Ну и третий, самый, на мой взгляд подходящий вариант — Сергей Николаевич Ольшанский. Его может быть и звали бы Серёгой, или Николаичем, но он требовал формального к себе обращения. Только по имени отчеству, и никак иначе. Одинокий, хмурый, вечно недовольный, и неимоверно ворчливый. Куда не придёт, везде ищет до чего бы докопаться — то хлеб недопекли, то перепекли, а то и вовсе не испекли. Человек из серии — «стакан наполовину пуст», если вкратце. Правда охотником он был хорошим, посему и числился бригадиром нашего охотхозяйства.
Кроме его нелюдимости и скверного характера, он очень не любил Кривоухова. Не знаю что произошло между ними, но ругались они чуть не до драки. Ну и кроме этого, — если говорить о мотивации, претензий к окружающим он имел немало.
Жил тоже с краю, недалеко от речки. Оврагов там правда не было, но зато под рукой была буханка на которой он и передвигался. Дом у него большой, двухэтажный, точнее полутораэтажный — первый этаж цокольный, наполовину в земле. Роту конечно не разместишь, но пару взводов запросто. Тем более у охотника и со снабжением всегда был полный порядок.
Естественно, кроме тех кто провёл сюда чужих, должны быть ещё люди, это мы понимали.
«Не знаю, может я зря напрягаюсь», — сказал намедни Олег, но вам не кажется странным параллель — там охотники, целый клан фактически, и здесь охотники. Не может быть так, что они заодно?"
Тогда конечно мы просто посмеялись, разговор был ещё до нашего бегства от людей Клауса, но сейчас такое предположение не казалось уже чем-то нереальным. Как говорят — рыбак рыбака видит издалека, так что, — почему бы и нет?
— Ну так что? Какие наши действия? — сминая пустую пачку, поднялся Леонид.
— Не знаю... — Василич тоже встал, и держась за спину, прошёл к окну.
— Может побеседовать с ними? Прихватить где потише, да допросить аккуратно. Как вам такая идея? — предложил Олег.
— А если человек не при делах? Что потом с ним делать? Как объяснять?
Я понимал что допросить «по тихой», как предложил Олег, не получиться. Если ты хочешь быть уверен что человек рассказал всё что знает, методы должны быть соответствующие. Иначе просто нельзя. Ну а если приложишь все усилия, то в случае невиновности «пациента», как потом людям объяснять откуда у него следы от побоев, ожоги, сломанные пальцы и прочие последствия допроса?
— Я бы последил для начала. Выяснил, как живёт человек, чем дышит. Если кто-то из них причастен, по-любому выдаст себя. — Возразил второй близнец. Он всё время переглядывался с первым, и у меня складывалось такое ощущение, что им даже говорить не нужно, без слов друг друга понимают.
— А мне вот интересно, как ты наблюдать-то будешь? Это не город, враз срисуют. Говорю же, брать за жабры и трясти. Других вариантов нет! — продолжал настаивать Олег.
— Поддержу, пожалуй. Нечего с ними церемониться, даже если и перегнем палку, ничего. Свои люди, поймут. — низко, словно пароходный гудок, пророкотал Пётр Старостин. До этого момента он не произнес ни слова, брат его ещё как-то участвовал в обсуждении, а этот просто молча слушал. Зато теперь, когда высказался, прозвучало это особенно веско.
— То есть, ты считаешь, что можно вот так, без малейшего повода, прижать человека, отмудохать его, и ничего за это не будет? — напрягся первый близнец, второй хотел поддержать, но сдержался, только усы топорщнулись.
— Конечно считаю. — продолжил «гудеть» Старостин. — Об том и толкую...
— Нет, но как же... — снова открыл рот близнец, но был перебит Леонидом.
— Давайте проголосуем. — доставая ещё одну пачку, тоже початую, произнёс тот.
Мужики вновь потянулись за сигаретами, возражать против голосования никто не стал.
Молча прикурили, затянулись — тот что кашлял, не затягивался, и расслаблено замерли в ожидании.
— Кто за то за предложение Петра? — не стал затягивать Леонид, и первым поднял руку.
За ним Олег, оба Старостиных, Виталик, и Лёха Сивохин. Остальные переглядывались меж собой, но голосовать не спешили.
— А воздержаться можно? — спросил Антон Петрович.
— Не можно. — серьёзно ответил Леонид, покосившись в мою сторону.
Я никогда не был сторонником крайних мер, сам не раз попадал под несправедливую раздачу, но сейчас понимал, — время не на нашей стороне. Поэтому и поднял руку, определяя исход голосования. Семь голосов за, пять против.
— Ну смотрите... — развёл руками первый близнец, а второй только поморщился. Остальные никак не отреагировали, как дымили сигаретами, так и дымили.
— Я надеюсь никто заднюю не даст? — оглядывая собрание, угрожающе прищурился Олег. Умел он так, одним взглядом жути нагнать.
— Решение большинства, куда ж деваться-то... — вздохнул первый близнец, и посмотрел на второго.
— Согласен. — с готовностью кивнул тот.
Остальные опять молча приняли решение большинства, во всяком случае открытых возражений не последовало.
Дальше пошли технические вопросы; кто, когда и что делает. Думали недолго, и обсудив детали, операцию назначили на сегодняшнюю ночь.
План был простой и незамысловатый. С вечера следовало удостовериться что подозреваемые дома, а для этого немного последить, ну а как уснут, так и брать по одному. Пока сонные.
— Ты хотел с Иванычем переговорить. — уже на выходе, тормознул Василич.
— Хотел. А ещё я хотел с дровами что-то решить, да съестного найти чего-нибудь, у меня семья дома, а из еды соль, да острый перец.
Тут я конечно соврал, но не на много. Если сравнивать с тем что у нас было тогда, и тем что есть сейчас, примерно так всё и обстоит.
— В смысле? — удивился Василич, и удерживая меня за локоть, чуть прикрыл дверь.
— Да в прямом. В доме — шаром покати. Всё что можно было спереть — спёрли. Погреб пустой, поленница тоже, даже и ветряк разобрали.
— Серьёзно? — по его вытянувшемуся лицу, я видел что для него это на самом деле новость.
— Да какие уж тут шутки... И это я ещё толком и не смотрел...
Василич всё понял правильно, и через полчаса мы грузили в буханку ящики с картошкой, консервацию, мясо, овощи всякие, крупы и прочее что было на столовском складе, ассортимент которого приятно поражал разнообразием. А когда набили машину до верха, в прямом смысле, кое-как впихнули ещё и небольшой дизель генератор, доставшийся, как я помнил, осенью в качестве трофея.
— Соляру сам привезёшь, я тебя попозже до рембазы докину, там уазик заберёшь свой. — сказал он, когда мы перетаскали всё в дом.
— А Григорий Иваныч как? Он вообще где сейчас?
То что я успел узнать насчёт произошедшего в посёлке, почти полностью совпадало с нашими предположениями касательно курганов, но было бы очень интересно послушать самих участников «ограбления века», тем более в свете последних событий на заброшенном заводе.
— Должен дома быть, ждёт наверное... Но сейчас уже не успеем к нему, мне еще дела кое-какие доделать надо. Давай перенесем наверное на вечер, или лучше вообще на завтра. Годится?
Я согласился, тем более что на сегодняшние вечер и ночь уже были планы, но с Иванычем мы всё-таки встретились, когда забрав уазик я заехал к дяде Саше на минуточку, и он припахал меня помочь со стойкой. Разобрали, нашли причину, и уже грелись в кабине, когда тот появился на горизонте.
— Василий! — крикнул он, и не дойдя несколько метров, остановился, переминаясь с ноги на ногу. — Ты здесь?
Я отозвался, Иваныч удовлетворенно кивнул, снял рукавицы, и широкими шагами подошёл к двери кукурузника.
— Странный он после всего... — негромко прокомментировал дядя Саша, и покрутив пальцем у виска, добавил, — сдал сильно, и походу того, кукухой поехал...
Тем временем Иваныч поднялся на ступеньку, и сбивает налипший на унты снег. Причём действует старательно, будто нарочно оттягивая «встречу».
Наконец закончив с читкой обуви, он откашливается, и сплюнув, заходит в салон.
— Ты прям какой-то нерешительный, случилось чего? А? Григорий Иваныч? — обернувшись дядя Саша ехидно щурится.
— Будешь тут.. нерешительным... — отводя взгляд, бормочет тот, и подтащив служащий сиденьем мешок с тряпками, усаживается сверху, достаёт из-за пазухи кисет, затем трубку, и развязав тесёмки, не спеша начинает набивать её табаком.
В кабине заметно свежеет, нагретый воздух быстро уходит в салон. Я молчу, дядя Саша что-то насвистывает, а наш гость продолжает заниматься трубкой.
— Закурите? — наконец закончив, он прикуривает, несколько раз щёлкнув зажигалкой.
— Ты сюда покурить пришел? — недовольно морщится дед.
— Ну как хотите. — игнорируя издевку, Иваныч затягивается, и выпускает прямо перед собой сизое облако дыма.
— Мне тогда лет двенадцать было... — задумчиво говорит он, поочередно глядя то на меня, то на дядю Сашу, — Во-оот....И жил я в небольшой деревушке под Оренбургом, с дедом и бабкой.... — снова затягивается он, — Какой год это был... получается... — загибая пальцы, Иваныч что-то неслышно бормочет, и посчитав, произносит уже понятнее, — семьдесят второй, или семьдесят третий, — добавляя, — наверное...
Я непонимающе смотрю на него, и пользуясь паузой, спрашиваю зачем нам всё это знать, но он только отмахивается, и продолжает рассказывать дальше.
— Деревня наша хоть и небольшая, но довольно известная, ещё до революции неподалеку могилы нашли старые, много их было, целое кладбище... Точно не скажу каких годов, но что-то очень древнее, — то ли скифские, то ли сарматские курганы... Я там часто гулял с пацанами, своими глазами всё видел. Нет, конечно к тому времени самое ценное уже повырыли, все крупные курганы под ноль стёрли, — по-моему, даже ещё при царе , но кое-что ещё оставалось: небольшие такие холмики, невысокие, с рост может, штук пятнадцать их было.
— Иваныч, — прерываю я его, — давай уже к сути, чего ты нам голову морочишь? К чему эти сказки?
— К тому что в поселке, точнее неподалёку, мы нашли точно такие же курганы, только совсем свежие, и от безделья копать их стали. — на одном дыхании выпаливает тот, и сбивась с одного на друго