Конечно во всех городах Америки давным-давно выходили респектабельные печатные издания: сухие, уравновешенные, с аналитикой, объективным изложением фактов и непременно высоким духом нравственности и общественной морали. Разумеется, народ такую тягомотину не читал, а потому явно скучал, находя утешение в средневековых романах. Первым проинтуичил фишку Иосиф Пулитцер amp; Family - открыл целую пачку незатейливых газет, которые быстро превратились в персональный Клондайк. Через некоторое время в ту же нишу проник Уильям Хёрст, где и обыграл своего учителя.
За пределами своих редакций Уильям Хёрст демонстрировал похвальный популизм: был ярым сторонником суфражизма, перехода на восьмичасовой рабочий день. И даже запомнился как пламенный борец с коноплей. Его грандиозная кампания по демонизации марихуаны увенчалась успехом: в 1937 году Конгресс наложил запрет на культивирование этого вредного продукта.
Ну, а особую народную любовь Уильям Хёрст снискал многочисленными кампаниями борьбы с национальными меньшинствами и эмигрантами-нелегалами, которые «бесстыдно крали рабочие места у честных граждан». Особенно крепко доставалось от газетного магната «ленивым, вечно шмалящим косяки испаносам и мексиканерам».
Наверное, так выглядит изнутри сознание сумасшедшего, вернее, идиота, потому что у сумасшедшего мысль движется, так сказать, по одной дорожке. А здесь, никакой дорожки нет. Нет, ибо их бесконечное множество. Это ум гениального идиота. Его прямо распирает от лучших образцов мысли и слова. Греция, Мексика, ягодицы, распятия, машины, Георг IV, будда Амида, наука, сциентизм, турецкие бани - все, что хотите. И каждый пункт абсолютно не связан с остальными.
С кем у Уильяма Хёрста не сложилось, так это с художественной интеллигенцией. Притом, что людей искусства Хёрст, в принципе, любил. Завсегдатаями гостевых домиков замка Сан-Симеон были Чарли Чаплин, Кароль Ломбард, Мэри Пикфорд, Долорес дель Рио. Творческая братия, подобострастная в лицо, жирными мазками писала за глаза великое полотно Хёрстовой мифологии, демонизируя магната похлеще марихуаны. Переосмысленный под самыми причудливыми углами образ Хёрста украсил не только упомянутые творения Стейнбека и Хаксли, но и самые обличительные страницы Фрэнсиса Скотта Фитцджеральда («Последний магнат») и Джона Дос Пассоса («Большие деньги»). Главный же удар по королю СМИ нанес режиссер Орсон Уэллс, снявший в 1941-м фильм «Гражданин Кейн».
Обиднее всего, что Уэллс позаимствовал для своего героя - газетного магната Чарльза Фостера Кейна - лишь самые поверхностные факты биографии Хёрста: желтопрессную войну с Пулитцером, неудачи на выборах губернатора да монструозного вида замок. На этом более или менее правдоподобном фоне в кинофильме разыгрывалась драматическая история любви магната Кейна и хористки Сюзен Александр, прототип которой общественность тут же усмотрела в Мэрион Дейвис - актрисе, разделившей с Уильямом Хёрстом последние 26 лет его жизни. Именно эта - несуществующая! - параллель
[37] вывела 78-летнего Хёрста из равновесия, заставив разменять спокойную старость на затяжную войну с молодым режиссером.Война оказалась бескомпромиссной. С применением самой тяжелой артиллерии. Луис Меер (тот, что «Метро-Голдвин-Меер») собственной персоной возглавил армию голливудских чиновников, которые пытались всеми правдами и неправдами заполучить у киностудии RKO негативы Уэллса с единственной целью растворить в кислоте «Гражданина Кейна», лишь бы не допустить фильм до проката. Сорвалось. Тогда в ход пошли угрозы, вплоть до физической расправы над владельцами кинотеатров. Кульминацией стало обвинение Уэллса в шпионаже и поддержке коммунизма с последовавшим расследованием ФБР. Казалось, Уильям Хёрст одержал победу: кинопрокатчики страны единодушно отказались от показа фильма, из 9 номинаций на Оскар 1942 года фильм получил единственную награду, после чего на 25 лет лег «на полку» в самой демократической стране мира. Но кончилось все тем, что кинокритики почти единодушно назвали творение Уэллса лучшим фильмом в истории кинематографии, а сам Уильям Хёрст запечатлелся в памяти потомков как «прототип Чарльза Фостера Кейна».
На финишную прямую нашего исследования мы выходим с четырьмя мифологемами: Уильям Хёрст как
· отец «желтой прессы»;
· строитель «замка Хёрста»;
· душитель марихуаны и
· прототип фильма «Гражданин Кейн».
Не густо. Попробуем несколькими штрихами восстановить справедливость.
Начнем с того, что замечательный сенатор-шахтер-миллионер Джордж Хёрст, скончавшийся в 1891 году, не оставил, вообще-то, своему дорогому сыну ни цента. Все «заводы и пароходы» перешли в управление Фэби, матери Уильяма, от которой «создатель желтой прессы» зависел практически до самой ее смерти в 1919 году.
Безусловно, издательский бизнес Хёрста явился чрезвычайно доходным проектом, однако особо разжиться никогда не получалось. В первую очередь, потому, что Хёрст никогда не был правильным бизнесменом и все лишние деньги тут же тратил на произведения искусства, роскошные украшения и любимых женщин. Не следует забывать о пятерых сыновьях, которые во всем стремились походить на отца.
Теперь о новаторстве. Будем справедливы: пальма первенства в почетном деле изобретения «желтой прессы» по праву принадлежит Иосифу Пулитцеру, а не Хёрсту. Хёрст, в сущности, ничего сам не изобретал, а лишь прилежно заимствовал у своего учителя. К тому же Хёрст переманил у Пулитцера ВСЕХ лучших художников и журналистов со всеми творческими наработками.
Если в чем и проявилась неповторимая оригинальность нашего героя, так это в безрассудном вмешательстве во внешнеполитические дела. Но и тут личная заслуга Хёрста невелика: как и все без исключения выдающиеся люди Америки, он был более чем видным и ранговитым масоном. Без такой поддержки сложно выпускать газеты с заголовками типа «War? Sure!»
Резюме: Уильям Рандольф Хёрст явно не заслуживает роли демона, которую закрепили за ним представители творческой интеллигенции. Хотя бы потому, что он был подлинным (и таким редким!) гусаром в истории американского предпринимательства.
Свой замок Хёрст завещал Калифорнийскому университету. Когда ученые мужи узнали о ежегодных расходах, на содержание «объекта», они вытерли испарину со лба и вежливо отказались. Потребовалось шесть лет неимоверных усилий и политического лоббирования, пока штат Калифорния не соблаговолил принять в дар неподъемную мечту о бессмертии Уильяма Хёрста…
Богемная роща
Сергей Голубицкий, опубликовано в журнале "Бизнес-журнал" №6 от 29 Марта 2005 года.
http://offline.business-magazine.ru/2005/67/178983/
Раз в год ватага влиятельнейших и богатейших людей планеты отодвигает дела насущные в сторону, забирается в глубь лесной чащи и на протяжении двух недель кремирует «Гнетущую Заботу», кантуется в палатках и бунгало, осушает миллионы декалитров «шардонэ», участвует в художественной самодеятельности, стреляет по тарелкам, вкушает малину, купается в Русской речке и - апофеоз! - коллективно писает на красные деревья…
Церемониймейстер: Богемцы, силою нашего братства Гнетущая Забота умерщвлена. Внемлите! Над высокими холмами звучит эпицедиум
[39] Заботы.(Бьет колокол, издалека доносится траурная мелодия. Сквозь листву деревьев проглядывают факелы. Музыка и свет приближаются.)
Церемониймейстер: Вот образ нашего врага - его доставят к нам во исполнение древнего обычая!
(Музыка утихает. Кортеж приближается под аккомпанемент барабанного боя, проходит мимо трапезного круга, по главной аллее подносят чучело Заботы к алтарю Рощи. Факелоносцы отступают к трапезному кругу, за ними следует Старая Гвардия.)
Церемониймейстер: Богемцы, пройдите к Алтарю Богемы!
(Оркестр выходит на Траффик Роуд и снова исполняет эпицедиум. Зрители проходят на свои места перед Алтарем мимо Факелоносцев, которые выстраиваются рядами справа и слева вдоль Эдвардс Роуд. Алтарь залит мягким мерцающим светом, исходящим от Лампы Братства. Излучение полной луны касается кроны дерева Хамадреяды[40]. Из глубины доносятся голоса обитателей Лесного Мира. Из древесной коры выходит Хамадреяда.)
Хамадреяда поет: Красота, сила и мир, они - твои. Они никогда не прекратятся, пока существуют холмы и деревья, пока звезды восходят ночами. И ветер как дар наполняет Храм леса. Красота - твоя, она добра, она создана для твоего наслаждения. Красота и сила, и мир, все они здесь, в месте, где ты обретаешь свободу от помыслов скорбных. О, сбрось свои печали прямо в огонь. Будь сильным вместе со священными деревьями и Духом Рощи. В своих мечтах ты перенесешься в Землю Сердечных Желаний.
(Хамадреяда снова исчезает в дереве. Освещение блекнет. Теперь Алтарь залит только лунным светом. Под аккомпанемент музыки Чарльза Харта появляются Верховный Жрец, его помощники и хористы.)
Верховный жрец: Филин пребывает в своем лиственном храме. Преклонимся же все мы, что в Роще, пред Ним! Восстаньте челом, о вы, древа, и пребудьте в высотах, вечные шпили! Ибо, зрите, вот пред вами Алтарь Богемии и священные столпы этого дома. Сплетающие сети пауки, вам здесь не место!