зад, когда она произносила их в первый раз. — На самом деле, если бы в тебе была хоть капля здравого смысла, ты убежал бы от меня, как от чумы. Посмотри внимательно: вокруг меня одни неприятности. Я плохой выбор для тебя. Если бы я была хорошей женой, мой муж, возможно, и не… — Она умолкла, чувствуя, как по телу прокатилась волна дрожи.
— Уверяю тебя, Лайла, я совершенно не похож на твоего мужа.
Лайла неожиданно взвилась:
— Не говори мне о моем муже! Ты ничего о нем не знаешь! — Умом она понимала, что реагирует слишком резко, но это все равно не могло сдержать эмоции, которые сейчас просто захлестывали ее. — Мы знакомы всего несколько месяцев. Это ничтожно мало. Я была замужем за Гордоном почти двадцать лет. Мы прожили вместе целую жизнь.
— Я отношусь ко всему этому с большим уважением. — Нахмурившись, Карим тоже встал, и на лице его появилось озабоченное выражение. — Я уверен, что он был хорошим человеком, достойным того, чтобы ты его любила. Мне только хотелось сказать, что я бы никогда не смог причинить тебе боль.
— Он тоже не хотел причинять нам боль. Несмотря на все свои проступки. Он любил нас. Я в этом никогда не сомневалась.
— Но тогда, несомненно, он хотел бы, чтобы ты вновь была счастлива! Ведь так?
У нее не было ответа на этот вопрос. Слова Карима смутили ее. Милые, чувственные, образные слова, как в подаренной ей книге стихов, слова, которые струились, словно дым из трубки с опиумом, затуманивая ее сознание. Но она не могла позволить этим словам одурманить ее. Если бы она сейчас отдалась Кариму, это было бы обусловлено неправильными причинами. А сможет ли она честно сказать себе, — если, конечно, наступит такой момент, — что ее решение не имело ничего общего с нынешним чувством одиночества и уязвимости?
— Я не могу говорить об этом прямо сейчас, — с грустью произнесла Лайла. — Мне нужно работать. — Она отвернулась от него и, резкими движениями сбрасывая на ковер подушки и сдергивая смятые простыни, начала заправлять постель, на которой только что едва не стала жертвой падения.
Карим с минуту смущенно стоял рядом, скрестив руки на груди и наблюдая этот бурный всплеск энергии, после чего со смиренным вздохом пробормотал:
— Ладно, как хочешь. Пока ты не примешь другого решения, мы будем вести себя так же целомудренно, как Лейли и Меджнун.
Лайла выпрямилась и посмотрела на него. Она смутно помнила знаменитую историю двух верных влюбленных из курса восточной литературы, который слушала в колледже.
— Но ведь они там оба в конце умерли?
— Только после того, как Меджнуна довели до сумасшествия.
Лайла не могла сдержать улыбки и не оценить столь тонкого ученого способа довести свою точку зрения. Слегка смягчившись, она произнесла:
— Ну, единственное место, куда могу довести тебя я, это благотворительный вечер в субботу. Да и то, если мы при этом возьмем твою машину. — Увидев, как просветлело лицо Карима, она поспешила добавить: — Я по-прежнему настаиваю на том, что сказала тебе, но это не значит, что мы не можем быть друзьями.
Он почтительно кивнул.
— Нил тоже может поехать с нами, если захочет.
— Спасибо, но я уверена, что сын предпочтет отправиться туда с Фебой.
Карим что-то пробормотал в ответ… а может быть, это было всего лишь завывание ветра за окном. Она наклонилась, чтобы собрать с пола постельное белье, а когда поднялась, его уже не было. Прижимая к груди кипу простыней, Лайла слышала приглушенный звук его шагов на лестнице. Через минуту на улице хлопнула крышка багажника ее автомобиля.
Продукты. Она совсем о них позабыла.
Лайла опустилась на матрас, ноги внезапно стали ватными. Сердце бешено стучало в груди, дыхание было коротким и прерывистым.
«Может быть, я и призрак, — подумала она, — но я еще далеко не мертва».
На следующий день рано утром Лайла села в поезд и поехала навестить Вона. Сейчас наступил перерыв между курсами химиотерапии, и он чувствовал в себе достаточно сил для продолжительной прогулки, так что они, несмотря на предупреждение синоптиков о возможности новой снежной бури, пошли пешком до самого Рокфеллер-центра. Когда они добрались туда, был уже почти полдень и из-за облаков появилось солнце. Оба были тепло одеты, чтобы сидеть в такую погоду на улице; Вон купил в торговом автомате мягких крендельков, и они устроились на лавочке, чтобы съесть их.
— Посмотри на себя. Ты выглядишь вполне по-человечески, — сказала Лайла.
Он отломил кусочек кренделя и бросил его голубям, собравшимся у их ног. У брата снова начали отрастать волосы; они напоминали бледный пушок, какой в младенчестве был на макушке у Нила. Кроме того, Вон немного набрал в весе и сейчас уже не выглядел так, будто утопает в собственной одежде.
Он повернул к ней голову и улыбнулся.
— По сравнению с чем? С ходячим трупом?
Несмотря на легкий, непринужденный тон, Лайла услышала в его голосе нотки, заставившие ее насторожиться. Может, Вон чего-то не договаривает?
— Кстати, как прошел вчерашний прием у доктора? — спросила она, надеясь, что говорит ровно, без волнения.
Ей очень хотелось побыстрее узнать о результатах первого осмотра после химиотерапии в пятницу, но она сдерживалась до этого момента, потому что знала, как Вон ненавидит, когда его торопят. Однако терпения уже не осталось, и Лайла решила: что бы там ни было, она должна знать это.
— Через две недели я начинаю новый курс химиотерапии, — сообщил Вон.
Голос его звучал бесстрастно, таким тоном он вполне мог бы говорить о погоде (ясно, на севере формируется область высокого давления), но она слишком хорошо знала брата. Так он вел себя, когда чего-то боялся.
— И что это означает?
— Если коротко, то ситуация далеко не безнадежная, но… сказать, что я выкарабкиваюсь, пока нельзя.
— А можно немного поконкретнее?
Увидев в глазах сестры тревогу, Вон потянулся к Лайле и успокаивающе сжал ее руку, затянутую в перчатку.
— Понимаешь, я знаю, что ты сразу же начнешь делать какие-то выводы, поэтому и не тороплюсь говорить что-то определенное. А ведь это неплохие новости.
— Но и на хорошие новости это тоже как-то не очень похоже. Вон, ты мне чего-то не договариваешь?
Он бросил на нее долгий взгляд, явно пытаясь сообразить, как выкрутиться из этого положения. Но затем, видимо решив, что у нее все равно есть его номер телефона и что она не отстанет от него, пока он все ей не расскажет, Вон, тяжело вздохнув, в конце концов сдался.
— Никакого повода для паники нет. На томографическом снимке высветилась всего одна небольшая пораженная область. Во всем остальном я чист, как стеклышко. — Он кинул голубям остаток своего кренделя и медленно поднялся на ноги. — А теперь, поскольку нет непосредственной угрозы, что я прямо сейчас сыграю в ящик, почему бы нам не завершить эту дискуссию и не поговорить о чем-нибудь другом?
Лайлу подмывало наехать на него, настоять на том, чтобы он рассказал ей все в мельчайших подробностях, но она опасалась, что из-за ее напористости Вон только еще больше замкнется. Во всяком случае он уже сказал ей все, что собирался. Теперь ей оставалось только терпеливо ждать и верить, что доктора знают, как с этим справиться.
— О чем бы ты хотел поговорить? — спросила она, идя рядом с ним.
Вон пожал плечами.
— Не знаю. Тебе виднее.
Что-то в его голосе заставило ее насторожиться.
— Ты говоришь так, будто считаешь, что я от тебя что-то скрываю.
— Правда? — Он повернулся и испытующе посмотрел на нее.
— Нет. А почему ты спрашиваешь?
— Простое любопытство. Ты по-прежнему встречаешься с этим парнем, с Каримом? Кстати, хороший парень. Он мне очень даже понравился.
Она нахмурилась.
— Я с ним не встречаюсь. Я же говорила тебе — мы просто друзья.
— Значит, другого мужчины у тебя нет?
— Конечно нет. Неужели ты думаешь, что я бы скрыла от тебя, если бы у меня кто-то появился?
— Могла бы и скрыть, если он, скажем, человек женатый.
— Ну какого черта я бы стала встречаться с… — Лайла резко прикрыла рот ладонью, внезапно догадавшись, к чему он клонит. Ну конечно! Она вдруг поняла многие вещи, которые раньше никак не могла связать. — Ты тогда поговорил с Абби, верно? — Вон не стал этого отрицать, и она продолжила: — Так вот почему она следит за мной, будто я к чему-то причастна! Неужели она подозревает, что между мной и Кентом что-то есть? — Она вдруг расхохоталась. — Но самое невероятное, что и ты, похоже, купился на это. Как ты мог хоть на минуту подумать, что я могу так низко пасть?!
Лицо Вона смягчилось, он явно раскаивался.
— Я не собирался тебя ни в чем обвинять, сестренка. Мне просто нужно было знать. Вот и все.
— Что ж, теперь ты знаешь. — Честно говоря, гнев ее в большей степени был обращен на Абигейл, а не на Вона. Обвинять ее в таких низких вещах! — А что касается Абигейл, то на ее месте я уж точно лучше помолчала бы! Если кому-то и есть смысл беспокоиться, то это как раз Кенту.
Вон искоса взглянул на нее.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты сам все прекрасно понимаешь. Или ты по-прежнему будешь утверждать, что проводишь с Абби столько времени просто потому, что тебе больше делать нечего?
— Я с ней не сплю, если ты это имеешь в виду, — пробормотал Вон.
— Я этого и не говорила. Но совершенно точно об этом думаешь, иначе не стал бы все так поспешно отрицать. И если уж мы затронули эту тему, скажи, что на самом деле происходит между тобой и Абби?
Его глаза предупреждающе блеснули.
— Я ничего не должен объяснять тебе.
— Мне — наверное, нет. А вот с Джиллиан, думаю, тебе придется объясниться.
— С чего бы это? Ее это тоже не касается.
— Хотя бы потому, что она по тебе с ума сходит.
— Если это и так, я не делал ничего, что могло бы способствовать этому.
Лайла, которая всегда чувствовала настроение Вона, поняла, что брата мучают угрызения совести и что она задела его больное место, хотя он и старался говорить безразличным тоном. Она не могла не догадаться, что в глубине души Вон переживает, видя страдания Джиллиан; в особенности еще и потому, что она так добра к нему. При других обстоятельствах он бы не стал злоупотреблять ее чувствами и переселился бы в гостиницу… или уехал куда-нибудь… Но это был не выход. Пока он не преодолеет болезнь, ему нельзя оставаться одному.