Ничего ж себе юг, подумала Кира, вспоминая секущий, словно осколки стекла, ветер, снежные заносы и ползущий через них сноумобиль. Я, наверное, галлюцинирую. Сплю в вездеходе, там жарко и я провалилась в сон. Все это мне снится, а Вязин меня не будит, потому что ехать долго, и он хочет дать мне поспать. Он хороший парень, этот Вязин. Немного нудный, но хороший. Ничего, я проснусь. Я всегда просыпаюсь, когда мы переваливаем через пандус Центра…
Миша (теперь Давыдова знала имена обоих хозяев) помог ей сесть и тут же налил из замерзшей бутылки в небольшую рюмку из красивого стекла. Кира видела такие только на видео, но помнила название — хрусталь. И еще она помнила фамилию этой супружеской пары — Курочкины. Сердце снова затрепыхалось в груди — она не могла этого знать! Но знала…
Город за окном — Варшава. В ее мире он брошен людьми 17 лет назад. Сейчас там −50 летом и почти –90 зимой. Если кто-то и выжил подо льдом, то об этом ничего не известно. Здесь же в Варшаве живут. Вон сколько огней за стеклами. А это Миша и Зина Курочкины. Их с Денисом друзья. Ах, да… Она замужем. Здесь она замужем. Муж — Денис Давыдов, известный писатель. Он уехал домой, к их сыну, в Киев.
В ее мире Киев оставлен 12 лет назад: промерзшая до самого дна река, мертвые деревья на склонах холмов — те, что не успели порубить на дрова. Ледяная пустыня. Безмолвие.
Кира сглотнула. Горло у нее мгновенно пересохло, хотя на губах держалась присохшая, как струп к ране, улыбка.
У нее дела в Варшаве. Так, на пару дней… А потом и она полетит в Киев, который в этом мире все еще красив и зелен. У нее незаконченное дело в их загородном доме, которое обязательно надо довести до конца.
Продолжая улыбаться, Кира опрокинула в рот рюмку с обжигающе холодной водкой и, по-утиному вытянув шею, заставила жидкость скатиться по пищеводу.
Простое дело.
Ей позарез нужно убить собственного мужа.
Глава 10
Слово было сказано.
Давыдов глядел на попутчика, как мышь на метлу, — он сам не мог разобраться в своих чувствах: бояться ему своего ночного собеседника или вцепиться в него зубами.
А Сергей Борисович вел себя как барин из того самого ХIХ века, на языке которого изъяснялся столь изящно: развалился на полке, закинув ногу за ногу, демонстрируя Денису дорогие туфли на кожаной прошитой подошве (чистые, кстати, не по погоде!), безупречно отутюженные брюки, высокие темные носки. Извечный одевался как денди, и его костюм, пальто и туфли стоили не одну тысячу фунтов.
— Моя жена? — переспросил Давыдов.
— Именно.
— Меня убить?
— Денис Николаевич, — в голосе собеседника слышался упрек, — вы же меня прекрасно расслышали.
— Простите, но я несколько удивлен…
— Я бы сказал, что вы ошарашены.
— Не суть важно.
— Согласен. Но расслышали вы правильно. Скажите мне, любезнейший, вам ничего не показалось странным в поведении супруги? В последние дни?
Давыдов посмотрел собеседнику в глаза. Взгляд Извечного был спокойный, доброжелательный, но такой холодный, что от него стыло сердце. Так могла бы глядеть египетская мумия. Или белая акула. Или само время. Врать человеку… Врать существу с таким взглядом глупо. А возможно, и небезопасно. Впрочем, риск сейчас интересовал Давыдова меньше всего. По всему было понятно, что бояться поздно.
Все плохое, похоже, уже случилось, подумал Денис, окунаясь в рыбьи глаза попутчика. Он мне сейчас все объяснит.
И хотя он ошибался и в глубине души знал это, но от мысли, что хуже уже не будет, сразу стало легче. Давыдов словно вздохнул полной грудью, обретая смелость и силы для дальнейшего разговора.
— Показалось. Мне многое показалось странным.
Попутчик молчал, словно приглашая Дениса к рассказу. Бровь Извечного слегка ходила вверх-вниз, но едва заметно, будто бы Сергей Борисович старался скрыть нервный тик.
— Не самый лучший отпуск в нашей жизни, — выдавил из себя Давыдов. — До того как мы оказались на Арубе, все шло хорошо. Даже когда нас трясло над океаном, все было хорошо. В какой-то момент мы думали, что умрем, и очень испугались, но…
Он снова посмотрел на Извечного.
— Это даже сделало нас ближе.
— Ничего удивительного, — произнес Сергей Борисович и пожал плечами. — Совместно пережитая опасность сближает больше, чем совместная радость. Такими же свойствами обладает горе. Вы же писатель, друг мой, и не последний! Неужто вы этого не знали?
— Знал. Но теория и практика — разные вещи.
— Согласен.
— А вот после прилета на Арубу…
— Все изменилось?
— Не все. Но…
Давыдов замолчал.
— Что — но? — переспросил Извечный. — Продолжайте.
— Я вам не верю, — сказал Давыдов тихо, опустив голову, как нашкодивший мальчишка. — Я. Вам. Не верю. Карина не могла и подумать о таком. Да, у нас возникла отчужденность, но это ровным счетом ничего не значит! Это бывает. Может, мы не поняли друг друга. Или я обидел ее чем-то.
Сергей Борисович молча глядел на Дениса. Лицевые мышцы Извечного явственно изображали гримасу внимательного сочувствия, но в глазах эмоций было не более чем в стволах охотничьего ружья.
— Но убить? — Давыдов потряс головой, словно фыркающая лошадь. — Да вы с ума сошли, дражайший!
— Стоп! — прервал его попутчик. — На этом давайте остановимся. Камера у вас с собой?
— Какая камера?
— Ваша. Которой вы снимаете под водой.
— Возможно.
— Доставайте.
— Зачем?
— Доставайте, доставайте, Денис Николаевич. Мне хочется, чтобы вы мне поверили.
— Я не помню, в какой именно сумке…
— Значит, будем искать, — резюмировал Извечный. — Что толку вести беседу с человеком, который считает меня лгуном? Вам помочь?
— Да уж как-то сам справлюсь…
Камера обнаружилась в чемодане Карины, все еще закрытая в боксе для подводной съемки.
— Включите на воспроизведение, — приказал Сергей Борисович.
Экран засветился белым.
No data.
Давыдов промотал запись на пару минут вперед — тот же эффект.
— Вы не снимали?
— Снимал.
— Запись кто-то стер?
Давыдов рассмеялся:
— Это и есть ваше доказательство?
— Отнюдь.
Собеседник вытащил из-под полки свой дорожный чемодан и извлек из бокового кармана ноутбук.
— Позволите?
Он взял у Давыдова камеру и подсоединил к лэптопу.
— Диск стерт, — пояснил он. — Но новая запись на носитель не делалась. У меня есть программа, которая позволит восстановить содержимое.
— Это ВАША программа… — сказал Денис. — Мало ли что она восстановит?
— Согласитесь, что сделать фильм и смонтировать его прямо на ваших глазах я бы не смог. Тем более, вы помните, что снимали во время погружения, и сразу заметите подлог. Не так ли?
Давыдов кивнул.
— Запись небольшая? — спросил Сергей Борисович, щелкая клавиатурой.
— Не очень большая.
— Тогда это быстро. Ну вот… Прошу!
Это была однозначно его запись — Давыдов прекрасно помнил ракурс, с которого снимал это фото, и стайку ярких рыбок-попугаев, промелькнувших в кадре и оставшихся в углу снимка размазанными яркими пунктирами, тоже помнил. Вот на фото мурена — змееподобное тело, скользящее на фоне шелушащейся ржавой стены. Он снимал серию — вот кадры в той же последовательности. Объектив следует за хищницей до тех пор, пока она не скрывается в недрах корабля. После мурены он поменял режим съемки, и точно — на экране пошло видео.
Денис повернул ноут к себе, в нетерпении нажал на тачпаде кнопку перемотки, ускоряя течение времени. Вот камера заметалась, нырнула в люк вместе с ним…
Стоп!
Давыдов нажал на паузу и перевел камеру в режим покадрового просмотра. Метались тени. Черное, белое, полоса желтого цвета…
Опять черно-белый калейдоскоп и планктонная муть перед объективом. Денис вспомнил, как его волокло вниз, и почувствовал, что начал задыхаться от пережитого ужаса.
И едва не пропустил кадр, ради которого и был устроен просмотр. Этот удар практически отправил его в нокаут. Теперь он видел нападавшего. Вернее, нападавшую. Извечный не солгал — это была Карина.
Давыдов молчал, глядя на экран ноута.
— Если вам будет легче, — сказал Извечный, наливая очередные рюмки, — она же и вытащила вас. Вы уже пускали пузыри, как снулая рыба, когда она передумала…
— Зачем?
— Что — «зачем»? Зачем убивала или зачем вытащила?
— Зачем? — повторил Денис. — Зачем убивала, если потом вытащила? Не понимаю.
— Правильная постановка вопроса. Но для ответа вы должны осветить еще один интимный момент своей жизни…
— Да ну… — усмехнулся Давыдов. — Какие уж тайны между нами — млекопитающими!
— Скажите-ка мне, почтеннейший Денис Николаевич, — Извечный наклонился, заглядывая Давыдову в зрачки. — Вы в последнее время не видели странные сны? Чужие сны?
— Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!
Савичев задумчиво поскреб щеку.
Обычно слышно было, как под ногтями скрипит щетина, но после сегодняшнего вечернего бритья щека оказалась гладкой.
— Ты хочешь сказать…
— Я ничего не хочу сказать. Ты сам смотришь логфайл.
— Бред.
— Повтори это еще раз, суть не поменяется. Ну вот…
Миша показал на экран компьютера.
— Смотри, четко по линии, как я и нарисовал.
Он записал координаты из таблицы и нанес точку на глобус, стоящий на столе.
— Я понимаю, что точность плюс-минус на глаз, но картинка близка к истине.
— Ты хочешь сказать, что все эпицентры землетрясений за последние три недели лежат на одной прямой?
— Точно, — сказал Роменский, и улыбнулся. — Такое впечатление, что по нашему шарику рубанули шашкой. Помнишь задачки про плоскость, рассекающую геометрическую фигуру, Игорь? Так вот… Все, что было после Карибов, прекрасно ложится в мою теорию.