лица свободно болтающиеся, не нашедшие пристанища ни в городе, ни в деревне, но зато хорошо запомнившие революционные лозунги», а продразверстка оценивалась как политика «разорения сибирского крестьянства»[513]. Житель Абатского района, бывший учитель истории, в 1996 году писал: «По-разному трактовали это событие. Многие крестьяне в 1921 году поняли, что идет настоящий грабеж… Всего по Челноковской волости в восстании принимали участие более 100 семей. Были участники и из других волостей»[514]. Он писал об участниках восстания и членах их семей, которые были вынуждены бежать и скрываться: «Многих участников восстания боязнь заставила навсегда покинуть родные места. Они уходили, уезжали, скрывались, хотя вины на совести многих не было»[515].
В 1997 году в газете «Тюменская правда» вышла серия статей советника юстиции В. Лисова, в которых он дискутировал с участниками Всероссийской научной конференции «История крестьянства Урала и Сибири в годы гражданской войны»[516]. Он доказывал, что необоснованную жестокость проявляли обе стороны восстания: «Хотя и говорят, что „мертвые сраму не имут“, но мертвых надо защищать, даже ради чести и достоинства их детей и внуков, для которых далеко не безразлично, кем были их отцы и деды — бандитами или поборниками за крестьянскую долю, по существу ставшими без вины виноватыми»[517].
В краеведческой литературе также заметно влияние юбилейных дат. Так, к 80-летнему и 90-летнему юбилеям Абатского района были изданы обзоры наиболее важных событий в истории края, связанных в том числе с Гражданской войной и крестьянским восстанием. Авторы-составители книг А. С. Везель (2008), А. А. Денисова (2005), Л. А. Александрович (2014) обобщили архивные материалы, музейные документы, воспоминания старожилов[518]. В Армизонском районе писатель и поэт Ю. А. Баранов, работавший ранее директором Южно-Дубровинской школы, издал за свой счет книги (2013, 2014, 2016). В основе его работы — художественная обработка реальных фактов из жизни земляков, рассказов очевидцев событий 1920‐х годов[519].
В краеведческом издании, подготовленном А. А. Денисовой, о восстании пишется очень кратко и с односторонних позиций: «Только за первый месяц восстания тюменские большевики потеряли около 2000 человек — погибли почти все продработники и милиционеры, попавшие в руки восставших. Арестованных били нагайками, кололи штыками, морозили и опускали в прорубь. Жестокость восставших вызывала ответную ярость при подавлении восстания»[520]. В книге А. Везель события 1921 года освещаются также с привычных для советского времени позиций: бандиты и богачи-кулаки расправлялись с красноармейцами, коммунистами, комсомольцами, расправы были жестокими — «обоз был обстрелян, и над комсомольцами учинена расправа, им, живым, распороли штыками живот и насыпали зерно»; мятежники опустошали закрома, крестьяне с тревогой смотрели на их бесчинства; после подавления основных сил восставших участники восстания укрылись и превратились в бандитские шайки, банды[521]. В характеристике трагических действий по изыманию зерна в ходе продразверстки, возможно, допускается инверсия, дискредитирующая восставших: «Мятежники опустошали закрома. Крестьяне с тревогой и страхом смотрели на их бесчинства. Кто-кто, а уж они понимали, что предстоящий сев будет трудным, ведь у них брали не только семенное зерно, но и лошадей, весь металлический инвентарь, который их же силой заставляли перековывать на пики и сабли. Но молодая советская власть сумела подавить восстание с помощью регулярных частей Красной Армии»[522].
Но спустя шесть лет, в 2014 году, Л. А. Александрович в юбилейном издании к 90-летию Абатского района по-другому показывает исторический контекст восстания. Ссылаясь на документы, автор демонстрирует, как неорганизованное движение крестьян против продразверстки принимало форму вооруженного восстания, которое отличалось невиданной жестокостью как со стороны повстанцев, так и со стороны красноармейцев и бойцов соединений, подавлявших это восстание[523].
Уже в 2010‐х годах, помимо публикаций краеведов и местных журналистов, на страницах районной прессы появляются аналитические материалы историков, профессиональных исследователей событий 1920‐х годов (к примеру, О. А. Винокурова, А. А. Петрушина и др.). Так, в 2014–2017 годах в «Армизонском вестнике» была опубликована книга О. А. Винокурова «Забытые сражения: Гражданская война в Армизонском районе»[524].
Итак, можно подчеркнуть две важные черты описаний событий восстания и его подавления в местных СМИ и краеведческой литературе. Во-первых, заметки и издания о крестьянском восстании отчетливо привязаны к юбилеям (революции, образования районов), это своеобразные «волны» интереса. Во-вторых, со второй половины 1990‐х годов в местной публицистике менялась риторика обсуждения трагических событий. Изменения эти были направлены в сторону большего идеологического баланса и беспристрастности ко всем сторонам конфликта и носили при этом очень постепенный характер. По сути, установки и формы описания восстания в духе позднесоветских категорий во многом воспроизводились на протяжении двух десятилетий после прекращения существования СССР. Важно отметить, что в процессе этого сдвига в рассматриваемых районах не возникло заметного корпуса текстов с однозначным одобрением восставших — речь идет именно о попытке «сбалансированной» позиции. В местном сообществе нет однозначной позиции в оценке участников восстания — «героев», «жертв» и «палачей» — и в характеристике событий 1920‐х годов. Подобная ситуация отмечается и в Тамбовской области, где был еще один крупный центр крестьянского восстания. О. В. Головашина отмечает, что в тамбовских дискуссиях по поводу отношения к восстанию и о восприятии разных сторон, участвовавших в восстании, пока достигнут компромисс, представляющий собой только паузу в борьбе за память, как символический ресурс, важный для протестов против власти и их погашения[525].
К 2010‐м годам основным способом поминовения жертв и героев восстания была установка новых и почитание старых памятников (посвященных «борцам за советскую власть», «жертвам Гражданской войны» и т. п.) на братских могилах. Эта форма коммеморации глубоко укоренена в практиках советского времени. Памятники в виде обелисков массово стали сооружать на местах братских могил, одиночных захоронений и местах массовых расстрелов с середины 1930‐х годов. Такие мемориалы создавали в пределах поселения. У них проводили мероприятия, связанные с изменением статуса школьников (к примеру, прием в пионеры, последний звонок для выпускников), празднества и митинги, посвященные историческим событиям — Дню революции, Дню Победы. В учетных карточках воинских захоронений в описании памятника приводятся тексты посвятительных надписей: «Героям павшим за революцию 1919–1921 гг.», «Вечная память борцам, погибшим за советскую Власть». В официальных списках 1962 года с фамилиями коммунистов и комсомольцев, погибших в 1919–1921 годах в селах Армизонского района[526], даны уточнения о причинах гибели: «Во время восстания зверски был убит бандитами. На теле его 42 штыковых ранения», «зверски убиты», «погибли от бандитских палачей». В исторической справке о тринадцати братских могилах жертвам «кулацкого мятежа 1921 г.», составленной 5 апреля 2004 года в селе Армизонское, сделана на полях помета: «крестьянского восстания 1921 г. / так исторически называется восстание». А уже в августе 2014 года были внесены официальные исправления и уточнения в названия памятников истории и культуры местного значения[527]. Были убраны идеологически заданные коннотации в обозначении захороненных в братских могилах, изменились термины, определяющие события (табл. 1).
Помимо официальных, внесенных в государственный реестр монументов и специальных знаков можно выделить и особые составляющие культурного ландшафта, которые сохраняются в основном только в памяти представителей старшего поколения. Это места массовых захоронений убитых во время Гражданской войны и крестьянского восстания. Такие локусы наполнены «территориальным и социальным смыслом» и представляют собой «определенный ментальный образ, культурный подтекст, совокупность социальных отношений»[528]. Эти памятные места можно отнести к вернакулярным, по аналогии с вернакулярными районами, существующими только в общественном сознании и обычно не имеющими официального статуса[529].
Таблица 1. Перечень уточнений сведений об объектах культурного наследия регионального значения, принятых под государственную охрану решением исполнительного комитета Тюменского областного Совета народных депутатов от 21.11.1977 № 477
Старожилы пока еще помнят место массового захоронения на окраине кладбища в селе Челноково (Абатский район), место захоронения красноармейцев с утраченным в годы Великой Отечественной войны обелиском в окрестностях села Жиряково (Армизонский район) и многие другие. Подобные вернакулярные памятные места есть во многих населенных пунктах, где проходили Гражданская война и восстания