Решение пришло мгновенно. Выжал сцепление, воткнул привод, газу дал до упора. «Зяма» рванул с места, буксуя на рыхлом грунте. Короткий разгон — до фургона метров семьдесят. Я громко, отчаянно нажал на клаксон, видя, как Олег мельком оглянулся и отпрыгнул в сторону, в канаву. А я, не сбавляя газа, со всей дури, всей массой бронированного УАЗа, врезался в бок фургона.
Удар! Оглушительный лязг, скрежет рвущегося металла. Меня подбросило вверх, я ударился макушкой о потолок — больно, но не смертельно, спасли и утеплитель, и то, что я вцепился в руль. «Зяма» вздыбился, потом осел. Мотор заглох. В наступившей внезапной тишине звенело в ушах. Я тупо смотрел в прорезь: фургон лежал на боку, дверью кверху, как опрокинутый жук. Значит, попал как надо.
Автоматически крутанул стартер. Мотор чихнул, кашлянул, но не завёлся. Пока стартер выл, я прислушивался к звукам снаружи. Ни криков, ни выстрелов. Только ветер да какое-то шипение — пар из разорванного радиатора?
К Аркадию уже бежали Леонид и Толян, бросивший пленниц. Олег же подскочил к «Зяме», распахнул пассажирскую дверь и, нагнувшись, полез под сиденье. Оттуда он вытащил деревянный ящик с «сюрпризами» — нашими самодельными гранатами.
Обычная пол-литровая пластиковая бутылка на длинной палке, со взрывчатой смесью внутри — местное ноу-хау, громко и ярко хлопает, но вреда, кроме испуга, практически не наносит. В каждом патруле, точнее в каждой машине их несколько штук.
Олегу одной показалось мало. Он схватил вторую такую же «дуру». Подбежал к опрокинутому фургону, прижался спиной к его холодному боку, взмахнул рукой с первой гранатой, ударил чиркашом о металл и швырнул её в чёрный провал двери. Тут же — вторую. Два почти синхронных оглушительных БА-БАХ! вытолкнули наружу клубы пыли и дыма. Не дожидаясь пока дым рассеется, Олег вскочил на ставший крышей бок фургона и, подняв карабин над головой, сделал несколько выстрелов.
Леонид с Толяном уже были возле Аркадия. Они перевернули его. По их внезапно обмякшим плечам, по тому, как Толян резко отвернулся, а Леонид опустил голову и с силой выругался, я понял — всё. Парнишка мёртв.
Тут бы погоревать, посокрушаться… Но времени не было. Лагерь нужно было зачистить до темноты. И аборигены, как выяснилось, были не так просты и безобидны, как нам всем думалось.
— Вокруг объедем! — Леонид хлопнул дверью «Зямы», плюхнулся в кресло и шумно выдохнув, смахивая рукавом пот и грязь со лба. Глаза его были красными, но пустыми.
Надо так надо, не стал я спорить, хотя сам хотел поступить иначе. Ведь если отвести женщин подальше, хотя бы метров за триста, туда где точно никого нет, и потом, после проверки, подкатывать туда машины с телегами и расставлять их по периметру, получится гораздо удобнее и безопаснее. Но сейчас не время для дискуссий.
— Баб не задави. На бугор целься, там могут прятаться… — Леонид прильнул к своей смотровой щели, разглядывая окрестности. Его голос был хриплым, но твёрдым.
Я выкрутил руль, объезжая сбившихся в кучу пленниц широкой дугой. Задавить никого не собирался, предупреждение было лишним. Но чувство габаритов машины, и без того притуплённое броней, сейчас почти отсутствовало. Почти полная слепота заставляла нервничать и перестраховываться. Каждая кочка, каждый куст казались потенциальной угрозой.
— Ни хрена не видать… как в танке… Только без дула… — бормотал Леонид, прилипший к щели. Он вдруг перехватил свой АК и, кряхтя, переполз на заднее сиденье. — Из люка погляжу… Хоть что-то видно будет!
Я дождался, пока он откроет верхний люк и высунется по пояс, зажав автомат между бронелистами.
— Гони! — скомандовал он сверху.
Я чуть прибавил газу, и на ближайший пологий бугор мы въехали уже на второй передаче.
— Стой! Справа! — внезапно рявкнул Леонид. Я тормознул. — Шестеро! К реке ломанулись! Видать, до темноты отсидеться хотели!
Я успел мельком увидеть несколько мелькающих в высокой рыжей траве спин, удирающих к серевшей вдали ленте реки.
— Тормози! — крикнул Леонид. И пока я останавливал «Зяму», сверху раздались спокойные, размеренные хлопки выстрелов. Не стрельба, а методичный отстрел. Как в тире. Один. Два. Три… Пауза. Ещё выстрел. Четвертый. Пятый… Шестой. Тишина.
Жалости не было. Даже наоборот, где-то в глубине снова шевельнулся тот самый охотничий азарт, холодный и беспощадный. Я выкрутил руль, направляя машину к следующему холму, поменьше, но тоже подозрительному.
— Чисто! — прокричал сверху Леонид. — Дальше!
Я тронулся. И в этот момент прямо перед капотом, буквально из-под колёс, из высокой травы вскочила фигура! Разглядеть не успел — глухой удар, «Зяма» дважды прыгнул, переехав что-то мягкое. И тут же сверху грохнул выстрел — контрольный.
— Добил, — пробормотал я про себя, чувствуя, как потеют руки на руле.
— Чудеса маскировки! — Леонид опустился в кабину, его лицо было сосредоточенным, без тени улыбки. — В траве лежал, сука, пластом! Если б не сдрейфил, вскочил — так бы и проехали мимо! Прямо под носом!
Ну да, а чего ещё ждать от детей степи? Они тут родились. Степь для них — и мать родная, и дом, и крепость. Она накормит, укроет, спрячет. Поэтому ещё до темнаты всё поле в радиусе километра надо гребнем мелким прочесать. Пропустим хоть одного такого «рембо» — беды не оберёшься… Вот только справиться впятером будет адски сложно. Точнее, вчетвером — забыл про Аркашу… Может, остальные патрули успеют засветло вернуться? Сколько ещё до ночи? Полчаса? Больше? Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, окрасив небо в багровые и лиловые тона. Научно не объяснить, но всегда так: диск висит-висит у края, а потом — р-раз! — и мгновенно гаснет, погружая степь в густые, непроглядные синие сумерки.
— Надо хоть с лобового броню снять, — словно прочтя мои мысли, пробурчал Леонид, снова прилипший к своей щели. — А лучше вообще расчехлиться… Смех, а не езда.
— Кто б спорил, — мрачно согласился я. — Тормозить? Снимать будем?
— К ребятам подъедь сначала. Осмотримся. Решим.
Снова развернул «Зяму», и не спеша, вглядываясь в сгущающийся сумрак через узкую бойницу лобовика, направил машину к месту недавнего побоища — к перевернутому фургону и телу Аркадия.
Аркаша лежал на том же месте, только его уже накрыли каким-то тёмным брезентом. Олег шарился в салоне «семёрки», видимо, выискивая что-то ценное. Толян топтался возле сидящих на земле пленниц, и судя по его ожесточённой жестикуляции — он что-то им объяснял, пытаясь успокоить. Женщины смотрели на него с немым ужасом.
Неоднозначное приобретение для нашей общины… Молодые, привлекательные барышни — я, конечно, не разглядывал толком, не до того было, но мельком отметил, что многие девушки как минимум не дурны собой.
Останавливаю машину напротив фургона, глушу мотор. Тишина после рева двигателя оглушила. Перекинув через плечо свой карабин, покидаю кабину.
Холодно. За рулём, в этой железной коробке с постоянно работающей печкой, я изнывал от жары и потел ручьями. А сейчас, на открытом ветру, сразу замёрз. Рубаха, мокрая от пота, прилипла к телу, и ветер, вечно гуляющий в степи, обдувал её, работая как ледяной испаритель. Досадно. Сейчас только ангины не хватает. Там, в нашем старом мире, ангина была делом плёвым. А здесь, где антибиотики — роскошь невероятная, всё гораздо серьёзнее. Так что надо будет переодеться, иначе беда. Хотя… чего это я? Наткнувшись взглядом на скорбный бугорок под брезентом, мне стало стыдно за свои мелкие мысли. Жара, ангина… Ерунда. Вот ему, Аркадию, действительно не повезло. Всего двадцать лет… И хотя близкой дружбы я с ним не водил, о его семье кое-что знал. В нашей маленькой деревне-общине вообще все про всех знают. Матери у него не было. Отец пропал в первые недели переноса. Живет он, точнее жил, с бабкой, Марфой Петровной. Женщина и раньше-то была не шибко адекватна, а после и вовсе тронулась умом. Но главное — у него осталась сестрёнка. Маленькая, лет семи-восьми, только в школу должна была идти… Понятно, что девочку не бросят, община воспитает. Но всё равно как-то мерзко на душе, будто косвенно виноват в его гибели.
Пока размышлял, автоматически занялся делом: снял с лобового и боковых окон бронелисты, накрепко зафиксировал их на внешних креплениях, чтобы на ходу не громыхали. Пользуясь тем, что Леонид направился к Толяну, который выхаживал перед пленницами, подошёл к опрокинутому фургону и заглянул внутрь.
Прикольно. Изнутри это была не машина, а настоящая кибитка кочевника. Стены, пол и даже потолок были завешаны толстыми, пёстрыми коврами с геометрическим орнаментом. Вместо кресел — занимавшая почти всё пространство здоровенная деревянная лежанка, обитая потёртым бархатом. При опрокидывании она с грохотом съехала и застряла в углу, завалив собой часть пространства.
Труп лежал в куче слетевших с лежанки подушек, одеял и прочего барахла. И ещё дымился. Нет, не сам труп — тлел ковёр под ним и обивка лежанки. Лица не разобрать — всё в копоти, крови и ожогах от наших «гранат». Шея вывернута неестественно. Одежда вполне современная: рваные джинсы, грязная футболка с непонятным принтом. На левой руке — крупный перстень из тусклого «белого металла» (серебро?). Правую не видно, она зажата под телом. Рядом валялось длинное, архаичного вида двуствольное ружьё, явно самодельное или очень древнее. Стволы толстые, приклад грубо вырублен. Обувь — мокасины из толстой коричневой кожи, стоптанные в дырки. Всё в пыли, в копоти, в крови. Пахло гарью, порохом и смертью.
Ну ладно, смотреть больше не на что. Решил дойти до Олега, он по-прежнему копался в салоне «семёрки».
— Не знаю нахрена аборигенам книги, — встретил он меня, не отрываясь от коробки, которую вытаскивал из багажника. — Но их тут куча. Тяжёлые.
Действительно, книг было много. Не библиотека, но три, нет, четыре картонных коробки, доверху набитые разнокалиберными томиками.
— Не скажи, в древности книги стоили очень дорого, некоторые даже на серебро по весу меняли, а бывало и на золото. Ты посмотри что здесь… Красивые обложки, мелованная бумага, твердые переплёты. Всё яркое, всё блестит. Один к одному ещё и мало окажется. А ты вообще чего тут?