— Жалоба касалась не кошек, — сказал я и тут же получил от матери сердитый толчок локтем.
— Тогда кто? Собаки? — насторожилась Джоанна. — Бешеные собаки! И одна из них вцепится в меня на пути к ванной.
— Нет, не собаки, — успокоил я бабушку.
— Медведи! — крикнул Робо.
— Робо, это только предположения, — отчитала моего брата мать.
— Дурацкая шутка, — поморщилась бабушка.
— Конечно дурацкая, — подхватил отец. — Ну какие медведи в пансионе?
— В письме говорилось о медведях, — напомнил я. — Естественно, в бюро туризма посчитали, что у писавшего не все в порядке с головой. Но затем пришло второе письмо, и тоже с жалобой на медведя.
В зеркале заднего обзора отец состроил мне свирепую физиономию. Однако я считал, что нужно заранее посвятить бабушку во все особенности нашего расследования. Во-первых, пусть не расслабляется, а во-вторых — этим я избавил нас от жалоб типа «Почему меня не предупредили?».
— Наверное, это не настоящий медведь, — разочарованно протянул Робо.
— Значит, человек в медвежьем костюме! — воскликнула Джоанна, — Это что еще за неслыханное извращение? Звериная натура, облаченная в звериную шкуру! Спрашивается, для чего? Здесь дети, а то бы я сказала, для чего. Я слыхала про такие штучки. Мне нужно взглянуть нa это своими глазами. Едем туда! Начнем с класса С, чтобы потом не портить себе настроение. Чем раньше, тем лучше.
— Но мы ведь даже не забронировали номера, — сказала мать.
— Конечно. Так мы бы дали им шанс проявить себя с самой лучшей стороны, — согласился отец.
Он никогда не раскрывал своим жертвам, что работает на бюро туризма, однако считал: бронирование — честный способ позволить персоналу подготовиться наилучшим образом.
— Нам незачем это делать, — отмахнулась бабушка. — В пансионе, где разгуливают люди в медвежьих шкурах, всегда полно свободных номеров. Уверена: постояльцы регулярно умирают там прямо в постели. От страха или чудовищного варварства безумца, нацепившего на себя вонючую медвежью шкуру.
— Может, это все-таки настоящий медведь, — с надеждой произнес Робо.
Слушая наш разговор, брат посчитал, что настоящий медведь — все же меньшее зло, нежели вампир в медвежьей шкуре, порожденный бабушкиным воображением. Настоящих медведей Робо не боялся, поскольку видел их лишь в зоопарке.
Соблюдая максимальную осторожность, я привел машину к темному перекрестку на пересечении улиц Планкен и Зайлергассе. Мы стали высматривать пансион класса С, хозяин которого метил классом выше.
— Нет места для парковки, — сказал я отцу, и он сразу сделал пометку в блокноте.
Я встал впритык к другой машине. Мы сидели в салоне и смотрели на узкое четырехэтажное здание пансиона, зажатого между кондитерской и табачным магазином.
— Видите? — обратился к бабушке отец. — Никаких медведей.
— И, надеюсь, никаких людей, — сказала она.
— Они приходят по ночам, — заявил Робо, с опаской оглядываясь по сторонам.
Внутри нас встретил герр Теобальд — владелец «Грильпарцера». Джоанну он сразу заставил насторожиться.
— Надо же! Совместное путешествие трех поколений! — воскликнул герр Теобальд. — Как в старые добрые времена, — добавил он специально для бабушки. — Да, в те времена, когда еще не нахлынула лавина разводов и молодежь не торопилась поскорее обособиться от родителей. Наш пансион — семейный. Очень жаль, что вы заранее не известили о своем приезде. Тогда бы я смог поселить вас всех вместе.
— Мы не привыкли спать в одном номере, — холодно изрекла бабушка.
— Что вы, я не это имел в виду, — снова воскликнул герр Теобальд. — Я хотел сказать, тогда бы я сумел разместить вас рядом.
Его слова явно испугали бабушку.
— Вы поселите нас в разных концах?
— Видите ли, в пансионе осталось лишь два свободных номера. И только в одном смогут поместиться родители с детьми.
— А их номер далеко от моего? — допытывалась Джоанна.
— Ваш номер — напротив туалета, — сообщил Теобальд, словно в этом был несомненный плюс.
Нас повели показывать номера. Бабушка с отцом замыкали процессию. Джоанна не скрывала своего презрения.
— Я совсем не так представляла себе жизнь в старости, — ворчала бабушка. — Поселить меня рядом с туалетом, чтобы всю ночь слышать шарканье ног!
— Обратите внимание на неповторимость каждого номера, — тоном музейного экскурсовода вещал Теобальд. — Вся мебель здесь принадлежит моей семье.
В этом мы не сомневались. Просторная комната, в которой предстояло ночевать нам четверым, была полна всевозможных безделушек. По шкафам и комодам можно было изучать тенденции венской мебельной моды. Никакой стандартизации, даже в дверных и ящичных ручках. Нам с Робо понравились медные краны умывальника и резная спинка кровати со стороны изголовья. Я видел, как отец мысленно упорядочивает свои наблюдения для последующего занесения в блокнот.
— Потом займешься, — одернула его бабушка. — Я хочу видеть свой номер.
И мы всей семьей послушно отправились за Теобальдом по изгибам длинного коридора. Отец, естественно, подсчитывал число шагов от нашего номера до туалета. Мы шли по вытертому серому ковру. По стенам были развешаны пожелтевшие фотографии конькобежцев. Меня особенно поразила форма коньков: спереди они загибались наподобие полозьев старых саней или туфель придворных шутов.
Робо, забежавший вперед, радостно возвестил об обнаружении туалета. Значит, мы добрались и до бабушкиного номера.
Ее номер встретил нас обилием фарфоровых безделушек, полированными стенками шкафов и намеком на плесень. Портьеры были влажными. На кровати, застеленной покрывалом, ровно посередине вздымался бугор, словно там прятался какой-нибудь тощий мальчишка.
Бабушка дождалась, пока герр Теобальд покинет номер. Управляющий выскочил оттуда со стремительностью пациента, которому врач сообщил о благоприятных анализах. Когда за ним закрылась дверь, бабушка спросила отца:
— Какие основания у этого пансиона рассчитывать на категорию В?
— Никаких. Только С.
— Они родились и умрут с категорией С, — сказал я.
— А я бы сказала, что им надо понизить категорию до Е или F, — заявила бабушка.
В тускло освещенной чайной комнате (обычное название столовых в пансионах) мужчина пел венгерскую песню. Он был в костюме, но без галстука.
— Это еще не значит, что певец — венгр, — успокаивал бабушку отец, но лицо Джоанны сразу приняло скептическое выражение.
— А по-моему, шансы не в его пользу, — тоном английской леди произнесла бабушка.
Она отказалась от чая и кофе. Робо съел кусочек торта и сказал, что ему понравилось. Мы с матерью курили одну сигарету на двоих. Мать избавлялась от этой вредной привычки, а я начинал ее приобретать. Между нами существовала договоренность: одному не выкуривать сигарету целиком.
— Наш знаменитый гость, — шепнул отцу герр Теобальд, указывая на певца. — Знает песни всех стран мира.
— Во всяком случае, венгерские знает, — сказала бабушка, однако впервые за все это время улыбнулась.
К бабушке обратился мужчина невысокого роста, гладко выбритый, но с иссиня-черным оттенком на впалых щеках (свидетельство быстро растущей бороды). На нем была чистая белая рубашка (хотя и пожелтевшая от времени и стирок), а брюки и пиджак не составляли костюмную пару.
— Что вы сказали? — переспросила бабушка.
— Я говорил, что рассказываю сны.
— Рассказываете сны? Значит, вам они снятся?
— Да, они мне снятся, и я их рассказываю, — с оттенком таинственности произнес мужчина.
Певец вдруг оборвал песню и тоже включился в разговор.
— Любые сны, какие захотите узнать, — сказал бабушке певец. — Он их вам расскажет.
— Я вообще не хочу знать ни про какие сны, — ответила бабушка.
Она с недовольством глядела на темные волоски, торчавшие из распахнутого воротника рубашки певца. Толкователя снов бабушка подчеркнуто не замечала.
— Как вижу, вы женщина рассудительная и не станете придавать значения всякому приснившемуся вам сну.
— Конечно не стану, — бросила ему бабушка.
На моего отца она метнула весьма красноречивый взгляд, говоривший: «Во что ты меня втравил?»
— Но один ваш сон я знаю, — сказал толкователь и закрыл глаза.
Певец пододвинул стул, и мы вдруг увидели, что он сидит почти рядом с нами. Робо уселся к отцу на колени, хотя давно уже вышел из такого возраста.
— В большом замке, — начал толкователь, — одна женщина лежала в постели со своим мужем. Они оба спали, как вдруг, посреди ночи, женщина проснулась. Она совершенно не понимала, что разбудило ее, но никакой сонливости не ощущала. Она была бодра, словно давно уже находилась на ногах. Сама не понимая откуда, но она знала, что и ее муж тоже проснулся и лежит с открытыми глазами.
— Надеюсь, сон вполне подходит для детских ушей, — хихикнул герр Теобальд, но на него никто не обратил внимания.
Бабушка сложила руки на коленях и уткнулась глазами в пол. Мать держалась за отцовскую руку.
Я сидел рядом с толкователем снов. От его пиджака пахло так, будто этот человек работал в зоопарке.
— Итак, женщина и ее муж лежали с открытыми глазами и слушали звуки, доносившиеся из темноты. Они совсем недавно сняли этот замок и еще не успели его обследовать. Звуки раздавались со стороны двора, двери которого супруги никогда не запирали. Туда постоянно приходили крестьяне из близлежащей деревни, а деревенским ребятишкам позволялось кататься на тяжелой створке ворот. Но все это бывало днем. Кто же мог потревожить супругов ночью?
— Может, медведи? — спросил Робо, но отец выразительно прижал к губам палец.
— Они услышали лошадей, — ответил ему толкователь.
Бабушка, которая до сих пор сидела с закрытыми главами и, казалось, дремала, вздрогнула и выпрямилась.
— Они услышали дыхание лошадей и удары их копыт. Лошади никак не могли успокоиться. Муж протянул руку и коснулся плеча жены.
«Ты слышишь? Лошади», — сказал он.
Женщина встала с постели и подошла к окну. Двор был полон конных солдат. Но откуда они взялись? На всадниках были латы! Они не поднимали забрала шлемов, и потому голоса их звучали глухо и неясно, как радио, когда станция плохо слышна. Лошади перебирали ногами, отчего доспехи всадников клацали…