ую.
— А он тебе сказал об этом?
— Определенно — нет. Но это постоянно присутствует между нами, словно невидимая стена.
— Если бы ты поговорила с ним об этом, ваши отношения, думаю, изменились бы к лучшему. — Вон понимал, что его советы — да еще женщине, с которой он в своих фантазиях занимался любовью, — имели примерно ту же ценность, что и рекомендации доктора-шарлатана при проведении операции на сердце, но решил, что попробовать все равно стоит.
— Я пыталась говорить с ним, — ответила Абигейл. — Но мы только ходили вокруг да около, так ничего и не выяснив. Я не обвиняю Кента. В основном я во всем виновата сама.
— Не нужно быть к себе такой строгой. — Вон, конечно, не был большим специалистом в семейных делах, но он твердо знал, что подобные вопросы в одиночку не решаются.
— Да? Тогда кого же мне винить? — В ее глазах сверкнули искры былого огня. — Кент не тот человек, который станет менять свои приоритеты. Я так горбатилась над тем, чтобы сделать себе имя, что совершенно потеряла из виду, для чего все это вообще делается. А теперь, как бы я ни старалась улучшить ситуацию, получается только хуже. А Феба! Она почти не разговаривает со мной… Знаешь, сегодня вечером дочь едва прикоснулась к ужину, который я с таким старанием готовила. Что касается Кента… он даже не хочет прикасаться ко мне. — Губы Абигейл скривились в болезненной усмешке. — Вот видишь. Ты еще не пожалел, что попросил меня поделиться с тобой моими проблемами?
— Нет, вовсе нет. Я никогда не был женат, и поэтому, наверное, я не тот человек, к которому стоило бы обращаться за советом в подобной ситуации. Но слушать я умею. — Вон взял ее за руку, продев свои пальцы между ее пальцами.
Абигейл с благодарностью взглянула на него, а затем сокрушенно произнесла:
— Ты последний человек, которого я стала бы нагружать своими проблемами. Должно быть, ты считаешь меня самой эгоцентричной женщиной на земле. Что у меня за беды по сравнению с твоими?
Он улыбнулся.
— Это не соревнование.
— И все-таки. Посмотри на себя, ты весь дрожишь. И вообще, что ты делаешь на этом холоде? Ты можешь… — Она резко умолкла, так и не произнеся запретного для него слова — простудиться.
Вон нарушил возникшую неловкую паузу, вынув из кармана конверт с чеком оплаты билетов на «Янкиз».
— Я пришел, чтобы поблагодарить тебя, — сказал он. — Я не знаю, как отреагировать… С твоей стороны это невероятно щедрый подарок. Он, наверное, стоит целое состояние.
— Я могу позволить себе… К тому же мне хотелось, чтобы у тебя было что-то такое, чем ты действительно можешь воспользоваться.
— Надеюсь, что у меня будет такая возможность, — ответил Вон, и улыбка его слегка поблекла.
— Не смей так говорить. — Абигейл нахмурилась и крепче сжала его пальцы, словно боялась, что он неминуемо ускользнет от нее. — Тебе предстоит еще долгая-долгая жизнь. В этом смысле я больше переживаю за «Янкиз», чем за тебя, потому что сейчас они явно сбросили обороты, — с дрожащим смехом добавила она.
— А у меня нет для тебя подарка, — смущенно сказал Вон.
— Не глупи. Ты сейчас сделал мне самый дорогой подарок. — Абигейл улыбнулась. — Пока ты не пришел, я тут потихоньку сходила с ума. Спасибо, что поговорил со мной, иначе не знаю, как бы я поступила в такой ситуации.
— Пожалуйста. — Он сделал галантный жест, словно прикоснулся к невидимой шляпе. — Мое ухо всегда к вашим услугам. И плечо тоже, если понадобится.
— Ну, в таком случае… — Абигейл уютно прижалась к Вону и положила голову ему на плечо. Его шею щекотал мех ее шубы и еще что-то, более мягкое и шелковистое, — волосы, догадался он. Ее голос изменился: — Кстати, веселого тебе Рождества. Искренне надеюсь, что оно получилось веселым.
— Очень. — Вон подумал о компании, собравшейся в маленькой квартирке, чего еще шесть месяцев назад он и представить себе не мог.
— Вот и хорошо. По меньшей мере хоть у кого-то из нас оно удалось. — Наступило молчание, а затем вновь послышался ее голос, на этот раз уже более мягкий: — Вон… А ты когда-нибудь задумывался над тем, что было бы, если бы нас с мамой тогда не выставили из дома? Я имею в виду, что было бы с нами. Если бы ты и я… если бы мы… — Неоконченная фраза повисла в воздухе, но по ее тону он понял, что их короткая интерлюдия на карьере в ту далекую ночь не была для нее давно забытым эпизодом юности. Абигейл тяжело вздохнула. — Думаю, что твои родители быстро положили бы этому конец, как только узнали бы.
— Вряд ли они могли бы нас судить, — довольно жестко ответил Вон. — Твоя мать спала с моим отцом, а моя большую часть времени была пьяна.
— И все-таки… ты задумывался над этим? — Абигейл подняла голову и заглянула ему в глаза.
— Эта мысль, — сказал он, тщательно подбирая слова, чтобы не испортить то, что у них было в данный момент, здесь и сейчас, — иногда приходила мне в голову.
— И ты представлял, как могло бы все обернуться?
Вон попытался вспомнить, что он ощущал тогда. Он твердо знал, что не был обычным, сексуально озабоченным подростком, думавшим только о том, чтобы пополнить свой счет побед. На самом деле он был влюблен в Абигейл. К тому моменту когда он перешел к действиям, это уже длилось некоторое время, хоть ему и удавалось скрывать свои чувства.
— Думаю, что мы с тобой не смогли бы тогда во всем разобраться, — честно признался он.
Она понимающе рассмеялась. Они помолчали, а затем Абигейл с несвойственной ей робостью произнесла:
— Вон, не мог бы ты сделать одолжение и поцеловать меня? Ради памяти о нашем прошлом.
Не задумываясь ни на секунду, Вон наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Ее дыхание было сладким от вина и чего-то еще, тонкого и изысканно пряного. Неожиданно для него самого поцелуй стал глубоким; Вон обнял ее, забыв в этот миг обо всем на свете — о том, что он болен, а она замужем, — желая большего, чем простое воспоминание об их юности. Абигейл тоже поддалась этому порыву, губы ее раскрылись ему навстречу, тело в его руках стало мягким и податливым. Вон чувствовал, что она дрожит, — и не только от холода, как он догадывался. Рожденный ностальгией душевный подъем, почти издевательски сладкое прикосновение их губ, превратилось в нечто намного большее, чем то, о чем они оба договаривались вначале.
Вону потребовалась вся его сила воли, чтобы оторваться от нее.
— Тебе нужно идти в дом, — прошептал он, ослабляя свои объятия.
— Ты прав, — согласилась Абигейл. — Здесь очень холодно. — Тем не менее она не сразу поднялась со скамейки.
— Я сейчас больше думаю о твоей семье, — сказал он. — Они, видимо, уже беспокоятся, и гадают, что же могло тебя задержать.
— Сомневаюсь. Но спасибо, что подумал об этом. Кстати, чтобы внести окончательную ясность. Мы бы с тобой тогда определенно запутались бы. — Перед тем как уйти, она быстро улыбнулась ему и, направляясь к дому, тихо бросила через плечо: — Счастливого Рождества, Вон.
Глядя, как она уходит в дом, и до сих пор чувствуя на губах сладкий вкус ее поцелуя, Вон понимал, что они вступили на территорию, откуда нет возврата. В голове мелькнула мысль: «Да ты, парень, влип», — и впервые за очень долгое время при этом не имел в виду свою болезнь.
Закрыв за собой раздвижную дверь во внутренний дворик, Абигейл задержалась, прижавшись лбом к холодному стеклу. Через закрытые жалюзийные двери в гостиную она слышала голоса мужа и дочери. Феба перешла от мелодий мюзиклов к более традиционному рождественскому репертуару. Сейчас она играла «Зимнюю сказку». Кент подпевал несколько скрипучим, но приятным тенором. Абигейл дрожала в своей норковой шубе. Она так промерзла, словно стояла здесь голая. Ее состояние можно было описать двумя словами — холод и встряска. «Как мартини», — подумала она. Да, именно это она могла бы позволить себе прямо сейчас: глоток бодрящего напитка для снятия напряжения. Более действенного средства для такого случая, наверное, не найти.
Поцелуй Вона, каким бы сладким он ни был, только подтвердил, что брак ее зиждется на зыбкой почве. Если Абигейл надеялась, что это положит конец бесконечным изводящим вопросам и принесет ей облегчение (именно такую нелепую концепцию представил ее бывший психоаналитик, если это вообще можно считать концепцией), то на самом деле эффект оказался прямо противоположным: она сейчас была сильнее сбита с толку, чем когда-либо. Какое чувство она испытывает к Вону? Любовь ли это? Или она просто пытается таким образом вернуть более безмятежное время из своего прошлого? Что-то такое, за что она сможет уцепиться, когда жизнь, которую ей удалось выстроить для себя (как выясняется теперь, из некондиционного строительного материала), начнет раскачиваться на краю пропасти?..
В данный момент не только ее брак находился в опасности. В начале этой недели Перес сообщил, что мать погибшей девушки, сеньора Дельгадо, настойчиво ищет встречи с Абигейл, предположительно, для какого-то решительного объяснения, как подтвердил ее родственник. Чего хочет эта женщина? Больше денег? Но она отказалась от денег, которые ей от имени Абигейл предлагал Перес. Возможно, она рассчитывает на большую сумму и думает, что получит ее, встретившись с Абигейл лицом к лицу? Но сама Абигейл почему-то догадывалась, что дело тут не в этом.
Тогда какова ее истинная цель? Отомстить?.. Вполне вероятно, что ей хочется сделать эту трагедию достоянием публики, сделать Абигейл новым объектом для безжалостной своры репортеров. Какими бы ни были намерения сеньоры Дельгадо, одно было ясно: ее пребывание в этой стране несло опасность.
Абигейл сейчас как никогда жалела о том, что тогда последовала совету Переса. Ей нужно было сразу после пожара полететь в Мексику и самой встретиться с этой женщиной, хотя бы для того, чтобы выразить ей свои искренние соболезнования. А теперь было уже поздно — того, что сделано, не воротишь.
Абигейл выпрямилась и глубоко вдохнула.
— Счастливого Рождества, — мрачно поздравила она себя.