Он минут пять ковырялся в настройках, включал, выключал, прислушивался, водил катушкой над землей, над сапогом, над моим автоматом (прибор визжал истерично). Только когда я с угрозой поднял лопату, он сдвинулся с места.
— Ну что, пищит? — спросил я, шагая рядом.
— Неа… Вначале, когда включил, пиликал как сумасшедший — наверное, на самолет так реагировал. А теперь молчит почему-то… — всё увереннее размахивая прибором перед собой, Леонид то приближался, то отдалялся от меня, описывая широкие дуги. Мы неспешно двигались вниз по склону, к реке, незаметно отдалившись от самолета на добрую сотню метров.
— Так может, когда он пищал, копать надо было? — пошутил я.
— Не… Это был ложняк… Погоди… — Леонид вдруг замер, наклонил голову, прислушиваясь. Потом сделал пару шагов влево, потом вправо. — Вот!.. Чуть слышно… Трень… Ещё… — Он начал водить прибором веером, сужая сектор. — Где-то здесь… Вот! Чётче! — Он остановился над ничем не примечательным участком выгоревшей травы. — Сигнал! Четкий, звонкий!
— Копать? — у меня внутри что-то ёкнуло. Я четко видел его сосредоточенность, слышал сквозь наушники его отчётливое «трень-трень», напоминающее колокольчик. Это не было похоже на глюк или нашу криворукость. — Ты уверен?
— Конечно! Чего ты ждешь? — Леонид уже отбросил прибор в траву и ткнул пальцем в землю. — Здесь!
— Ага, сейчас! За лопатой сбегаю! — Моя эйфория сменилась досадой. Захватив оружие, про лопату я забыл начисто, не веря всерьёз, что нам хоть что-то удастся найти так быстро.
— Куда спешишь? — Дядя Саша сидел на перевернутом ящике возле самолета, грел руки о кружку с чаем и щурился на поднимающееся солнце. На его обветренном лице играла загадочная полуулыбка. — Нашли что ль?
— Да не… Лопату не взял, — сдержанно ответил я, стараясь не обнадеживать ни его, ни себя. — Даже если чего и будет, копать-то нечем…
— Вон она, — он лениво махнул рукой, — возле хвоста валяется. Торчит.
Я заметил короткую лопатку с жёлтой ручкой, торчащую из травы. Схватив её, стремглав помчался обратно, чувствуя, как кровь стучит в висках.
— Не пропал сигнал? — Перебросив автомат за спину, я надрезал дёрн лопатой крест-накрест и одним движением вывернул пласт земли размером с лист бумаги А4. Под ним — обычная суглинистая почва.
— Отойди, — буркнул Леонид, подняв прибор. Он снова поводил катушкой над ямкой. — Пищит! Только… — он прислушался, сместился на полшага в сторону, — здесь чётче! Сильнее! Не в яме, а рядом!
Я снова обкопал указанное место, вывернул дёрн. Глубина — штык лопаты. Ничего.
— Сверху нету, видать глубже сидит, — Леонид не отрывал катушку от земли, звонкое «треньканье» в наушниках звучало отчетливо. — Копай здесь! — он ткнул пальцем почти в центр свежей выемки.
Я копнул глубже, погрузив штык в землю почти полностью. С усилием вывернул ком глины. И что-то тёмное, размером с крупное куриное яйцо, выпало из разломанного комка, глухо стукнув о край ямки и покатившись по траве.
— Ни хрена себе! — Леонид, быстрее меня, схватил находку. Его лицо исказила гримаса удивления. — Оно ж… звиздец какое тяжёлое!
На вид — неказистый, неровный, покрытый рыжевато-бурой коркой «камушек». Но вес! Когда он передал его мне, и я подкинул находку в ладони, сомнений не осталось. Тяжесть была неестественной, ощутимой. Это было золото. Настоящее. В руках.
Мы уселись прямо на выгоревшую траву, забыв про прибор, про лопату, про всё. Разглядывали самородок, передавая его из рук в руки, как святыню. Он был теплым от солнца и наших ладоней. Под рыжеватой коркой проглядывал тусклый, но неоспоримо жёлтый блеск.
— На сколько потянет, как думаешь? — спросил я, ощущая его солидную тяжесть.
— Кило, не меньше… — с благоговейным ужасом предположил Леонид. — Держишь двадцать тысяч долларов, минимум! А то и больше!
Я вспомнил школьные знания: плотность золота… Литр весил около двадцати килограмм.
— Надо мужикам рассказать… — предложил я, вставая и оглядываясь. Другие копатели были видны вдалеке, фигурками, медленно движущимися по склону. Пока ни у кого не было видно победных танцев или возбужденных криков.
— Для поднятия боевого духа? — усмехнулся Леонид, подбирая прибор.
— Угу. А то они как-то не активно двигаются. Видать, не везет пока. — Я кивнул в сторону рассредоточенной группы.
— Щас расскажем. Заодно и отметим, как договаривались! — Глаза Леонида хитро блеснули. Ещё до вылета он затащил в самолет несколько пол-литровых пластиковых бутылок с чистейшим, как слеза, самогоном.
Лопату и прибор оставили возле ямы — «пометили». И, чувствуя себя победителями, довольные, как коты, нашедшие кувшин сметаны, зашагали обратно к самолету.
— Нашли что ли? — Дядя Саша привстал со своего ящика, увидев наши сияющие лица. Он до сих пор пил чай.
— А то! — важно произнес Леонид, словно принёс трофей с охоты. — Вон, зацени, дядь Саш… — Он подкинул самородок в руке и протянул его летчику.
— Ох нихера себе! — Дедушка не сдержался. Его глаза округлились. Он переложил находку с ладони на ладонь. — Чё оно такое тяжёлое-то⁈ Будто свинец! Неужели золото?
Наверное, каждый, кто впервые берет в руки приличный самородок, задает этот вопрос. Все знают теоретически, что золото тяжелое, но на практике — другое дело. Колечко не впечатляет. А вот кусок весом в килограмм — это физическое ощущение невероятной плотности, материального богатства.
— Это на сколько же здесь? — продолжал изумляться дядя Саша, вертя самородок на солнце. Рыжая корка местами отслаивалась, обнажая тусклое, чистое золото. — На мильен? На целый дом?
— Выше бери! — Леонид уже ставил походный складной столик и выкладывал из рюкзака мясо, огурцы, пару луковиц. — Я тут как-то жене серёжки делал — так крохотные шарики потянули всего на два грамма, а денег с меня слупили почти десять тысяч! И это разбавленное, 585-й пробы! А тут — самородок! Чистое! Цена ему… — он свистнул, — до хрена!
— Ешки-матрешки… — присвистнул лётчик, осторожно положив самородок на стол, как хрупкую драгоценность. — И ведь наверняка он тут не один такой, всяко ещё есть…
Как будто в ответ на его слова, со стороны реки раздался победный, дикий вопль, больше похожий на рёв раненого зубра. Орал Чуи. Мы обернулись. Гигант, а с ним Рустам и Гаррик, побросав лопаты и приборы, что есть духу бежали к самолёту. Чуи махал руками над головой.
— Вот мужики! — запыхавшись, Чуи с размаху опустил на стол рядом с нашим самородком еще один комок земли. Он был чуть крупнее, более вытянутый, похожий на картофелину. — Хрипло выдохнул он, вытирая пот со лба. — Вона! Держи! Нашёл!
— Етить колотить… — пробормотал дядя Саша.
Я поднял находку. Тяжесть снова поразила. Она была солиднее нашей. Я представил гору патронов, ящики с оружием, канистры с бензином… Голова слегка закружилась.
— Оно как заорёт! — захлебываясь от восторга, вещал Чуи, размахивая руками. — Я аж подпрыгнул! Писк — как ножом по стеклу! Сразу понял — ОНО! Копаю! Раз! Два! А там — точно! Оно, блин! ОНО! — Словарный запас в этот момент был небогат, но экспрессия и мощь, с которой он произносил это магическое «ОНО!», передавали всё. Его лицо сияло чистой, детской радостью первооткрывателя.
На его крики подтянулись и остальные. Виктор Петрович, Башкир, братья Кармашкины. Но находок, кроме наших двух «яичек», ни у кого не было. Фёдор Кармашкин сдержанно протянул руку:
— Вот… Нашёл пока только это… — На стол легла маленькая, зеленоватая от патины стрелка с боковым шипом и ушком для крепления. — Наконечник, похоже, скифский…
Она выглядела сиротливо рядом с массивными самородками.
— Жаль весы не догадались взять… — посетовал Пётр, разглядывая золотые комки. — Гарик, у тебя нет, часом, безмена?
— Не… — Гарик помотал головой, не отрывая глаз от самородков. — Батарейки в моём кончились, а аккумов таких нема… Да и толку? На глаз ясно — богатое место!
Он вдруг резко повернулся и пристально посмотрел на Леонида.
— Слушай, а ты где свой кусок нашел? Место отметил?
— Вон, фискарь торчит, — ответил за Лёню Чуи, указывая куда-то в степь. — Видишь? Желтая ручка.
— Фискарь? — переспросил я, не поняв.
— Лопата финская, Fiskars, — пояснил Пётр. — Отсюда и «фискарь». Крепкая штука.
— Ага, — Гарик хмыкнул и, ничего не говоря, решительно зашагал в указанном направлении, к торчащей вдали ручке лопаты. Его прибор был уже на плече.
— И чего? — Леонид разливал самогон по алюминиевым кружкам. — Давайте, мужики, за удачу что ли?.. За начало! — Он потряс пустую бутылку и с силой, с оттяжкой, запулил её в степь. Пластик блеснул на солнце и скрылся в траве.
— Чего, Леня, хрюшка наружу просится? — поддел дядя Саша, ехидно ухмыляясь. — Мусорить в чистом поле?
— Да иди ты! — отмахнулся Леонид. — Меня всю жизнь к чистоте приучали: фантики от конфет подбирал, бутылки в урну носил! А они мне — ой, природа погибнет! Ой, экология! Типа твой кусок пластика станет последней каплей!
— А тут — глянь! — продолжил дядя Саша, широко махнув рукой, очерчивая бескрайнюю степь. — Чистота! Первозданность! Никем не тронутое! И вдруг ты — бутылку шмяк! Нагадил на девственницу. Возьми Леня пирожок, закуси. — Он протянул Леониду кусок мяса с огурцом.
— Да иди ты… — Леонид неторопливо, маленькими глоточками, влил в себя крепкую, обжигающую жидкость. Его лицо покраснело. — Хорошо пошла!
— И не говори, — поддержал его Башкир, одним махом опрокидывая свою порцию. Он поморщился, потом глубоко вздохнул. — Такую бы удачу, да мне под катушку… лет десять назад… — Он с сожалением посмотрел на золото, сверкавшее на столе, и подцепив двумя пальцами огурец, шумно занюхал. — Уфх… Тогда б я… Эх!
— Десять лет назад здесь дно водохранилища было, — спокойно заметил Виктор Петрович, смакуя свой самогон. — Под семьдесят метров воды. И золотом даже не пахло. Это сейчас тут суша, горы. А когда прииски работали, ещё до затопления, их срыли, грунт перемыли. И вот эти самые самородки, — он ткнул пальцем в золото, — скорее всего, и были тогда подняты.