Сон оборвался грубо. Меня трясли за плечо. — Заводи! Поехали! — в ухо шипел Леонид. Его лицо было серым, глаза бегали.
— Что? Что случилось? — я едва разлепил веки, рот пересох.
— Ничего хорошего. Похоже, рабов в город везут. Спусти уазик ниже, за гребень. Если что, здесь как на ладони. — Леонид махнул рукой в сторону отъезжающего пикапа.
— Уедем просто? — спросил я, пытаясь соображать.
— Машину отгони, сам глянь, потом решишь, — бросил он через плечо и сунул мне бинокль.
Не заводя мотор, я поставил нейтраль и скатился метров на сто вниз, за гребень. Сонливость как рукой сняло.
Докатившись, тормознул возле пикапа, потянул ручник, схватил бинокль и побежал наверх, пригибаясь. Нашёл укрытие меж двух валунов, поросших колючкой. Прилёг, вжался в горячий камень. Бинокль поднес к глазам.
Лагерь у озера. Три машины: ближняя — УАЗ-«буханка», дальше — синий Mitsubishi L200, и что-то похожее на старенький Suzuki Vitara, но с правым рулём. Людей возле машин не видно. Сам лагерь — под скудными деревцами у воды. Две палатки: большая, брезентовая, армейского вида, и маленькая, пятнистая, типа «раскладушка». Дымок костра. Шестеро мужиков. Загорелые, бородатые, в камуфляже и жилетках без рукавов. Жрут что-то с шампуров, гогочут так, что даже отсюда слышны обрывки матерщины. Автоматы — калаши разных модификаций — валяются рядом на брезенте.
Чуть в стороне — две клетки на колёсных прицепах. Из прутьев толщиной в палец. Внутри — смутная движущаяся масса людей. Тесно. Значит, много. Дальше, просто на траве — ещё человек сорок. Сидят, лежат, сбившись в кучу. Видна толстая цепь, идущая по кругу — все прикованы. Трое охранников: один на пне у воды, двое дремлют в тени дерева. У всех — автоматы на коленях.
Набег. На местных. Но почему не едут сразу в город? Ждут чего-то? Пережидают жару?
— Никого знакомого? — шепот прямо у уха. Андрей подполз бесшумно.
— У костра — нет, — пробормотал я, сканируя лица. Все незнакомые, жестокие рожи.
— Возле клетки глянь. Маленькой.
Я перевёл бинокль. У меньшей клетки двое. Мужчина спиной, женщина лицом. Она — местная, скуластая, с характерным разрезом глаз, в грязном платье из грубой ткани. Он что-то кричит ей, тыча пальцем. Она мотает головой, испуганно прижимая руки к груди. Он резко бьёт её ладонью по лицу — щёлк! — звук долетел даже сюда. Она падает. Он что-то орет. Она поднимается, шатаясь. Он снова бьёт — кулаком в живот. Она сгибается, падает на колени. Он плюёт ей в лицо, разворачивается… И смотрит ПРЯМО В МОЮ СТОРОНУ. Я узнал его мгновенно. Николай. Тот самый «попутчик». Лицо хищное, злое. Он всматривался в нашу гряду, будто чувствуя взгляд.
Я вжался в камень, сердце колотилось как молот. Он не мог меня видеть. Но его взгляд, полный ненависти и подозрения, пронзил расстояние.
— Нифига себе… — вырвалось у меня.
— Вот и я говорю, сюрприз, — прошептал Андрей, уже отползая. — Пойдём. Решать надо.
У машины Леонид ходил взад-вперед, как раненый медведь. — Варианты простые, — заговорил он, не глядя на нас. — Ждём, пока эта мразь отсюда свалит. Или пытаемся их объехать по темноте. Езда ночью без фар — та ещё радость. Так что я за — пересидеть. Замаскироваться и ждать.
Облегчение волной прокатилось по мне. Я боялся, что он предложит атаковать.
— Объехать можно, но ночевать опять в чистом поле? — добавил Андрей. — Твари… Нет уж. Лучше подождать. Думаю, к утру двинутся. До города далеко, пленники пешие.
— А если они здесь неделю встанут? — мрачно спросил Олег.
— Не думаю, — Андрей разложил карту на капоте. — Воды больше нет по пути. Остановились здесь не просто так. Сотня пленников, половина — на ногах. Долго не протянут, жратвы не хватит. До темноты отдохнут — и в путь.
— А если их… вырезать? У нас и «плетка» имеется… — Олег произнес это спокойно, потирая ствол своего «Ласкерса».
Леонид резко обернулся, его лицо исказила гримаса:
— Бред, Олег! Я понимаю, ты у нас спец, но мы — не диверсанты! Нашёл лёгкую мишень — раз плюнуть? Но там десяток вооруженных отморозков! И куча народу вокруг! Тихо не получится! Оптика не панацея, нас порвут!
— Наверное, ты прав, — Олег вздохнул, его энтузиазм угас. — Их дохрена. Шума будет много. — Он кивнул в сторону озера. — И эти аборигены… То ли помогут, то ли под ногами путаться будут. Хлопотно.
Мы замаскировали машины сеткой и ветками. Разложили в скудной тени УАЗа походный стол. Плотно поели сушеного мяса с сухарями. Солнце клонилось к закату, окрашивая степь в багрянец. Дежурство первым выпало мне. Я забрался на склон гряды, залёг между камней. Николаев лагерь затихал. Зажгли костры побольше. Слышался хриплый смех, звон бутылок. Моя вахта прошла тихо и меня сменил Олег.
Но под утро, часа в четыре, когда темнота стала густеть перед рассветом, началось. Сначала — одинокий выстрел. Потом — очередь. И сразу — НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ВОЙ. Не крик ужаса, а именно животный, многоголосый рёв, от которого кровь стыла в жилах.
Я вылетел из машины, автомат на взводе, и рванул вверх по склону.
— Тихо! Не лезь! — чья-то железная хватка свалила меня в пыль. Это был Олег. — На лагерь твари напали! Не светись!
Мы лежали, вжавшись в землю. С озера доносился кошмарный оркестр: бешеные очереди автоматов, дикие вопли людей, тот самый жуткий, сливающийся вой тварей и… хруст. Громкий, влажный хруст костей. Стрельба стихла быстро. Крики — чуть дольше. Потом — только рычание, чавканье и тот жуткий хруст. Долго. Я закрыл глаза, стараясь не представлять. Даже если бы мы бросились на помощь… было бы лишь на четыре трупа больше.
Когда на востоке засерело, а в воздухе потянуло предрассветным холодком, рядом зашевелился Олег.
— Думаешь, ушли? Посмотреть?
— Осторожно только! — прошипел я. — Наверняка чуют за версту.
— Хорошо. Я тогда погляжу аккуратненько, а ты Леньку с Андрюхой найди… — сказал он, перекинул «Ласкерс» за спину и пополз вверх по склону, растворяясь в полумраке.
Ветер дул с озера, неся сладковато-тошнотворный запах крови. Хорошо, что дул от них. Твари наверняка обладали чудовищным чутьём. Судя по вою и скорости расправы, стая была огромной — под сотню голов. «Авось, пронесёт…» — слабая надежда теплилась в оцепеневшем мозгу.
Леонида и Андрея я нашёл чуть ниже, у подножия гряды. Они сидели на камнях, молчаливые, лица серые.
— Олег пошёл на разведку, — сообщил я шепотом.
— Наверное, теперь они надолго пропадут… — глухо проговорил Андрей, не глядя на меня. — Столько мяса…
— Если всё так… соберём, что можно, и свалим. Нечего тут торчать. Вставайте. Всё кончено. — Леонид поднялся, потянулся, хрустнув костями. В его глазах читалось облегчение.
То, что открылось нашему взгляду у озера, было хуже любого кошмара. Лагерь превратился в бойню. Абсолютную. Никто не уцелел. Кто-то был сожран почти полностью — лишь клочья одежды да лужи запёкшейся крови. Кто-то — частично: оторваны конечности, вырваны внутренности. Кто-то просто убит — с перебитым позвоночником или размозжённой головой. Клетки были разорваны. Прутья толщиной в палец переломаны или вырваны с корнем, словно прутики. Внутри и вокруг — месиво из окровавленных тряпок, обрывков тел, внутренностей. На днище одной клетки — четко вдавленный в металл след. Что-то среднее между отпечатком огромной птичьей лапы и… динозавра. С длинными, острыми когтями.
— Меня щас… вырвет… — Андрей отвернулся, схватился за живот и побежал к кустам, судорожно сгибаясь.
Я заставил себя смотреть. Холодный аналитический ум взял верх над ужасом. Я достал телефон. Фотографировал всё: разорванные прутья клеток, следы огромных клыков на стволе дерева у воды (жертва увернулась?), оттиск лапы. Особенно следы зубов — глубокие, треугольные, как от огромных кинжалов.
Среди груды голов аборигенов — их черепа остались целы, словно невкусные — выделялась одна. Европейская. Седая шевелюра, мясистый нос. Глаза остекленевшие, полные немого ужаса. Один из работорговцев. Я пнул голову ногой, сфотографировал в профиль. «Пусть будет», — подумал я. Скоро от трупов ничего не останется.
Стало ясно: сначала твари пожирали всё подряд. Потом, насытившись, стали выедать «лакомые» куски. Первыми пали охранники — угроза. Их оружие… Мы собрали четыре автомата (три АКМ и один MP-40), две «мосинки» и ППШ. Патроны, консервы, пару бутылок самогона — вот и все трофеи. Ковыряться в кровавом месиве на телах за поиском документов или ценностей не было ни сил, ни желания. Стояла невыносимая вонь смерти и разложения, смешанная с железным запахом крови.
Машины интереса не представляли. Салон «Мицубиси» залит кровью, кишками и мозгами. Капот смят, радиатор вырван. У «Судзуки» пробиты три колеса — глубокие порезы, как от гигантских когтей. «Буханка» лежала на боку, крыша смята, будто по ней проехал танк. Слили бензин и соляру — несколько канистр. Забрали аккумуляторы, что могли сдернули из электронники, содрали запаску с буханки. Искали следы ушедших тварей. Олег обошёл всё вокруг. Ничего. Ни следов, ни отпечатков, ни клочков шерсти. Словно они испарились или ушли под землю.
— Может, уплыли? — предположил Леонид, глядя на неподвижную гладь озера.
— Или улетели, — мрачно пошутил Андрей, бледный, как полотно.
Фантастика. Но иного объяснения не было. Солнце поднималось выше, пекло нещадно. Запах становился невыносимым. Боязнь возвращения чудовищ гнала прочь.
— Всё. Хватит. По коням! — скомандовал Леонид, брезгливо стряхивая с сапога кусок чего-то тёмного и волокнистого.
Глава 16
— Представить даже стрёмно, что мы могли на этом озере заночевать… — Леонид с сухим щелчком передёрнул затвор своего калаша, убедившись в боеготовности, и небрежно швырнул оружие на заляпанное грязью заднее сиденье. Его взгляд, привычно сканирующий горизонт, был напряжённым.
Гул мотора заполнял кабину, смешиваясь с грохотом железа. Я машинально кивнул, пальцы непроизвольно сжали руль потуже. Картина увиденного у того зловещего озера, где вода казалась слишком тёмной, а тишина — слишком настороженной, всплыла перед глазами с пугающей чёткостью.