лах именно периодом молчания. Характерно, что символической доминантой площади становится при этом памятник Ленину, а мемориал погибшим местным жителям так и не появляется.
Постсталинский период, по свидетельствам жителей Уварова, становится временем возобновления публичных разговоров о погибших во время восстания. Разумеется, обсуждение прошлого происходило в рамках памяти, заданных наследниками победителей. Территория у храма, в это время переустроенного в Дом культуры, с одной стороны, частично была занята новыми объектами (танцплощадка-амфитеатр, детский «городок»), а с другой — стала местом мемориала погибшим коммунистам.
Созданный мемориал — стела над могилами погибших за становление советской власти — вполне вписался в общий ландшафт «центрального» места, но при этом не был пространством заметных коммемораций — скорее знаком «красного села» и местом перечисления имен погибших граждан. Десятилетия молчания сделали свое дело, и для большинства современников сами имена захороненных на этом месте, как и погибших непосредственно при взятии Уварова, уже не были очевидны. Показательно, сколь явно уже в это время размываются границы связи монумента с конкретным событием в прошлом. Не только потому, что имена действительно захороненных сложно точно установить, но и потому, что довольно быстро появилась (и как минимум частично реализовалась) идея «вписать» на монумент дополнительные имена. Ко всему прочему сюжет с вписыванием нового имени выявляет влияние местных элит на состояние и развитие памяти в период застоя: упомянутым в списке героев, «по просьбе» влиятельного функционера, мог быть персонаж, не связанный с общеизвестной историей революционного Уварова. Даже изменение хронологической рамки в надписи (вместо «1920–1921» — «1918–1921») не только скрывает локальное событие восстания, но и создает расширенную рамку коммеморации. Стеле приписывается роль символа всех большевиков и сочувствующих, которые погибли в революционную эпоху.
Наконец, в постсоветский период вновь происходит существенное переструктурирование места захоронения и изменение ритуалов, связанных с ним. При этом, превратившись в «памятник архангелу Михаилу», стела стремится не столько низвергнуть большевистских героев-жертв, сколько включить их в хронологически и тематически расширяющийся контекст поминовения. Современный ритуал поминовения, приуроченный ко Дню всенародного единства, начинается с молебна у «памятника архангелу Михаилу», продолжается крестным ходом-«демонстрацией» и завершается митингом у мемориального комплекса «Победа». Тем самым все отчетливее проявляется объединяющая коммеморация погибших в совершенно разных войнах и в разные эпохи.
Ил. 3. Скульптура архангела Михаила у Христорождественского собора. 2022 г. Автор скульптуры Виктор Остриков. Фото Е. Мироновой
На примере одного городского объекта мы можем увидеть динамику развития представлений о Тамбовском крестьянском восстании и специфику практик его поминовения. Характер этой динамики проявлялся в частичном переосмыслении местной традиции почетных захоронений и колебался от установки на забвение до попыток поименного сохранения памяти о героях/жертвах. В наши дни «стела единства» представляет местным жителям новое, «примирительное» прочтение трагических событий 100-летней давности. Нынешний монумент продолжает тенденцию к расширению хронологического контекста поминовения. Память о красноармейцах, погибших во время крестьянского восстания, не только расширена за счет памяти всех жертв Гражданской войны, но и стала памятью о всех жертвах этого конфликта, и более того — герои и жертвы войны Гражданской все более отчетливо соединяются в коммеморациях с погибшими во время Великой Отечественной войны.
Ил. 4. Территория вокруг Христорождественского собора после реконструкции. 2022 г. Фото Е. Мироновой
Глава 3. ПОХОРОНЫ РЕВОЛЮЦИИ: МЕМОРИАЛЬНЫЕ КЛАДБИЩА 1920‐Х ГОДОВ[156]Память о революционной эпохе в пространстве большевистских некрополей(Соколова А. Д.)
После революции 1917 года одной из важнейших задач, вставших перед большевиками, стала задача формирования нового пространства смыслов и символов, преобразование капиталистической страны в витрину социалистической революции. Несомненно, важнейшей частью этой работы стал ленинский план монументальной пропаганды: на смену монументальным символам прошлой эпохи должны были прийти символы, прочно утверждавшие наступление новой. Повсеместно создавались и новые памятники, закреплявшие символическое значение событий недавнего прошлого. Одной из их форм стали революционные некрополи, возникавшие даже в самых небольших поселениях страны.
Появление новых революционных некрополей было связано с новым похоронным ритуалом, который берет свое начало в похоронах революционеров XIX века. События 1917 года и победа большевиков способствовали институционализации новой формы похорон и обрядности. Красные похороны, организованные комсомолом и ячейками РКП по всей стране, воспроизводили все основные черты старых революционных похорон. Красные гробы, ленты и флаги, оружейные залпы и речи на могиле — все это подчеркивало преемственность этой практики с похоронами значимых деятелей революционного движения в прошлом. Слова похоронного гимна «Вы жертвою пали в борьбе роковой» свидетельствовали о том, что революционная борьба продолжается и те, кого хоронят сегодня, — ее новые жертвы. В небольших, особенно деревенских сообществах красные похороны для немногочисленных партийных ячеек были также важным способом мирно говорить о своих идеалах, предлагать альтернативную традиционной картину жизни. В то же время для самих большевиков это было одним из способов конструирования собственной новой идентичности, новой советской субъективности.
После революции похороны стали одной из частей новой антиклерикальной коммунистической обрядности. Первые опыты «коммунистического ритуала» носили стихийный характер. Однако уже к концу Гражданской войны сформировались основные сценарии так называемых красных крестин, красных свадеб и красных похорон[157]. В 1920‐х годах идея новой обрядности (равно как и праздничной культуры) становится частью государственных агитационных кампаний по атеистической пропаганде и движения за новый быт. Обряды становятся своеобразной демаркационной линией между старым и новым миром, что хорошо бросается в глаза в публицистике того времени[158]. Кроме того, новые обряды имели важнейшее политическое значение, поскольку каждый такой эпизод являлся перформативным актом, утверждавшим ростки новой жизни в старом мире.
Судя по газетным публикациям того времени, каждый случай коммунистических похорон воспринимался местными сообществами как событие резонансное. Красные похороны собирали большое количество любопытных[159] — вплоть до нескольких тысяч человек[160], «пришедших посмотреть, как коммунисты хоронят своих товарищей без попа и заунывного пения, без кутьи, поминок и плакальщиц»[161]. В похоронах принимали участие не только жители того населенного пункта, где жил умерший (часто — рабочие-сослуживцы с фабрики или завода), но и жители окрестных деревень[162]. Среди них были как идейно близкие (рабочие, комсомольцы, коммунисты), так и простые крестьяне[163] и беспартийные рабочие[164], «и не только что молодежь, но и мужики, и бабы все пошли, даже старухи и те пошли смотреть»[165]. Корреспонденты часто отмечали, что число участников и зрителей похорон превышало число людей в церкви даже на самые большие религиозные праздники — на Крещение[166] и Пасху[167].
Организаторами красных похорон чаще всего выступали комсомольцы[168], реже — местная ячейка партии[169]. Также к участию в похоронах могли привлекать военные оркестры[170]. Подготовка к похоронам начиналась заранее. Активисты готовили знамена[171], разучивали похоронные марши и «на флаг нашивали черный материал — в честь траура»[172]. В назначенный час организаторы собирались в помещении Союза молодежи[173] или у дома умершего[174]. В доме у гроба покойного стоял почетный караул[175].
Церемония представляла собой торжественное шествие на кладбище. «Впереди шли музыканты, потом комсомольцы несли красный гроб, и за телом шли комсомольцы и коммунисты с флагами»[176]. Революционные песни[177] и похоронный марш[178] перемежались с торжественной музыкой в исполнении оркестра[179]. Кульминацией и наиболее значимой частью похорон была так называемая гражданская панихида — торжественно-траурные речи о жизненном пути умершего. Чаще всего она происходила на кладбище у могилы