Верил я, или не верил в то что она делает? — я не знал. Находясь между жизнью и смертью — в прямом смысле слова, я смотрел на всё происходящее как наблюдатель, и, наверное, не совсем адекватно воспринимал происходящее.
Закрепив на косяке склянку с Володенькиной кровью, Аня размотала трубочку капельницы, и что-то покрутив, воткнула иглу мне в руку.
Отошла, посмотрела по сторонам, сказала что-то незнакомцу — говорила негромко и я не расслышал, развернулась, подкрутила колесико на трубочке, и взяла мою руку так, чтобы чувствовать пульс.
Фигурально выражаясь — я замер.
Капельница капала, но ничего не происходило. Первая бутылочка закончилась, за ней вторая, потом третья, и вот наконец место на косяке заняла последняя, решающая склянка.
С высоты своего угла я не видел самих капель, но мог замечать насколько быстро кончается кровь в бутыльке.
Половина, одна треть, и вот уже на донышке.
Интересно, это средство мгновенное, или всё-таки придётся подождать? Ответа у меня не было, но мне казалось что чем меньше оставалось в капельнице чужой крови, тем дальше от меня сдвигался и без того призрачный шанс.
Наконец кровь закончилась, Аня подкрутила колёсико и наклонилась над моим телом, прислушиваясь к дыханию.
Я тоже напрягся, пытаясь прочувствовать грядущие изменения. А что если моё тело очнётся, но это буду уже не я? Вселится какая-нибудь мерзость, типа Клауса, а я так и останусь здесь, под потолком актового зала до скончания времен?
Чувства мои в этом состоянии были притуплены, я почти не ощущал привязанностей, мне было пофик на друзей, меня мало интересовала судьба станицы и даже дети были сейчас чем-то абстрактным. Но представив что кто-то другой, пусть и в моём теле, ведёт мою жену в спальню — я чуть не лопнул от злости, ощущая небывалый прилив незнакомой мне, но какой-то очень мощной энергии.
Аня же тем временем поднялась, отошла от каталки с телом, и обхватив себя руками, уткнулась в угол. Я не видел её лица, но по неровно вздрагивающим плечам догадался что она плачет.
Непонятно только, просто от отчаяния, или от того что я уже умер? Ведь судя по подслушанному разговору, я и так был на волосок от смерти, а тут ещё и стакан Володенькиной кровушки впитал. И если отбросить здешние реалии, — мистику и всё такое, в нормальном мире это было бы фатально.
А незнакомец исчез. Насоветовал бог знает что, и свалил. Нет, если бы был хоть мизерный шанс того что мне удастся выжить, Аня бы ни за что не решилась на подобный эксперимент. В этом я был уверен.
Постояв ещё какое-то время в углу, она успокоилась, и вновь подошла к каталке. Теперь уже с вполне понятными намерениями. Постояла минутку, перекрестилась, и поцеловав меня в лоб, накрыла лицо простыней. Сомнений не было, я умер.
Нет, не так я себе представлял свой жизненный финал. Хотя, наверное, никак не представлял. Всё думал что жить буду вечно, а если и умру — ну, или когда умру, это будет не так банально. Мне даже жаль себя стало. Представив что хоронить меня будут всем селом, и наверняка скажут что-нибудь хорошее — (о покойнике, или хорошо, или ничего), я чуть не расплакался, но благо что чисто физически не мог этого сделать. Потом, по-любому, напьются на поминках, может даже передерутся, но мне, точнее моим бренным останкам, будет уже всё равно. Меня засунут в гроб — сделают большой, в маленький я не помещусь, и пока они будут пьянствовать, я начну «обживаться» в новом доме. О разложении и червях думать не хотелось. Не то настроение. Но даже лишённый практически всех чувств, я буквально закорками ощутил приближение могильного холода.
Интересно, а через сколько дней меня отпустит? В смысле отвяжет от тела. Я когда-то слышал что именно с этим связаны девять и сорок дней — вроде до девяти душа находится возле покойника, потом улетает, и снова возвращается на сороковину. Вот и проверим.
Перед глазами — физически, глаз у меня не было, но чем-то же я смотрел? — замелькали виденные когда-то картинки киношного чистилища. В том что ждёт меня именно оно, я нисколько не сомневался. Десять не десять, но половину заповедей я точно нарушал. Как там? Не убий — убивал, не укради — было дело, по субботам работал, имя божие всуе поминал, с прелюбодействием тоже отметился, жену ближнего желал. В общем грешен, чего уж теперь.
Не скажу чтобы боялся, или жалел о чём-то, но, всё равно, было как-то не по себе. Напрягало ещё моё теперешнее состояние, духа бесплотного. Ну и близких жаль было. Дети-то ладно, поплачут да забудут, детская психика она такая, отходчивая. А вот с женой всё выглядело иначе. Знал я, что любит она меня, как в книжках пишут, по-настоящему. И вроде бы отпустить её надо, сказать там что-то типа — «живи и будь счастлива», но, видать, я совсем плох в этом плане, ибо заранее злился и ревновал.
Пока я мучился под потолком, Аня сложила инструмент, и оставив со мной Володеньку, удалилась.
Я вновь попытался сдвинуться с места, и вновь безуспешно. Не знаю как на самом деле, но мне показалось что меня словно приковали в этом углу. Хотя как это можно сделать применительно к существу бестелесному, я не знал. Может молитвы какие-то есть на этот случай? Бывает же, что когда душа не уходит и начинает шалить, приглашают священника, или ещё кого-нибудь из этой сферы. Но я, кроме нескольких строк из отче наш, и не знал ничего, как-то не приходилось. Вот бы Леонида спросить? Он ведь вообще долго в призраках ходил. И летать мог в приличном радиусе.
Убедившись что просто так «оторваться» с привязи не могу, я попытался хоть как-то установить границы моего теперешнего существования. То что сущность я бестелесная — понятно, но должно же быть хоть какое-то вместилище моего разума? Облачко там, тень какая-нибудь... Ну хоть что-то, за что можно зацепиться?
Искусственного освещения в актовом зале не было, свет шёл только через прорези наполовину заложенных окон, и если я отбрасываю тень, это будет уже кое что. Надо только сдвинуться, совсем чуть-чуть. Прямо капельку.
Вот только как я ни старался, всё равно ничего не получалось. Ведь как можно сдвинуть то, чего нет?
Пока мучился, «ожил» Володенька. Поднявшись на четыре лапы, он грациозно — насколько позволяли размеры, прошёлся вдоль стены, и остановившись напротив накрытого на каталке тела, громко принюхался.
«Неужели сожрёт?» — запаниковал я. Понятно что трупу не больно, да и сам я уже отдельная субстанция, но видеть как жрут то, что долгие годы считал собой, своим телом, было бы, как минимум, неприятно.
Но есть Володенька никого не собирался. Усевшись на задницу, он замер, лишь изредка отмахиваясь хвостом от чего-то невидимого.
Сколько он так сидел, я не знал. Не замечая течение времени, я различал лишь какие-то события. То есть когда ничего не происходило, я словно застывал в ожидании. Но прежде чем он пошевелился, за окном сначала стемнело, а потом и рассвело.
Медленно поднявшись, Володенька мордой сдёрнул мой простынчатый саван, и стал облизывать мне лицо.
Я смотрел и не мог понять зачем он это делает. Потом неожиданно уловил непонятные покалывания, и почувствовал насколько шершавый у Володеньки язык.
Пока пытался осилить как такое может быть, всё вокруг смазалось, меня закрутило, и следующее что я почувствовал, удар лицом о деревянный пол актового зала.
Очнулся почти сразу. Вокруг никого, а рядом каталка валяется. Наверное Володенька, когда лизался, опрокинул. А воняет-то как... Жуть.
Осмотрелся, Володеньки не было. Видимо выполнил миссию, и отчалил в свои райские кущи, отдыхать.
Но на моё настроение, его уход никак не повлиял. Ощущать себя в своём собственном теле — охрененно. Руки, ноги, голова — всё на месте. Ещё бы одежду какую-нибудь...
Но да ладно, её отсутствие — это такие пустяки на самом деле. Вставать не стал, а облокачиваясь на локоть, осторожненько сел. Вроде ничего не болит. Даже странно. Закинул руку за спину, и провёл вдоль хребта. Никаких швов, или чего-то подобного. Посмотрел на пузо, прошёлся по бокам. Тоже ничего. Потом обратил внимание что не видно старого шрама на предплечье, ещё в детстве с тарзанки свалился, распорол веткой, пока летел. Пощупал рукой — нет его. Чудеса.
Но как бы там ни было, а надо вливаться в коллектив. Аню найти, а то что я тут один, да ещё и голый.
Не долго думая, завернулся в простынь, альтернативой которой были только чехлы на креслах.
Но хоть срам-то и прикрыл, теплее не стало. Решил ещё что-нибудь поискать, мерзнуть не хотелось. Но только шагнул к двери, как послышались чьи-то шаги, а в замочной скважине повернулся ключ.
Времени на раздумья было немного, поэтому я и не думал, а просто шагнул в сторону, и присел за креслами.
Глава 13
Но испугался я зря. Это была Аня. Увидев меня, она застыла, но уже через секунду бросилась мне на грудь.
— Мне мало что известно. Приехали на двух машинах, почти все раненные, никто толком и сказать ничего не может. Да я и не спрашивала, как тебя увидела, так больше ни на кого не отвлекалась. — когда она немного успокоилась, я принялся задавать вопросы.
— Что, совсем ничего не говорили? Даже не обмолвился никто?
— Не знаю. Бредить, — бредили. А так, чтобы конкретное что-то рассказать, навряд ли.
— А что за мужик тебе со мной помогал?
— Мужик? — удивилась Аня. — Какой мужик?
— Ну, который уговаривал тебя вколоть мне эту гадость.
Супруга нахмурилась, и приложив руку к моему лбу, спросила озабочено.
— С тобой всё в порядке? Не было никакого мужика. Я сама решила попытаться.
— Сама? — пришёл мой черед удивляться. — Ты ничего не путаешь? Как ты могла знать что это поможет?
— Не знаю. Но в какой-то момент совершенно чётко осознала что надо сделать именно так. Звучит неубедительно, я понимаю, но раз ты стоишь передо мной, значит я всё сделала правильно. — ответила Аня, и тут же всполошившись, настороженно сдвинула брови. — А откуда ты вообще мог что-то видеть? Ты ж присмерти лежал, в отключке?