[36] и Имельдой Маркос[37] в одном лице.
— Боюсь, что так долго я ждать не могу. — Подавив в себе остатки гордости, Лайла решила быть с мисс Скордато полностью откровенной. — Мне необходима работа именно сейчас. Любая работа. — Она старалась, чтобы в ее голосе звучала мотивация, а не крайняя нужда в деньгах, но из этого ничего не получилось. Лайла почувствовала, как на ее глазах выступают слезы.
Выражение лица мисс Скордато немного смягчилось.
— Знаете, что я вам скажу? Упорядочьте свои компьютерные познания и загляните к нам через несколько недель. Возможно, тогда я смогу что-нибудь подобрать для вас, — сказала она с уже большей теплотой в голосе.
Лайла встала и вежливо пожала руку мисс Скордато, поблагодарив за уделенное ей время. Но она уже понимала, что, если придет сюда через две недели… месяц… год, ответ будет таким же.
Идя к выходу, Лайла чувствовала, как ее плечи опускаются под непосильным бременем сложившейся ситуации. Она с горечью избавлялась от своей индивидуальности, и вскоре от прежней Лайлы почти ничего не осталось. В этот момент для нее прекрасным выходом была бы полная амнезия. По меньшей мере не было бы всех этих сожалений, тягостных воспоминаний и гнетущего ощущения потери.
В вагоне метро по дороге в апартаменты Колдуэллов на углу Мэдисон и 92-й улицы она лениво листала оставленный кем-то на сиденье прошлый номер журнала «Нью-Йорк», когда натолкнулась на объявление о предоставлении «эскортных услуг». «Раньше я даже не поняла бы, что речь идет о девушке по вызову», — подумала Лайла. И дело было не в том, что она еще недостаточно доведена до отчаяния и способна пробовать в своем положении все что угодно; ясно другое: кому нужна девушка по вызову с морщинками в углах глаз и следами растяжек на коже?
Нет, решила Лайла, ей остается только одно. Она откладывала это до самого последнего момента — даже не из гордости, а скорее от стыда, — но теперь, перепробовав все свои возможности, наконец решилась. Она должна сделать звонок человеку, которого панически боялась, но в чьей власти было помочь ей… преобразить жизнь одним щелчком пальцев… Человеку, который среди всех, кого она знала, был меньше всего расположен сделать это.
Абигейл.
— Богатые люди как раз для того и держат секретарей, чтобы не давать свои телефонные номера в справочники и отсекать всех так называемых друзей, досаждающих им просьбами. — Голос Вона по спутниковой связи странно потрескивал. Он звонил откуда-то из Намибии, где снимал фильм о миграции стада редких пустынных слонов.
— Я бы никогда не сделала этого, если бы не была доведена до отчаяния, — сказала она в трубку. — К тому же я ведь не собираюсь просить милостыню.
— Послушай, сестренка, я понимаю, что ты относишься к этому шансу, как наши солдаты — к последнему вертолету из джунглей Вьетнама, но не кажется ли тебе, что Абби, возможно, слегка, скажем так, обижена на тебя?
Это не было простыми выдумками брата: Вон и Абигейл переписывались годами. Содержанием этой переписки Вон никогда не делился, но Лайла и так прекрасно понимала, что у Абигейл были все основания считать себя обиженной.
— Ты прав. Я должна извиниться перед ней, — быстро согласилась она. — И в этом я вижу возможность наконец сделать то, что должна была сделать много лет назад. — Она понимала, что в ее устах это заявление звучит довольно неискренне, особенно учитывая тот факт — и Вон знал об этом, — что раньше она не предпринимала ни малейших усилий, чтобы связаться с Абигейл. Правда, он не знал о множестве писем, которые она начинала писать Абигейл и которые никогда не заканчивала. Но какое это все имело значение? Это было так давно! Она действительно не отослала ни одного из этих писем, и все они, скомканные, в итоге оказались в корзине для бумаг. По сути Лайла просто бросила Абигейл в трудную минуту. А теперь они поменялись местами. Поэтому она догадывалась, что любые ее попытки поправить ситуацию будут восприниматься как преследующие корыстные цели, но все равно была готова рискнуть. Другого выбора у нее просто не оставалось.
— К тому же это и для самой Абигейл может быть хорошо, — продолжала Лайла с уверенностью, которая даже ей самой показалась деланной. — Я ведь все-таки не какой-то обычный проситель, у меня действительно есть что ей предложить. Это не будет улицей с односторонним движением.
— Думаю, все зависит от того, как на это посмотреть, — с сомнением ответил Вон. — Просто попробуй поставить себя на место Абигейл. Больше двадцати лет от твоей лучшей подруги ни слуху ни духу, и тут вдруг она появляется, нежданно-негаданно, чтобы сокрушенно сообщить, как ей жаль, что она сломала тебе жизнь, а затем спросить: «Да, кстати, чуть не забыла: нет ли у тебя случайно какой-нибудь работы для меня?»
Вон, как всегда, видел Лайлу насквозь. Это была одна из тех черт, которые она любила в брате больше всего: он знал ее лучше других и всегда говорил с ней напрямик. Как бы Вон ни поддерживал ее во время этого тяжелого испытания, он все равно никогда не убаюкивал ее и не выбирал смягчающие выражения. Когда ему стало понятно, что Гордон идет ко дну, он предупредил сестру, чтобы она поприжала своих должников. Совет, который, безусловно, был бы для нее очень полезен, если бы к этому времени все эти должники уже благополучно не скрылись. Честно говоря, она очень ценила откровенность брата, но сейчас ей было тяжело это слышать.
Она шумно вздохнула.
— Я поняла тебя, Вон. Но не кажется ли тебе, что ты немного утрируешь? Собственно, это не я поломала ей жизнь. Это наша мать уволила Рози; я там была просто сторонним наблюдателем. О’кей, признаю, я повела себя далеко не лучшим образом, но не нужно делать из меня какую-то ужасную личность. Я просто была глупым ребенком.
— Я не спорю, — ответил Вон, в голосе которого звучала любовь. — И конечно, ты не единственная, кто виноват в случившемся. Каждый раз, когда я вспоминаю об этом отвратительном эпизоде, меня начинает мутить. Рози могла делать или не делать этого — поверь, у меня лично есть масса сомнений в отношении официальной версии происшедшего, — но Абигейл точно не должна была пострадать.
— Однако виновата не только наша мать. Отца это тоже касается, — напомнила Лайла. — Он ведь мог что-то предпринять.
— У него была своя причина: если бы он вмешался, то признал бы, что мать слишком плохо соображает, чтобы понять, какой бред она несет, — раздраженно сказал Вон.
Дело было не в том, что их мать превратилась в хроническую алкоголичку. Вон винил отца за то, что он был слишком слаб и не смог увидеть ситуацию в истинном свете, а тем более бороться с ней открыто. Он просто устранился. Более того, он бросил их мать, чтобы жениться на другой женщине, своей секретарше, которая была почти на двадцать лет моложе его и которую, как потом оказалось, интересовали только деньги. Но это была не единственная причина, вызывающая у Вона горечь от воспоминаний. В отсутствие отца вся ответственность по уходу за матерью, которая становилась все более и более зависимой, легла на плечи Вона и Лайлы. Больше никого не было: ни одна из домоправительниц, которых они нанимали после Рози, не задерживалась у них дольше, чем на несколько месяцев. Как только они понимали, что происходит в доме, тут же увольнялись. Да и кто в здравом уме не поступил бы точно так же? Когда Вону исполнилось восемнадцать, ему пришлось отказаться от вступления в Корпус мира, потому что он не мог бросить заботы по хозяйству и дому на Лайлу, которая параллельно продолжала учиться в университете Вандербильта.
Оглядываясь назад, она понимала, что увольнение Розали стало катализатором затяжного и медленного развала их семьи. И все же настоящие его причины оставались тайной и по сей день. Даже если Розали действительно украла злополучное ожерелье, что казалось маловероятным и совершенно не соответствовало характеру этой женщины, возникал вопрос: для чего ей все это было нужно? В деньгах она не нуждалась, поскольку родители Лайлы были людьми щедрыми: они даже предлагали оплачивать учебу Абигейл в колледже. Но если Розали была ни в чем не виновата, как могло ожерелье оказаться среди ее вещей? Может, к этому приложила руку их мать, о чем еще тогда смутно намекала Абигейл? И если это так, то почему? Разве у ее матери могли быть какие-либо разумные причины, чтобы пытаться избавиться от человека, от которого она так сильно зависела? Все это не имело ни малейшего смысла.
— Жаль, что я не могу вернуть все назад, — вздохнув, с сожалением сказала Лайла. — Сейчас я многое поняла и поступила бы совсем иначе. — И дело было не только в том чувстве вины, которое угнетало ее столько лет. Последние злоключения дали ей возможность по-новому взглянуть на то, что, вероятно, чувствовали Абигейл и ее мать, когда их выгоняли из единственного дома, который у них был.
— Послушай, — произнес Вон, — если тебе нужны только деньги, я могу позвонить в свой банк и они переведут на твой счет какую-то сумму. Серьезно, сестренка, я действительно хочу дать тебе это. Сейчас не время упрямиться.
Они уже проделывали такое и раньше, но, несмотря на заманчивость предложения Вона, Лайла твердо стояла на своем. Возможно, гордость свою она уже принесла в жертву обстоятельствам, но какое-то достоинство у нее еще оставалось. Это было бы просто непорядочно по отношению к брату. Эти деньги могут ему и самому пригодиться на черный день.
— Спасибо, но нет. Ты уже и так слишком много для меня сделал.
— Мои деньги просто пролеживают там, — настаивал он. — Правда, для меня все это пустяки.
— А для меня — нет, — отрезала Лайла. — Только не думай, что я не ценю этого. Поверь, я очень благодарна тебе, причем гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Но я уже большая девочка. Я не могу выжимать соки из своего брата до конца жизни. Когда-то нужно и самой начинать заботиться о себе. — Смелые слова, которые, впрочем, нисколько не уменьшили ее опасений.