жно.
Пока боялись, со стороны чужого лагеря донеслись крики. Громко так, по нарастающей. Я даже повыше приподнялся, пытаясь разглядеть что же там происходит.
— Чё орут-то? — приложил ладонь к уху Василич. Он тоже слышал крики, и так же как и я был в недоумении.
Я прищурился, но кроме дыма и неясных силуэтов ничего не разобрал. Хотел поближе подползти, но тут где-то совсем рядом рвануло.
Откатившись назад, мы с Васильчем синхронно закрутили головами, но бежать было некуда. Прятаться тоже. Рвануло метрах в двадцати от нас, — похоже что всё же заработали минометы. Только почему сюда бьют? Неужели настолько косые?
За первым разрывом тут же прошёл второй — позади. Василич дёрнул меня за рукав, и крикнув что-то непонятное, неожиданно, по-молодецки, рванул куда-то вбок. Я же пока соображал — затупил. Разрыва не слышал, всё просто исчезло. Звуки, чувства. Даже больно не было.
«Вилка» — вскинулась лишь запоздало угасающая мысль.
Что было дальше, я уже не видел. Себя не ощущал, а если и ощущал — очнувшись, не помнил.
Такая же темнота. Запах чего-то пряного. Очень знакомый запах.
Попытался пошевелиться, — не вышло. Тело ощущалось чужим, и единственное что мне удавалось — думать.
Еще хотелось пить и спать.
Сопротивляться не мог, уснул. Сквозь сон слышал как кто-то разговаривал поблизости.
— Надо убирать осколок, только не факт что получится. — говорил кто-то знакомый, но я никак не мог понять кто именно. Вертелось в голове, но стоило сфокусироваться — ускользало.
— Другого выхода всё равно нет, тут хоть какой-то шанс. — ответил другой, тоже знакомый, и так же неузнанный человек.
— Что так, что этак... Проще в лотерею выиграть... — вздохнул первый.
— Так что же теперь вообще ничего не делать?! — повысил голос второй.
— Ну почему же... Попробуем. Только на успех я бы не особенно рассчитывал. Даже если всё получится, реабилитация будет очень долгая, и вряд-ли полностью восстановятся все функции.
Понимание ситуации пришло не сразу, но я всё же допёр. Попав под минометы, я словил осколок во что-то важное, возможно в спину, или шею. Вот врачи и решают что со мной делать. И, что самое интересное, меня это нисколько не волновало. То есть не волновало заявление про количество шансов — как я только что услышал. Жить инвалидом не хотелось, поэтому успех и неуспех операции был для меня примерно на одном уровне значимости. Получится — значит поживу, не получится — тоже хорошо, меньше проблем домашним будет.
Глава 12
Не знаю сколько я пробыл в таком положении — в моём состоянии чувство времени полностью атрофировалось. Но когда меня повезли куда-то, а потом переложили на живот, почувствовал.
Обезболивающего давно нет, это я знал, но боли не боялся. Если во мне осколки, а я их не чувствую, значит нервы не работают. Так что и смысла переживать нету.
Вот сколько у человека чувств? Шесть? — Осязание, обоняние, вкус, зрение, слух — шестого не помню. Я бы ещё интуицию добавил, но она не у всех развита, поэтому не может быть обобщена. Вот только у меня сейчас оставались лишь слух и обоняние. Запахи я чуял, ну и слышал что вокруг происходит.
Долго что-то гудело, кто-то приглушенно разговаривал, но меня как-то так уложили, что звуки доносились как через вату, отдельные слова я понимал, но сути разговора уловить не мог.
Потом всё стихло, и меня опять куда-то повезли и снова переложили. Не понятно куда возили только. Если на операцию, то прошла она как и предполагалось — никак. Будь это иначе, я бы почувствовал. Наверное.
Привезли и, вроде бы, оставили. Во всяком случае как я не прислушивался — ничего не слышал. Может это послеоперационая? Бывает такое? — комната куда свозят людей после операции. Или это всё же реанимация?
Мне всё сильнее хотелось пить, но я терпел. От моего желания сейчас ничего не зависело. А что если так ещё долго будет продолжаться? Как люди которые в коме лежат? Годами ведь. Может и понимают всё, но так же как и я, сделать ничего не могут. Даже самоубиться. Самое странное — я не чувствую своего дыхания. Запахи ощущаю, а вроде и не дышу.
Вот кто-то пришёл, шум шагов я слышал отчётливо. Тяжело сопя и шмыгая носом сколько-то постоял рядом, и так же топая, вышел.
А пить хотелось всё сильнее и сильнее. Неужели они не додумаются напоить меня? Да хотя бы губы смочить.
Но время шло, люди приходили и уходили, а я уже умирал от жажды. Вот, кстати ещё одно чувство — потребностей организма. Я же чувствую что хочу пить? Это же чувство?
Внезапно что-то звякнуло, и «перед глазами» замелькали картинки.
«Ты кто?» — удивился я.
Появившийся в моём мозгу человек недобро усмехнулся и посмотрел куда-то за меня. Сказал что-то, потом протянул ко мне руку и я внезапно оказался вне своего тела, под потолком.
А тело лежало внизу и я отлично его видел. Лицом вниз, накрыт простынёй и с кучей воткнутых в руки и ноги капельниц. Чем меня прокапывают — непонятно. Лекарств-то, у нас нет.
Человек посмотрел на меня, погрозил пальцем, и что-то сказал. Я хоть и не слышал звука его голоса, но знал что он попросил задержаться.
Но как я должен задерживаться, и что я вообще теперь такое — не объяснил. У меня не было тела, и, соответственно, не было ни рук, ни ног. Поэтому, если следовать логике, влиять на свое положение в пространстве я не мог. Тот я, который лежал сейчас внизу, мог, теоретически, а тот что смотрел сверху — не мог.
Неожиданно в комнате появилась Аня.
В белом халате, в шапочке и очень уставшая. Она подошла поближе и стала торопливо отсоединять от меня, точнее моего тела, воткнутые иглы капельниц.
Сначала вытащила всё с ног, потом с рук. Откинула простынь, что-то поправила, и вернула на место.
— Это действительно поможет? — потухшим голосом произнесла она, обращаясь к человеку.
Тот покосился на меня, подошёл к Ане, и неопределенно пожал плечами.
— Мне помогло когда-то. — сказал он.
— А кроме вас? — напряглась супруга.
— Не знаю. — опять покосившись на меня, ответил тот , и чуть помолчав, добавил.
— Я не настаиваю, но ты же сама видишь что шансов нет. Даже если он не умрёт сегодня — умрёт завтра. Без вариантов.
Аня молчала какое-то время, потом кивнула и вышла.
А я так и висел под потолком, пытаясь сообразить что происходит.
Нет, так-то я понимал что ничего хорошего ждать не стоит и я, скорее всего, умру, — иллюзий на этот счёт у меня не было. Непонятно было почему я вишу здесь, и на что уговаривает Аню незнакомец. Как ни старался, я не мог понять кто он. Голос, манера держаться, всё знакомо, но вспомнить не могу. В последнее время частенько провалы в памяти. — Тут помню, тут не помню. А может быть вообще, всё что вижу — галлюцинация моего умирающего мозга.
Пока размышлял, Аня вернулась с двумя санитарами. Они вкатили каталку, и взявшись за простынь, одним рывком перенесли меня на неё.
На стоящего в углу человека внимания не обратили, будто его и не было. Каталку выкатили в коридор, и аккуратно поставили возле стены. Я всё это видел через открытую дверь, но когда она закрылась, остался висеть в одиночестве — неизвестный человек тоже пропал.
Только расстроился, как меня дёрнуло, и потащило вслед за увозимым телом. По-прежнему невидимый даже для себя самого, я словно на воздушном шаре ехал, глядя на лежащую внизу синюшную физиономию. Получается есть загробная жизнь? Хотя стоп, я же ещё не умер! А вообще тема интересная. Много слышал что люди туннели всякие видят, свет или облака, вот и у меня похожая ситуация, будет что рассказать.
Ехали недолго, и остановились возле двери в актовый зал. Одно время там собрания проводили, концерты всякие, люди в нём жили, пока не обустроились. Наверняка скоро новеньких сюда поселят, так же, на карантин вроде.
Тем временем санитары ушли, а Аня, закрыв изнутри дверь, стала раскладывать на столе всякие медицинские прибамбасы. Иглы, трубочки, какие-то железные хреновины и несколько небольших, стеклянных бутылочек.
— Не спеши, сюда никто не зайдёт. — сказал опять непонятно откуда появившийся незнакомец.
В этот раз он стоял так, что я не мог видеть его лица. Ну а когда Аня достала свисток и тихонечко засвистела, я уже и не смотрел на него. — «Зачем Володеньку-то сюда?» — пришла в голову мысль, когда огромный монстр вывалился прямо из воздуха. Хотя, точнее будет говорить не «в голову пришла», а в «угол» — голова-то, вон она где, на каталке валяется, а я в углу, вишу, под самым потолком.
Но вообще не важно откуда она взялась, важно что я не терял способности мыслить.
А Володенька как всегда был невозмутим. Он сидел на заднице, и изредка мигая крошечными глазками, наблюдал за Аниными приготовлениями.
Вот она взяла бутылочку, положила её в карман халата, потом сложила что-то на поднос, и развернувшись, смело подошла к сидящему напротив гиганту.
Тот молча подвинулся, и выставив перед собой передние лапы, положил на них голову.
Аня подошла вплотную, поставила поднос прямо на пол, взяла с него что-то, и развернувшись, склонилась над зверем.
Какое-то время ничего не происходило, но потом она выпрямилась, поставила на поднос заполненную чем-то бутылочку, и взяла следующую.
Опять отвернулась, и снова поставила бутылочку. Я не видел что в ней, но догадывался, и даже предполагал зачем это нужно.
— Хватит. — остановил её незнакомец. — Он хоть и здоровый, но этого будет достаточно.
Аня молча кивнула, поставила последнюю бутылочку на поднос, и отнесла его к каталке с моим телом.
Вернулась к своему чемоданчику, достала оттуда пакет с капельницей, покрутила головой в поисках места где её можно закрепить, и остановившись на дверном косяке с торчащим в нём гвоздем, перевезла каталку туда.
Наверное, находись я на месте, в своём теле, наверняка бы переживал. Но я висел под потолком и мне было если не пофик, то как-то не особо тревожно от того что я сейчас видел. Во-первых, я ей верил, во-вторых, видел что дела мои, прямо скажем, гиблые. Ну а тут хоть что-то, хоть какая-то надежда.