– Извини, людей дать не могу, – развел руками Радий Владимирович, будто снова прочел мысли охотника. – Сами знаете, какая ситуация. Вдруг вы уйдете, а к нам тут враг нагрянет. Каждый человек на счету. С оружием подсоблю.
– Спасибо, понимаю, – тихо произнес охотник. – Сами попробуем дойти. Вроде не очень далеко. А дорога как?
– Терпимо, – Радий Владимирович постучал пальцами по столу. – Главное, в лес особо не суйтесь, не по грибы все-таки идете – бывало, там люди пропадали. А вот как подойдете ближе к селянам – там у них спокойнее. Не знаю уж, чем они хищников отваживают, но те их особо и не тревожат. Деревеньку изгородью обнесли, овощи растят, рыбу ловят. Обжились, приноровились, так и тянут. Нам продукты подкидывают, а мы им – оружие да инструменты кое-какие.
Аркадий попросил у коменданта листок бумаги с карандашом, чтобы схематично накидать карту и маршрут. Рисуя линии и значки, охотник машинально подметил, что его рука дрожит. Не ускользнуло это и от внимания Радия Владимировича. Мужчина придвинулся ближе, заглянул в глаза охотнику.
– Знаешь, Аркаш, – протянул комендант, словно собираясь с мыслями, и взгляд его потеплел. – Извиниться я хотел перед тобой. Не наша это война, не хотели мы ее начинать. Насмотрелись уже на боль и смерть, сыты по горло. Прости за сына твоего, сердечно прошу. Знаю я, каково это. Ты ведь еще надеешься найти его?
– Надеюсь, – кивнул охотник. – Я пока его живым или мертвым не найду – не успокоюсь. Искать буду, покуда сил хватит.
Охотник кивнул, наблюдая за мужчиной. Казалось, лицо его осунулось, и Радий Владимирович словно постарел лет на десять. Будто маска напускного благополучия спала, и под ней обнаружился усталый, измученный жизнью старик. Что же происходило с комендантом?
– Знаешь, я все тот день вспоминаю, – продолжил негромко Радий Владимирович. – Двадцать лет прошло, а забыть никак не могу. Ночами до сих пор снится. Я ведь тут, на стекольном работал. У меня смена была, а Люда с Вадиком, с сыном, к теще в деревню поехали. Если бы знать…
Охотник смотрел на коменданта и поражался, какие перемены произошли в нем. Когда их только привели к нему на допрос, это был сильный волевой мужчина, глава убежища, готовый защищать своих подопечных любой ценой, до последней капли крови. А сейчас за столом коменданта сидел бледный измученный старик.
– Я себя иногда виню, – тихо продолжил майор. – Все думаю, думаю, а что, если бы тогда по-другому вышло? Если бы их за город не отправил. Двадцать лет прошло, а все из головы нейдет. Думал – переболит, забудется, да все никак.
Радий Владимирович снова выдержал паузу, глубоко вдохнул. Охотник, скованный внутренним напряжением, не решался нарушить внезапную исповедь майора. Может быть, комендант таил это в себе многие годы, ждал подходящего момента и собеседника? Аркадий вдруг почувствовал себя неуютно, знакомая тоска сдавила сердце. Он подумал, что они бы с Радием могли стать заклятыми врагами: по приказу коменданта стеклозавода, хоть и не намеренно, ранили, а может и убили, его сына, а Аркадий пришел сюда из логова врага; но сейчас охотник чувствовал в этом человеке родственную душу. То же самое, похоже, ощущал и комендант, раз вдруг так неожиданно решил поговорить с охотником по душам.
– Этот бомбарь уже на ладан дышит, – посетовал Радий Владимирович. – Все поизносилось. Латаем, латаем, да только старое все уже. Люди тревожатся, а я ведь за всех здесь отвечаю – чтобы не болели, чтобы не голодали. Защищать я их должен, они мне как дети родные. Понимаешь?
– Да, – склонил голову охотник. Ему не хотелось перебивать коменданта, Аркан видел, что тому хочется выговориться.
– После гибели сына и жены я понял, что недостаточно уделял внимания тем, кого люблю. Человек живет ради человека. Мы – стадные животные, и поодиночке весь смысл теряется. Я в ответе за них, – Радий Владимирович обвел рукой стены комнаты. – Они иногда говорят, что обязаны мне, а мне смешно. Как дети, правда. Это ведь я им всем обязан, что живой, что не рехнулся с горя и не застрелился. Как бы я без людей-то жил? И представить даже себе не могу.
– А я вот сам без людей жил, – отозвался Аркан. – Думал все, что один смогу, а сейчас вот тоже понимаю – глупым был. Наказали меня будто за это, сына отняли. А теперь вот сам не знаю, что будет.
– Хорошо все будет. Найди его, Аркаш, – требовательно попросил майор. – Обязательно найди, и возвращайтесь. Вчетвером возвращайтесь, слышишь?
– Постараемся, – выдавил улыбку охотник. – А вы-то теперь как сами жить будете? Беспалов ведь не успокоится. Война началась, он как с Институтом разберется, к вам полезет, мстить.
– Как и прежде будем, – развел руками комендант. – А что нам еще остается? Победив одну битву, войну мы не выиграли, только растравили противника. Да и не хотим мы войны этой, не продержимся мы долго. Мало нас, да и не готовы мы к войнам. Так, хищников сдерживаем, а человек – опаснее зверья.
Внезапно майор посерьезнел. Казалось, печаль и тревога улетучились, взгляд его стал сосредоточенным. Комендант хотел сказать что-то важное.
– Мы в том году на связь с Чебоксарами вышли, – сказал майор, глядя на карту. – Сами не ожидали. У них там тоже выжившие есть, и немало, – в убежище под заводом. Представляешь, своего сослуживца услышал – он там советник коменданта их бункера. Поговорили за жизнь – они нас к себе зовут.
– Как это «к себе»? – удивился охотник. – Это же так далеко, как добираться?
– Толкач у нас есть исправный, – осторожно поделился Радий Владимирович. – Мы его подлатали, так что доплыть можно. Да все никак не решимся. Сослуживец говорил – у них места много, готовы вроде нас всех вместить. Думали, послать «гонцов» сначала, разведать – что да как. За пару дней, думаю, доплыли бы туда, разузнали, а потом за людьми бы вернулись. Да все сомнения покоя не дают. И плыть страшно, и тут оставаться уже опасно.
– Удивительно, – ответил охотник. – А я и не слыхал ничего про Чебоксары. А вон оно, оказывается, как вышло. И там тоже выжили.
– Выжили, – подтвердил комендант. – И нам выживать надо, решать что-то надо, пока тут не передохли все, как мухи. Не будет нам тут жизни, – не враги, так другое. Не увезу я отсюда людей – наверняка пожалею потом. Но и рисковать нельзя. Вдруг меня завтра закопают? Я же умереть спокойно не смогу, зная, что они все тут могут погибнуть. Будущего я для них хочу, Аркаш. Понимаешь?
– Понимаю, – кивнул охотник. – Думаю, надо решаться. Ведь некуда больше податься?
– Некуда, – расстроенно произнес Радий Владимирович. – А куда идти? В Институте для нас места не приготовили. Или тут торчать, уповать на то, что этот бункер еще несколько лет протянет, за жизнь цепляться? У них там, в Чебоксарах, и фонит вроде не так сильно, как у нас. Надежда хоть какая-то.
– Хорошо, когда есть надежда, – улыбнулся охотник. – И у меня вот надежда появилась.
– Ступай, Аркаш, – сказал комендант и протянул охотнику руку. – И обязательно возвращайтесь.
Аркан сдавил сухую ладонь начальника убежища и шагнул к выходу из кабинета. Когда он открыл дверь, то услышал свое имя.
– Аркаш, – тихо позвал глава убежища. Охотник обернулся и поймал на себе взгляд коменданта. Радий Владимирович выдержал короткую паузу и склонил голову. – Дай-то бог!
– Спасибо! – кивнул Аркан и вышел из комнаты.
Слова Радия Владимировича крепко засели в голове у Аркадия, разбередили что-то в душе. «Человек живет ради человека». Что он сделал не так в своей жизни? Не в том ли его вина перед людьми, что он забыл про них, выбрав долю отшельника? Аркан неожиданно понял, что годы, проведенные в одиночестве, были самыми пустыми в его жизни. Понял, что, лишив себя общества людей, отнял у себя возможность смотреть на людские боль и радости, сопереживать. Он вспомнил погибших Гришу и Лукича, доброго и преданного своей вере монаха в подземелье и властного коменданта Столицы. Вспомнил непоколебимую веру брата Александра и слезы Дианы в камере, дружбу Куля и Юрича и холодную жестокость Богуса. Все они были разными: жестокими и преданными, добродушными и надменными, но они оставались людьми. И охотник вдруг понял, что минуты, проведенные с ними, стоили дороже, чем годы одиночества. Человек может стать по-настоящему человеком только среди людей. Может, потому и случился ядерный Армагеддон – потому что люди разобщились, потому что эгоизм победил дружбу? И сейчас людям дали еще один шанс, а они упускают его, даже не задумываясь.
Перед выходом отправились навестить Юрича в местном лазарете. Пока Куль вел троицу коридорами и переходами, Аркадий изучал убежище стекольщиков. Были тут и мастерские, и жилой сектор, и даже небольшая ферма.
– Пытаемся растить, – покивал Куль на вопрос Аркадия. – У селян-то садоводство половчее получается. Радий вон пытался гидропонику внедрить, да плохо приживается.
Лазарет пристроился в дальней части бункера. Куль поздоровался с усатым врачом, о чем-то спросил его. Мужчина быстро черкнул в маленькой книжице и пропустил всех четверых.
– Недолго, – строго сказал врач, провожая взглядом посетителей. Узкий коридор привел друзей к тесному помещению, заставленному кроватями. Койки в основном пустовали – в лазарете лежали только несколько стариков и женщин. Куль повернул голову к стене, и по его лицу расползлась улыбка.
– Вон он, – махнул рукой парень. – Разлегся, барин.
Юрич расположился на койке у самой стены. Завидев друзей, он радостно замахал рукой и стал подниматься. Переоблачившись из камуфляжа и «химзы» в потертую «белугу», Алексей выглядел сейчас по-простому, по-домашнему, и нынешний облик никак не вязался с образом опытного сталкера-разведчика.
– Вот и Коленька пришел к раненому Юричу, – заулыбался Алексей, приподнимаясь на кровати. По очереди поздоровались. Юрич выглядел бодрым, лишь лицо еще хранило болезненную бледность. С визитом друзей он оживился, стал как будто румянее и веселее.
– Вставай, калич[8]