Староста задумчиво покачал головой. Не похоже, будто проникся.
- А, может, ведьму позвать? - раздался женский голос в толпе.
Я просто опешил.
- КАКУЮ ЕЩЁ ВЕДЬМУ?!
В толпе началось движение. Очевидно, виновница попыталась отползти на задние ряды, но народ мигом вытолкал вперед горбатую бабку.
- Извиняйте, отче, - сказала она, - на днях у меня в доме остановилась, из земель половинчиков пришла. Высокая, молодая, рыжая, в мантии колдовской.
- И ты осмелилась дать кров еретичке?! - гневно спросил я.
- Так ведь она гадать хорошо умеет. Сказала, что камешки волшебные, рунами называемые, разложит, и скажет, кто Любавочке моей будет лучший жених.
Я попытался испепелить бабку взглядом.
- Дело уж больно важное, - залепетала карга, - жениха Любавочке лучшего подобрать следует, чтобы потом не бил её, подарки дарил, деток своих малых любил. Одно дело, когда один сватается, бери, как говорится, что дают. А ежели двое? Да оба они молоды и статны.
- Пусть девица и выбирает, - сказал я.
Бабка презрительно прыснула.
- Где же ей, дуре непутевой, разобраться? Коли даже я, и то выбрать не могу. Я уже в церковь ходила, святым молилась. Подскажите мол, за кого Любавочку отдавать? И вас спрашивала.
- Меня? - удивился.
- Да, батюшка. Вы тогда изволили с плотником да мельником за церковью бельма заливать. А как залили, так прямо в кустах и почивать изволили. Тогда я и спрашивала.
Я задумчиво почесал затылок. Мельник с неделю назад приволок целый бочонок свежесваренного пива. Просил освятить, чтобы не испортилось. Как освящал, помню, а вот что дальше было....
- И что же я ответил?
- Что, мол, всё в руках Светлого Владыки. Пусть дева по сердцу себе выбирает, что ей на роду написано, то и будет, а силой никого под венец вести непотребно.
Я довольно кивнул. Хорошо сказал. Надо будет запомнить. Всё-таки по пьяни красноречие мне не отказывает. Я бы даже перед проповедью по три-четыре кружечки на грудь принимал, ежели б затем святых по именам и заслугам не путал.
- Ну. Всё правильно.
- Да как правильно-то, отче? Вам-то хорошо, помолились, брак освятили, на свадьбе погуляли. А Любавочке-то моей каково? Считай, девке вот-вот семнадцать стукнет, а она ещё не сватанная! Вот я и решила, пусть уж ведьма поворожит, да истину-то увидит. А я уж потом грех отмолю. Вот уже пять серебрушек для искупления приготовила. После свадьбы сразу вам, батюшка, и отдам!
- Что же ты мелешь, непутевая! - схватился я за голову. - Черной ворожбой судьбу определяешь. Сердца людей на небесах переплетаются. Светлым Владыкой освящаются. А ты бесов смрадных в судьбу внучки вмешиваешь!
Горбунья тяжело вздохнула.
- Хорошо, десять серебрушек не пожалею. Но что на небесах решили, знать заранее стоит. Можно и беса послать. А то будет потом она его сковородой, он её топориком, как с последней свадьбы. Верно, я говорю, бабы!? - обратилась зловредная карга к толпе.
Женщины согласно закивали. Я потупил глаза в землю. Действительно, нехорошо тогда получилось. Хоть и умерли, по моему наказу, молодые в один день. Она без головы, он с петлей на шее. Пожертвований тогда, правда, собрать удалось уйму. Сразу два повода, и свадьба, и отпевание. Но пропади они пропадом, такие деньги. Стариков хоронить дело невеселое, но естественное. Всему на свете срок приходит, а когда молодых, да по такой дурости. Нет!
Бабка начала громко причитать, рассказывая, как заезжая ведьма ей подсобила, как судьбу прочла. Мол, за будущее родной Любавочки она отныне спокойна. О растерзанных трупах дровосека и его младшего сына, люди, похоже, и думать забыли.
Чертовы грешники! Пока бабы окончательно до греха не договорились, дружно порешив, что ворожба и гадание - дела почти Богоугодные, я решил быстро вправить им мозги, зайдя с другого бока.
- ВОТ! Взгляни теперь в глаза несчастной сестре своей, мужа и сына потерявшей! - закричал я, указав на убитую горем вдову дровосека, - посмотри, говорю! И осознай, скажи добрым людям, стоят ли слезы её твоего греха!?
Бабка поперхнулась.
- А что сразу я-то? - опешила карга.
- Она ещё спрашивает! - воскликнул я. - Ведьме - еретичке презренной, кров и пищу дала, ворожбу черную в нашей деревне допустила, мне ничего не сказала, а потом у нас в развалинах упырь просыпается!
Старуха испуганно захлопала глазами.
- Да как же оно так-то? - воскликнула горбунья. - С простой ворожбы-то?!
Я покачал головой.
- Нечистая сила одна! Богатство обещает. Поначалу многого не просит, но стоит ей только щелочку приоткрыть, как она мигом в избу проникает, и злодейство людям добрым чинит!
Дровосеки изменились в лице. Старший сын, утерев слезы, шагнул вперед и гневно схватил старуху. Зарычав, детина поднял бабку над землей и силой потряс.
- Ох-ох-ох, - запричитала горбунья, выплясывая в воздухе ногами.
- Ах ты, карга старая! - рявкнул он. - Из-за тебя, значит, я отца и брата сегодня лишился!
- Да, кто ж знал-то, милок!?
- Знал?! Да я тебе сейчас!
Дровосек занес кулак, намереваясь выбить из горбуньи последнюю дурь. Я поспешил вмешаться. Вправить карге мозге, конечно, следует, но в таком состоянии парень просто убьет старуху, а мне и так уже есть кого отпевать.
- Опомнись, отрок! - воскликнул я.
- Уймись, болван! - поддержал староста.
Вдвоем мы с разных сторон ухватили парня за руки и заставили отпустить старуху. Горбунья попыталась укрыться в толпе, но бабы уже сменили настроение, забыв про душераздирающие проблемы милой Любавочки.
- Ах, ты, ворожейка черномазая! - закричала мельничиха.
- Гадалка мертвечинная! - воскликнула жена плотника.
- Чтобы тебя саму упырь сожрал! - поддержала её дочка.
Вперед вышла жена кузнеца. Высокая и статная, лишь на ладонь уже в плечах своего благоверного, она решила сразу перейти от слов к делу, влепив горбунье доброго пинка. Старуха аж взлетела, кубарем откатившись обратно к дровосекам. Староста заслонил бабку от старшего сына. Я поспешил урезонить женщин. Если от встречи с дровосеком горбунья ещё отлежится, то под горячую руку жены кузнеца лучше не попадаться. Потом костей не соберешь.
- Опомнитесь, миряне! - воскликнул я. - Каков с неё - дуры старой, теперь спрос? Грех малый в душе своей затаила, ну, так отмолим. Главное, раскаяться.
Обернувшись, я строго посмотрел на бабку.
- Ты ведь раскаиваешься?
Горбунья поспешно закивала, и, не сходя с места, начала бить земные поклоны. Получилось у неё хорошо. Искренне. На весь лоб головой в землю ушла.
- В церковь потом зайдешь, исповедуешься! - рявкнул я. - И внучку с собой прихвати. Вдруг и в ней тоже чернота затаилась. От того, насколько честны и ЩЕДРЫ будете, от того и прощение Светлого Владыки зависит!
- Погоди, Феофан, проповедь начинать, - встрял староста, - потом бабке и внучке её непутевой грехи отмаливать будешь. Скажи, что с упырем делать?
Я опасливо посмотрел на лицо старосты. Коли он отбросил всякие "отче" и "батюшка", значит, и впрямь рассердился. Особенно раз на "ты" перешёл. Как и всякий хозяйственный мужик, староста не любил разглагольствований на любые темы, в том числе и религиозные. Безусловно, все положенные честному прихожанину ритуалы он соблюдал, в добром настроении на пожертвования не скупился, но глубокой веры был чужд. Церковь он регулярно посещал потому, что положено, но всегда стремился сократить время своего пребывания и отправиться заниматься хозяйством. Деревенские проблемы староста предпочитал решать быстро и практично, то есть, он скорее предпочтет вложить деньги в новые семена, чем заказать молебен о добром урожае. О том, что одно другому не мешает, я ему много раз говорил, но староста всегда меня внимательно слушал, а делал по-своему. Сейчас мужчина хотел услышать толковые предложения, а не длинные проповеди. Моё науськивание деревенских друг против друга староста явно не одобрил. По счастью, я уже знал, что делать.
- Перво-наперво следует выгнать ведьму из деревни! - сказал я. - Уверен, упырь за её черной душой явился!
Народ разом охнул, вспомнив, что у горбуньи нашла кров гадалка. Сама бабка мигом перестала бить поклоны и затянула протяжный вой.
- Ой-ой-ой, ЛЮДИ ДОБРЫЫЯ, уж простите меня, грешную! Виновата, да только эта магичка рыжая меня сглазила, заговором проклятым обманула! Уж помогите мне, седой, выгоните проклятущую ведьму из дома!
Деревенские согласно загудели. Подтянувшиеся с огородов мужики схватились за вилы.
- Веди! - крикнул горбунье кузнец.
Бабка поспешно вскочила и, кряхтя, направилась к своему дому, одновременно не забывая выть и что есть мочи ругать злобную ведьму. Вслед за бабкой дружной процессией потянулась вся деревня.
Я заметил в руках старшего дровосека невесть откуда взявшийся факел. Между тем, день на улице едва-едва приблизился к полудню.
- Это ещё зачем? - удивился я.
- Так, вы, отче, ведьму проклятую сжигать будете! - сказал детина. - Вот я вам сразу огоньку-то и захватил.
У меня застрял комок в горле. Сжигать людей мне ещё не доводилось, и, если честно, я отнюдь не горел желанием начинать. В свою же байку про то, что заезжая гадалка призвала упыря, я не верил. Наверняка какая-то авантюристка решила подзаработать, обманув доверчивую горбунью. Грех, конечно, но лишать из-за такого пустяка мошенницу жизни я не собирался. Тем более, столь жутким способом.
- Сбегайте-ка лучше за дегтем и перьями! - сказал я.
Дровосек насупился.
- Как же так, отче, ведьма нам упыря подослала, а мы её лишь в перьях обваляем? - возмутился он.
- Разделяю твоё горе, сын мой, - произнес я, - но, поверь, так будет лучше. Верую, что душу ведьмы ещё можно очистить стыдом. Прибережем священный огонь для другого раза.
Дома в Чертовых Куличках прижимались тесно друг к другу. Суровая жизнь отучила людей жить далеко от соседей. Леса здесь стояли древние, не исхоженные, и опасного зверья в дебрях водилось немало. На равнинах Великого Королевства пуганные за века волки и медведи обходили деревни стороной, а на разбойников и стражу кликнуть можно. В Чертовых Куличках крестьянин мог надеяться только на себя да на соседа, посему деревня старалась жить дружно. Даже бабы не сильно ругались, когда соседская коза на чужой огород за капустой хаживала. Посему к дому горбуньи озлобл