белеют, только глаза все такие же яркие.
– Не уходи, – шепчет он.
– Это ты уходишь, Крис. – Как приятно и вместе с тем больно произносить его имя!
– Меня что-то тянет. – Он удивленно оборачивается на врачей, потом снова на меня. – Постой, как тебя зовут?
Его силуэт уже едва различим, еще чаще пищит аппарат, что-то вскрикивает медсестра.
– Наташа! – Я стараюсь перекрыть весь этот шум. – Наташа Орлова! Крис!..
– Крис! – Крик вышел таким громким, что заболела гортань.
Наташа не сразу осознала, что стены американской больницы сменились ее привычными обоями. Пульс и правда зашкаливал, но подобные пустяки не имели значения.
Трудно поверить в реальность собственных снов, да Наташа никогда и не увлекалась расшифровкой символов. Не верила в сонники и истории о ясновидцах и прорицателях, в астрологию и прочую собачью чушь. Фрейд – еще куда ни шло, научный подход оспорить трудно. Впрочем, Наташу не волновало, что именно она видит по ночам и почему. Главное, что ее это не беспокоило. И – что уж греха таить – приносило удовольствие. А с прошлым это связано, с травмами или с отношениями с отцом – по барабану.
Да, Фомин выдвигал какие-то теории. Но Наташа сводила разговоры о снах к минимуму. В конце концов, не за этим она обратилась к врачу. Посттравматический синдром, фобии – вот проблемы понасущнее. Однако теперь отбросить Криса, как девичью фантазию, не могла.
Что-то подсказывало: Наташа действительно была там, рядом с ним. И это рушило все прежние представления о реальности. Законы физики, о которых нудно талдычили в школе, теперь казались детскими сказками. Наташа верила, что переместилась на другой континент. Нет, не верила – знала. И просто так оставить это в себе не могла. Там, в больнице Лос-Анджелеса, умирает Крис Фарадэй. Или уже умер… Нет-нет-нет! Эту мысль Наташа была допустить не готова. Он балансирует на грани жизни и смерти, и если она однажды сумела его спасти, значит, сможет сделать это снова. Попытаться хотя бы. Втолкнуть астральное тело в физическое, поделиться силой – хоть что-то! Почему нет? Раз возможно через сны путешествовать в пространстве, то почему бы не попробовать и другие невероятные вещи?
Наташа должна была поговорить с кем-то. Немедленно! И вариантов особо не было – кроме Фомина. Пусть он и психиатр, но ведь у него большой опыт! Может, встречал такие случаи, может, хотя бы слышал о них и знает того, кто встречал.
Не заботясь о времени и о том, что забыла надеть левый протез, Наташа взялась за телефон.
– Позвонить. Владимир Степанович, – выдохнула она в микрофон.
Гудок. Гудок. Еще гудок. Да что ж такое? Фомин не подошел ни на седьмой, ни на десятый раз. Наташа нервно пометалась по комнате, позвонила снова, уже в скайпе, и, так ничего и не добившись, включила компьютер.
Ладно, допустим, Фомин куда-то уехал. В прошлый раз он предупреждал. Возможно, просто не взял с собой телефон. Он молчал в скайпе, в почте, во всех мессенджерах, которые только бывают. Как современный человек может настолько оторваться от мира!
Бесило все: от гудков и непрочитанных сообщений до слишком медленного компьютера. Наташу разрывало изнутри от переизбытка вопросов и новой информации.
Первым делом полезла в новости, в американские «желтые» порталы. Последние статьи были датированы вчерашним днем. Потом в блог Криса – ну а вдруг? Нет, пусто. Слабо успокаивало только одно: если бы он умер, об этом уже трезвонили бы повсюду. Просмотрела аккаунты близких друзей, родственников – и там ничего. Да что же там происходит, в этой больнице? Даже если бы Наташа поднатужилась и вспомнила, что за больница – кажется, на истории болезни был круглый логотип, – по телефону ей бы не ответили. Крис ведь не рядовой пациент, за ним наверняка следят журналисты, и врачи будут осторожны.
И как быть? Снова лечь спать, попытаться попасть в больницу во сне? Нет. Снотворных нет, от алкоголя сны плоские и обрывочные. Ну где же Владимир Степанович, когда он так нужен?!
Наташа хотела уже набрать профессора в бог-знает-дцатый раз, как вдруг будто снова услышала его голос: «Мицкевич – хороший специалист с большим опытом работы с расстройствами сна». Может, спросить этого Мицкевича? Вряд ли он прямо так, по скайпу, признает ее невменяемой и особо опасной.
Лия нашла сообщение Фомина с контактом Мицкевича и сразу отправила запрос. Если не ответит… придется просто лечь на кровать и считать овец.
Однако Мицкевич оказался расторопнее Фомина. Не успела Наташа как следует застегнуть левый протез, как компьютер благосклонно пикнул: «Ваш запрос принят». Наспех закончив с рукой и для разминки пару раз сжав искусственные пальцы, Наташа начала печатать. Но то ли слишком нервничала, то ли ее пара киборгов была не в духе с утра, но пара строк вежливых расшаркиваний окончательно лишили ее самообладания.
– К черту.
Она ткнула в значок видеокамеры, натянула гарнитуру с микрофоном и быстро оглядела футболку на предмет пятен. Та была, конечно, не первой свежести, в районе живота красовалось пятно от кетчупа, но живота под столом видно не было, а потому проверку одежда прошла. Остальные мелочи смогло бы отлично скрасить плохое разрешение.
– Да?
Экран потемнел на мгновение, пошел квадратиками, и Наташа увидела приятную женщину лет пятидесяти в очках со строгим рыжим каре. Секретарша? Медсестра? Спрятав протезы, Наташа вежливо улыбнулась.
– Добрый день. – Она посмотрела в камеру, стараясь выглядеть чуть более адекватной, чем была на самом деле. – Я бы хотела поговорить с профессором Мицкевичем.
– Здравствуй, Наташа, – последовал ответ. – Это я. Меня зовут Анна Федоровна Мицкевич. Но я не профессор. Просто доктор.
– Очень приятно. Я… Владимир Степанович не предупреждал насчет меня?.. – Наташа осеклась, осознав, что сморозила глупость: ведь если Фомин не предупреждал, то откуда бы доктор знала ее имя? – В смысле…
– Конечно, предупреждал. И я рада помочь. Что-то случилось?
– Да не то чтобы…
Вся решимость куда-то пропала, Наташа так сосредоточилась на необходимости с кем-то поделиться, что совершенно не продумала, с чего начать. А ведь это не так уж легко: «Здрасьте, я тут во сне бываю в Америке… Нет, по-настоящему…»
– Давай сразу договоримся, – мягко перехватила инициативу Анна Федоровна. – То, что ты мне рассказываешь, остается между нами. И я буду верить всему: без ярлыков, без диагнозов. Без таблеток. Просто беседа. Не стоит бояться и думать: «А что она скажет? А она меня не упечет?..» Нет, Наташа. Не упеку. Ты можешь говорить все, даже то, что кажется совсем безумным и невероятным. Ясно?
– Да.
– Отлично. – Мицкевич поправила модные прямоугольные очки в черной оправе. – Это как-то связано со снами?
– Откуда вы?..
– Я не только психиатр. Я прежде всего сомнолог. Владимир Степанович не обратился бы ко мне без веской причины. Плюс я к снам отношусь немного иначе, чем он. У меня есть твоя история, и признаюсь, ты очень меня заинтересовала.
– Почему?
– Все это я объясню потом. А сначала расскажи мне, почему ты только проснулась и уже звонишь мне?
– Очень видно, да? – Наташа пригладила перья растрепанных со сна волос, запоздало вспомнила, что не хотела светить протезы, но Мицкевич никак не отреагировала. Специалист, сразу понятно. Да и Фомин наверняка проинструктировал. – Ладно, я… Дело в моих снах. Знаете, я фанатею от одного актера. Крис Фарадэй… Ну не то чтобы прям фанатею, хотя… он офигенный, чего уж. И он мне снился все время. Нет, не в том смысле… без эротики и там всякого. Просто как будто он у себя в квартире, а я нахожусь рядом. А он меня не замечает. Я думала, это просто сны, ну, как бы прикольно – и пофиг. А тут вдруг была такая футболка, про которую я не могла знать. И потом она появилась у него в инсте. То есть сначала сон – а потом фотка в инсте, понимаете? И мне снилось, что он траванулся, и это действительно произошло, а сегодня я была у него в больнице, и он там в коме. И вот из него вышла душа… ну, или астральное тело или как там оно называется. Короче, он был как бы отдельно от туловища. И он говорил со мной, видел меня. Рассказал, что чувствовал мое присутствие, когда я приходила к нему в своих снах… Я… я не знаю, как это объяснить, но я уверена, что это происходит реально. Не просто во сне. Может, у меня тоже астральное тело выходит… или типа того… Думаете, бред?